Воля к жизни или ггРРРаа

      Что-то легкое и воздушное кружилось вокруг. Как йогурт. Яркие цвета и контрастные изображения, мир выглядел каким-то не таким. Ноги брели по колено в траве. Запах трав и деревьев. Жаркое солнце согревало теплую землю, по мягкой траве было идти хорошо и приятно. Зеленая, сочная трава приминалась под задними лапами. Почему-то я иду на них. Странно. Легкий ветерок всколыхнул зеленое море. Я поднял взор на небо. Легкие облачка гуляют по нему, стадами белых барашков. А вот та тучка смахивает на зайчика. Странно, вроде голый сезон должен быть. Потом мой взгляд упал на ноги. Они были в обуви, как у двуногов или молодых тупиков. Задумчиво опустил ногу на землю. Поднял. Увидел след своей когтистой лапы. Услышал шипящий смех за спиной. Резко обернулся. Там простерлась голая равнина с пятнами желтеющей травы на черной голой земле. Вдалеке виднелся разрушенный город. Я его сразу узнал, мой город. Только это не реальный город, а как искаженная фотография. Плоская картинка с карикатурными зданиями. Даже сколько до него понять не возможно, а я всегда точно определял расстояние. К городу вели следы когтистых лап. Видимо я пришёл из него.       Мой взгляд упал на ноги в странной обуви, потом на руки с тонкими пальцами. Что делать не понятно. Резко разворачиваюсь к морю травы. Иду среди зелёных трав, оставляя за собой когтистые следы. Постепенно подхожу к деревцам, растущим невдалеке. Высокий берег в два, три моих роста, заканчивающийся резким песчаным спуском. Внизу течёт река. Сильное течение быстро несёт воду. Передо мной возникает странный двуног в маечке и трусиках с босыми ногами. Молодой двуног. Длинные темные волосы падают на плечи. Немного хитрый взгляд зеленых глаз. Странный двуног, но какой-то знакомый. Я втягиваю воздух, чтобы понять, где его уже видел. Приятный запах чего-то родного и знакомого врывается в разум. Чего-то пьянящего. Хочется взять и стиснуть крепко-крепко. Стиснуть и не отпускать.       — Братик, побежали купаться!       Меня хватают за руку. Я смотрю, как тонкие пальчики смыкаются на большой когтистой лапе. Глаза смотрят испуганно и наивно.       — Братик, зачем тебе такие уши?       — Чтобы лучше слышать звуки, например, дыхание добычи и стук сердца.       — А зачем у тебя такие глаза?       — Чтобы лучше видеть в полной тьме.       — А зачем тебе такие ноги?       — Чтобы быстрее бегать.       — А зачем тебе такие когти?       — Чтобы разрывать добычу и врагов на куски.       Какая странная беседа. На меня с испугом смотрят два изумрудных глаза.       — Не бойся, — я аккуратно провожу лапой по лицу двунога.       С ужасом вижу тонкий глубокий разрез на лице, оставленный когтем. Только из него почему-то не идёт кровь. Кровь алыми слезами стекает из правого глаза.       — Ты обещал! — с укором и обидой говорит собеседник.       Глаза меняют цвет на карий, двуног становиться старше. Он становиться выше. Волосы на голове светлеют, на нем оказывается одежда скрывающее тело. Другой, но тоже знакомый.       — Ты обещал! — вторит двуног, а из глаза продолжают течь кровавые слезы.       — Ааафр, — вырвался вопль из моей глотки.       В последний момент передо мной появились два глаза. Просто два зеленых глаза, висящих в пустоте и очень внимательно смотрящих. Потом был шёпот:       — Тебе тоже больно быть здесь?       Вскочив, я обнаружил себя в подвале. Рядом никого не было, только влажный мрак подземелья. Украли! Отобрали! Свиснули самое ценное! Это было как потерять пять, нет, шесть тел двуногов, которых сожрали прямо на твоих глазах! Невероятная злость и обида на мироздание, заставили завыть.       — Груууууу!!! — разнесся вопль по стылому подвалу.       Чтобы выразить всю обиду я выскочил на улицу.       — Грууууу!!! УУУУ! — звучит вой наполненный обидой и отчаяньем.       Украли! Обманули… Это был сон, только сон. Нос вбирал в себя воздух в пустой надежде уловить хоть крохи того запаха, что так будоражил. Я знаю, от снов не остается запахов. Иногда так плохо знать… Ноги подкосились, все четыре, упавшее тело мелко подрагивало.       Мой взгляд наткнулся на белый снег. Снег. Вот как называют твердую воду, что падает на землю с небес белыми хлопьями! Странно, вроде был голый сезон, а теперь холодный. Редкие снежинки кружили в воздухе, видимо легкий ветерок подхватил их с деревьев. Вокруг был белый холст снежного полотна. Дороги, дома, деревья — все накрыло снежное одеяло. Ярко-голубое небо простерлось над головой. Не облачка, только холодная голубая синь пронзительно смотрела на меня. Снег толстым слоем лежал на деревьях и даже самые мелкие веточки все были в белом. Видимо это иней. Солнце переливаясь играло на блестящих кристалликах льда. Веточки блестели на фоне голубого неба. Невероятная картина! Я заворожено смотрел на этот новый очищенный мир. Вся грязь скрылась под толстым слоем белого снега. Даже воздух стал чище, запахи были совсем другими. Морозная свежесть.       С громким урчанием я бросился в снежное покрывало. Над застывшим в морозной тишине городом разнеслось мое довольное ур. Не то лаская, не то терзая, лапы врылись в белое одеяло, накрывшее весь мир. Мягкий снег приятно холодил, неся легкую прохладу. Он приминался под немаленьким весом тела. Лапы оставляли на нем глубокие следы, туловище почти полностью ушло в толстый белый покров. Солнечные свет отраженный от маленьких кристалликов снега, заполнял светом весь мир. Казалось всё пространство заполнено этим светом. Набрав полные лапы снега я с радостным криком подбросил его вверх, задрав голову. Конечно он упал вниз. Прямо на лицо, частично попадая в рот. Холодный и мокрый. Вкус снега как-то сразу отрезвил. Надо осмотреться и понять, что произошло.       Сколько же прошло времени? Я с удивлением рассматривал город покрытый белым полотном. Слишком много белого… Легкий ветерок сорвал снег с ветки, и несколько снежинок, блестя на солнце, затанцевали в воздухе. Мой взгляд следил за этим танцем. Вот одна снежинка кружиться в воздухе и я начинаю понимать этот полёт. Ещё немного и откроется что-то невероятное, невозможное. Кажется будто я сам кружу в этом воздушном танце. Каждое движение становиться ясным, становиться понятно куда она полетит в следующий момент, где будет через десять секунд. Захватывающе. Я так и стоял с приоткрытым ртом полным снега. Снежинку дергает ветерок и танец меняется, надо снова постигать его таинство. Взгляд выхватывает ещё снежинку, потом ещё и ещё. Кажется сейчас раскроется вся тайна мироздания, у каждой снежинки свой, но похожий танец, и вместе они образуют что-то невероятное, но захватывающее. Вот я уже кружу вместе с ними пытаясь разгадать тайну их танца, постигнуть законы, что движут ими. Кажется ещё немного и меня не станет. Будет только этот медленно кружащийся снег и его танец…       Два смачных удара по голове привели меня в чувство. Один левой лапой, второй правой. О как, оказывается так тоже работает! Почесал думалку поймал мысль, врезал по голове во всей дури — выбил всё лишнее. Мой взгляд упал на снежинку. Как интересно устроен её узор. Маленькая звездочка, на которой играет солнечный свет, а если присмотреться, то каждый лучик делится на свои лучики. От них тоже отходят ростки, едва уловимые для глаза, и если очень внимательно вглядываться, то можно уловить на этих ответвлениях отходящие в разные стороны волоски. Кажется ещё немного и откроется невидимая дверь, а за ней что-то не постижимое. Снежинки и их неуловимый рисунок. И всё это подчинено определенной картине, замыслу некого художника, что нарисовал этот не вероятный завораживающий, хрясь. Хрясь.       Два удара выбили из головы все мысли, перевернув на спину. Да, что же такое? Мне что теперь все время себя бить по голове? Я что теперь так постоянно буду зависать? Снежинки конечно очень интересно, но не к месту. Надо собраться и подумать. На мгновение я прикрыл глаза, сбрасывая остатки наваждения.       Потом открыл. Сверху усмехаясь смотрела ледяная синь неба. Она скалилась выдавая свою истинную природу. Там, наверху царила тишина и покой. Мертвая ледяная тишина и абсолютный покой. Прикрывшись своей яркой лазурью, нарядившись в золотой свет солнца, тишина ждала моей ошибки, чтобы навсегда поглотить и раздавить. Только меня не провести.       Ноги сами подняли на четвереньки, тело приняло защитную стойку, готовое атаковать или отразить удар по первой команде. Я осмотрелся по сторонам. Как можно было забыть? Вокруг простиралось ОНО. Безмолвие замаскированное своей нарядной красотой. Сейчас ещё более тихое и давящее. Белое безмолвие зимы. Ещё более опасное чем обычно, опасное до полного уничтожения. Что-то внутри подсказало: опасное лишь слабому или не осторожному. Не мне. Правда, пока я полон сил и внимателен. Ага, внимателен, а не втыкаю на эти клятые снежинки.       — ГГРРРАА, — вырвался рев из моей пасти.       Врешь, не возьмешь! Прогнать, напугать, сокрушить! Тишина бежала разорванная голосом опасного хищника, готового до последнего бороться за свое существование. Я ещё полон сил, чтобы она смела заявлять свои права! Внутри вспыхивает злость.       — ГГРРРАА, — вновь проноситься по зимнему мертвому городу.       — РАА! — отвечает кто-то, не то поддерживая, не то заявляя права на ту территорию.       Тут пришел он. Голод. Жуткий Голод, да такой какого у меня ещё не бывало. И это он ведь с самого момента моего появления присутствует в разуме. Казалось бы, как это возможно? Как Голод может быть ещё больше, чем тогда, когда он составлял всю суть? Оказывается может. Ноздри жадно втягивали запахи в поисках еды, любой еды. Снег скрывал запахи, тушил их, прятал возможную добычу. Зима — неприятное время для хищника.       И все же каким-то своим чутьем я знал: тут рядом еда. Слюна заполнила пасть, капая на снег. Пробежав немного, я стал разрывать лапами толстый покров. Копать! Вот она, в глубине лежит, меня дожидается. Какое знакомое тело, нос ловил запахи обнюхивая обед. Ба, да это же одна из тех тварей, что чуть меня не схарчили. Будь их больше… И ничего им не делается, я же головы всем отрывал и сожрал. Вот твари! На них места живого не осталось, а всё туда же. Исколоченное тело пыталось восстановиться, мутируя в нечто. До последнего цепляются за возможность быть, хоть кем-то, хоть как-то! От воспоминаний о хищниках, внутри поднялась волна злости, жарким потоком распространяясь по телу. Внутренности свело, где-то на задворки появилось понимание, что если прямо сейчас, сию секунду не начать жрать, то тело впадет в оцепенение экономя каждый гран силы.       Злость и голод слились в единый поток, захлестнувший с головой. Я исчез, растворился, словно безмолвный зритель, наблюдал, как пища исчезает в пасти. Наверно можно было вернуть контроль над телом, но не было никакого желания. Всё происходило правильно, не было причин мешать инстинктам.       Удалось съесть троих тварей, двоих собирающихся встать и скрывающих в глубине тел искру существования и третье, с почти угасшей искрой. Даже так в нём что-то тлело. Хотя, что будет если его попытается съесть тупик непонятно.       Постепенно я приходил в себя. Исчез восторг первого момента, видимо эта эйфория была следствием очередного пробуждения. Значит ещё один эволюционный шаг? И как я изменился? И сколько прошло времени? Этот вопрос пришел в голову только сейчас. Хорошо вставляет после пробуждения, хорошо. Так после эволюции и отъехать не долго.       Руки были невероятно худыми, кожа да кости. Видимо все запасы организма ушли на восстановление и новые изменения организма. Хорошо запасенных материалов хватило на всё, и то я был весьма близок к летаргии. Дальше. На кистях выдвижные когти, меньше чем были раньше, но всё равно очень внушительные, сантиметров десять-двенадцать. Выдвигаются из ладоней. Ещё есть пальцы, пять штук, тонкие почти человеческие с небольшими коготками на кончиках. Сантиметра два, небольше. Руки были покрыты костяными наростами, тонкими и легкими. Они складывались в ажурный узор с редкими шипами отростками. Однако их вид был обманчив, я знал, они не уступают по прочности прежним, массивным. Возможно даже прочнее. Хвост. Хвост из маленького отростка превратился в пятую руку. Вот она направленная эволюция и стремление к совершенству заложенное в организмах! Эх, будь у меня такой хвост раньше! Я бы этих тварей! Длинный, длинной метра два, сильный и гибкий. Легкие костяные пластинки прикрывали сочленения, теперь его фиг так просто откусишь! Хрен им, вражинам, а не мой хвостик. На позвонках торчали острые шипики, не добавляющие аппетита и позволяющие легче цепляться за поверхность. Наконечник представлял собой массивное орудие в форме стрелки, которой можно и цепляться лазя по домам, и добычу загарпунить. Хорошее приобретение. Нужное.       Ноги были также худыми с когтями на лапах, на груди "внешние ребра", кожа из коричневой стала серо-зеленоватой. Оттянул пальцами: прочная и эластичная. На спине и шее вдоль позваночника появились всё те же шипики. Рост стал поменьше, метра два не больше, а был два двадцать. Череп, защищающий самое вкусное, был по прежнему массивным, покрытым толстыми костяными наростами. Руки осторожно и тщательно ощупали голову. Два не очень больших витых рога по прежнему прикрывали череп с боков. В целом тело стало более антропоморфным, не знаю к добру это или к худу.       Сейчас, когда я стал меньше, вес тоже уменьшился, а если учесть худобу и новое менее массивное телосложение… Хорошо если килограмм семьдесят наберётся, и это супротив четверти тонны, что было раньше. Семьдесят до обеда, поправил я себя. Вроде можно взвешиваться до еды и после. После еды… Живот был огромным пульсирующим шаром, весил, наверно, как четыре или пять моих веса. Он жил своей жизнью стремительно разлагая добычу. Тонкие жгуты мышц на теле постепенно нарастали, наполняясь горячим теплом и каким-то зудом. Все равно прежнего веса мне не достигнуть, хорошо если сто двадцать, сто тридцать килограмм будет. Меньше масса, это не очень хорошо, сомневаюсь, что прыжок с попыткой раздавить противника будет столь же разрушителен.       Придётся заново обучаться старым приёмам подгоняя их под новое тело. Тут меня стало клонить в сон. Да сколько можно-то я же только проснулся! А ещё говорят мертвые не спят… Хотя какие мы к черту мертвые?       Я побрел к подвалу и забившись на прежнее место вырубился. Ага, типа у меня день был очень тяжелый, челюстями переработал. Ладно, инстинктам виднее, следует к ним прислушиваться. Смачный рыкозевок прозвучал в подвале. Уже уплывая в блаженную тьму, я успел подумать: к инстинктам нужно прислушиваться, ведь, во-первых, так говорят инстинкты, а, во-вторых, они ещё не подводили. Только благодаря им я стал, тем кем я стал. Опасным хищником:       — Аррхх, — вырвался очередной полузевок, полурык.       Продолжаем: опасным хищником и хозяином этих земель. Тело радостно отозвалось на эти мысли, готовностью доказать свою силу. Инстинкты тоже подсказали, что это правильно, быть сильным и опасным, а быть маленьким и слабым совсем не правильно. Нужно быть как можно большим, во всех смыслах, и тогда тишина отодвинется дальше. Мягкая тьма поглотила всё мысли, унося куда-то в даль.