Грязные слухи

Время остановилось. Нет, не так. Оно шло. Бежало, где-то там, на задворках выжженной пустыни. Но здесь, в самом центре, среди разрушенных в пыль жалких грёз и надежд, оно не ощущалось. Здесь было больно и по-прежнему страшно. Страх отступал, когда рядом был хен. Он садился на кровать рядом, прижимался тёплым боком к свернувшемуся комком под одеялом брату и осторожно гладил по плечу. Сначала Тэхен вздрагивал от прикосновений, но потом успокаивался, слушая родной голос, который шептал всякую ерунду. Про то, что все наладится, что все встанет на свои места и забудется. Джин и сам понимал, что несёт какую-то откровенную дичь, но не знал, что сказать ещё. В конце концов, ловко подбирать слова утешения ему никогда не удавалось. Но Тэхен не обижался. Он все понимал. Только жался к хену сильнее, нехотя отпуская его на работу. Изначально, едва заметив Тэ в том переулке, испачканного, вываленного в грязи, крови и бог весть в чем ещё, Джин хотел взвыть раненной белугой, поотрубать бошки всем тем, кто сотворил это с младшим и самому застрелиться. Ведь не углядел, не сберёг. Но едва Тэхен разлепил глаза и дрожащей рукой вцепился в воротник куртки, все чувства, как отрезало. Все неважно, лишь бы не было этой боли и страха в устало прикрытых глазах. Каким Богам нужно молиться, что бы те стерли из памяти весь этот кошмар? Кому продать душу? Отпуск на работе отказались давать, а брать за свой счёт не позволил Тэ. Кто, как не младший брат, поймёт, что сейчас каждая монетка дорога. И Джин сдался. Он наготовил горы еды, оставил на столе лекарства, кучу стикеров — записок по всему дому и ушёл на смену. Едва захлопнулась входная дверь, Тэ поднялся с постели. Поясницу ломило, а сидеть было адски больно. Но пустота внутри пугала гораздо сильнее. Подойдя к окну, он занавесил его тёмной, плотной шторой, которую сам не так давно выбирал, погружая комнату в томный полумрак. В ящике стола обнаружился плеер и наушники. Самое то. Тэхен редко слушал классику. Но сейчас, было именно то настроение. Тихий плач скрипки под аккомпанемент фортепиано стал самым лучшим фоном для размышлений. Для воспоминаний. Едва веки смыкались, перед глазами тут же возникала грязная улица, пошлые ухмылки из темноты. И стая хищников. Все на одно лицо и одинаково мерзкие. Снова стошнило бы, если бы желудок не был так заунывно пуст. Так хотелось начать новую страницу жизни с чего-то легкого и приятного. Но она отчего-то снова заиграла сплошь муторно темными красками. Может, стоило все-таки погибнуть тогда, год назад в аварии? Уйти из этого жестокого мира вместе с родителями и не знать этого всего, не чувствовать на коже следы чужих рук, не чувствовать боль и дикий страх от того, что все снова может повториться. Просто не чувствовать ничего. Прижимая к груди зайчонка, Тэхен достал семейную фотографию. Папа, мама, Джин и Тэхен. Точно. Хен. Нет, хорошо, что Тэ выжил. Иначе брат страдал бы вдвойне. Сильнее, чем сейчас. Губы привычно потянулись, чтобы поцеловать дорогой сердцу снимок. Но замерли в паре миллиметров от стекла. Нельзя! Нельзя касаться этими грязными губами светлой памяти родителей. Фото выскользнуло из задрожавших ладоней, съехав по одеялу до кромки кровати. В наушниках надрывно заплакала скрипка. Вместе с ней заплакал и Тэ. Горько и с надломом. Сорванный голос хрипло вырывался из груди редкими всхлипами. А заяц насквозь пропитался слезами. Фото упало на пол, и поднять её Тэхен так и не осмелился, снова сворачиваясь клубком. Когда с работы вернулся Джин, в квартире было непривычно тихо. Свет везде выключен, еда не тронута и только пустая пачка от таблеток валерианки. В комнате младшего горел ночник. Джин подошёл к кровати и едва не раздавил фоторамку. И как-то сразу все понял. Всё-таки с братом они были очень похожи. И абсолютно не замечая этого, постоянно переживали по одному и тому же поводу, но порознь. Каждый старался оградить другого от собственных страданий и переживаний. Но всему должен быть предел. Смерть родителей они пережили порознь, скрывая боль в дрожащих улыбках и выдавленных из себя словах поддержки. Допускать подобную ошибку сейчас — глупо. И опасно. Джин так боялся, что брат успеет за эти несколько часов сделать что-нибудь с собой. Бежал на остановку сломя голову, одеваясь уже на ходу. Подгонял мысленно автобус, который так некстати подолгу тормозил на каждой остановке. И замер у входной двери, прислушиваясь к звенящей тишине и до дрожи в пальцах боясь опоздать. Но нет, обошлось. По крайней мере, в этот раз. Джин поднял фотографию, ненадолго задержавшись взглядом на снимке, и поставил её на стол, отворачивая к стене. Сейчас им нужно было побыть наедине.  — Спишь? Тихий вздох подтвердил догадку. Какой уж тут сон.  — Можно к тебе?  — Угу. Сокджин осторожно нырнул под одеяло и прижался к дрожащему телу. Едва рука успокаивающе погладила по плечу, как Тэ содрогнулся всем телом, развернулся и прижался к груди.  — При мне можешь не сдерживаться. Я все понимаю. Только не молчи больше, прошу. Я уже не знаю, что и думать.  — Прости, хен, — выдавил из себя Тэ, захлебываясь подступившими снова рыданиями. Седативные не спасали. Абсолютно. — Из-за меня мы так и не сходили в кино.  — Дурашка, — Джин ласково потрепал брата по волосам, прижимая теснее, позволяя спрятать непрошеные слезы у себя на груди. — Еще успеем. У самого едва слезы не наворачивались на глаза от тихих всхлипываний, от дрожащих пальцев, что так сильно вцепились в рубашку на спине. Хотелось узнать, что же произошло, почему все случилось именно с его наивно-мечтательным, таким позитивно-настроенным братом? Чем он заслужил такое? И кому все-таки отрезать ненужные органы?  — Мне так больно, хен. Едва слышное признание просто выбило воздух из легких, рождая в душе дикую смесь из ярости и отчаяния. От бессилия опускались руки. Можно было бы предложить еще раз обработать все ранки, выпить кеторол. Но речь шла совсем не о той боли.  — Тэхен-и, как мне тебе помочь? Ты просто скажи, я все для тебя сделаю. Ты же моя семья.  — Просто побудь со мной еще немного. С тобой так спокойно. И Джин остался. Остался на всю ночь, прислушиваясь к выровнявшемуся дыханию, оберегая сон младшего, поглаживая по спине, когда тот начинал приглушенно стонать и метаться по постели. Охрипший голос молил о том, чтобы все прекратилось. От этого ладони сжимались в кулаки, а зубы едва не скрипели. Только бы их найти. Найти всех и заставить скулить и вымаливать пощаду, выбить из отморозков все дерьмо. Заставить страдать. Но в первую очередь нужно вытащить младшего из этого состояния, вернуть дурашливую улыбку, забавный смех и мечту. Ту самую, что ещё в детстве они разделяли на двоих. Мечту об искренней и настоящей любви. Да, глупо. Да, слишком «небрутально» для парней что ли. Похуй. Сейчас только это тёплое, нежное и ласковое чувство казалось единственным лекарством. Но это уже всецело зависело от самого Тэхена. Заставить кого-то полюбить — пока что у человека нет такой функции. К сожалению. Или к счастью. Так прошла целая неделя. Джину удалось вернуть брату аппетит и заставить питаться хотя бы три раза в сутки. Пусть Тэхен пока и вяло ковырялся в тарелке, апатично размазывая содержимое, но все же доедал свою порцию. И это было сродни первой маленькой победе над недугом. Эдаким неплохим началом. Потом уже постепенно стали проходить и раны. Трещинки в уголках губ заросли корочкой, которую Тэ постоянно норовил содрать, за что регулярно получал по рукам. И сидеть теперь было терпимо. Синяки на боках пожелтели и вот-вот исчезнут. Внешне брат шёл на поправку. Чего не скажешь о внутреннем состоянии. Каждую ночь снился кошмар. Один и тот же, словно в мозгу его поставили на реплей и сломали пульт управления к херам. Снилась рожа Сонмина. Его довольная ухмылка, победный и жестокий взгляд и фраза, после которой начинался ад. «Вот вам шлюшка на вечер». Эти слова крепко засели где-то на периферии. И даже просыпаясь, Тэхен кожей чувствовал прикосновения тех жадных лап. Уже после, стоя в душе, он мочалкой пытался стереть оставшиеся, невидимые следы, раздирая едва не до крови. Но не получалось. Все равно чувствовалась эта грязь, которая словно впиталась под кожу и циркулировала по кровотоку. Стало противно смотреть в зеркало. Шлюшка, которую пустили по кругу совершенно незнакомые парни. Просто шлюха. Разве что денег не дали. Противно. Мерзко. Тошно. В один из растянувшихся чёрным дёгтем дней захотелось вернуться в универ, в ту самую курилку, где всегда ждали. Где было так легко и приятно находиться. К вечно что-то ломающему Мону, холодновато-резковатому Шуге. К Чонгуку. Этой его яркой и милой улыбки, руки, закинутой на плечо, ласкового взгляда бездонных, полюбившихся глаз, так не хватало сейчас. Вот просто нестерпимо и до жути. Странное чувство. Пока необъяснимое, но единственное, что родилось на выжженной пустыни внутри.  — Ты куда? — спросил Сокджин рано утром, заваривая себе кофе и стругая бутерброды.  — На пары, — фальшиво бодро ответил Тэхен, присаживаясь за стол.  — Уверен, что хочешь идти?  — Да, хен, — уже более уверенно ответил младший, едва заметно приподнимая уголки губ. — Не переживай, я у тебя сильный.  — Зато я слабый. И не вынесу, если ещё что случится. Поэтому обещай, что обязательно расскажешь обо всем, что тебя тревожит, окей? Пока хен этого не видел, Тэ по-детски скрестил пальцы на руках.  — Обещаю. «Обещаю, что больше не заставлю тебя переживать из-за меня» — подумал Тэхен, выходя из дома. — «Как бы ни было плохо самому, я не заставлю тебя больше страдать. Ты не должен, хен». Как бы ни было плохо, как бы ни было страшно идти мимо той самой подворотни, как бы ни было больно смотреть на себя в отражениях витрин. Сокджин и так настрадался за ту неделю, что ночевал под боком и невесомо целовал в лоб на прощание по утрам, думая, что брат спит. Нет, теперь проблемы Тэхена — только проблемы Тэхена. Хватит. Пора уже взрослеть. На первую пару Тэ пришёл во время, минут за пять до начала. И сразу почувствовал на себе десяток взглядов. Пристальных и каких-то презрительных. На приветствие никто не ответил. Не услышали или не захотели услышать. «Что происходит?»  — О, явился, наконец. Тэхен вздрогнул. Этот голос ещё долго будет преследовать в кошмарах.  — И сколько стоила твоя честь, Ким Тэхен? В аудитории поднялся гул. Все стали шептаться, переглядываться и морщиться. «Что происходит?» Но парень не успел озвучить свой вопрос, в кабинет вошёл преподаватель. Тот самый, который так мило улыбнулся в первый день в новом универе, спросил его имя и сказал, что будет трудно. Но сейчас он, как и одногруппники, лишь наморщил лоб и горько усмехнулся.  — Решили почтить нас своим присутствием? А стоило ли? Глаза Тэ удивлённо расширились. Не может быть. Они ведь не знают? В голову едва ощутимо что-то ударило. Оглянувшись по сторонам он заметил скомканный лист бумаги, весь исписанный одним единственным словом. Шлюха. Ужас сковал все тело. Ручка то и дело норовила выскользнуть из рук. Невыносимо захотелось сбежать. Не слышать этих шепотков за спиной, не чувствовать взгляды, что того и гляди просверлят дыру меж лопаток. Едва лекция закончилась, Тэ быстро забросил тетрадку в портфель и выбежал из аудитории. Ноги сами вели туда, где возможно он сможет найти ответы. К тем людям, ради кого он собственно и пришёл. В курилке был только Чонгук. Он медленно выдыхал дым, запрокинув голову вверх и прикрыв глаза.  — Зачем пришёл? Тэхен дёрнулся как от пощёчины. Только не это.  — Я хотел спросить, что происходит? Почему все… Гук открыл наконец глаза и прошёлся взглядом по застывшей фигуре напротив. Окурок полетел на асфальт. Вместе с ним под ногой словно растоптали что-то светлое в душе, то что едва-едва начало прорастать на выжженной почве.  — Это у тебя хотелось бы спросить. Какого хрена ты продался друзьям Сонмина? — в этот момент в кармане запищал мобильник, но Тэ не достал его. — Если не было денег, мог бы у нас спросить.  — Чонгук, я не понимаю, в смысле продался? — едва слышно выдохнул Тэхен. Пришлось сжать руки в кулаки, чтобы не было заметно как они дрожат. Внутри снова все ломалось, выбивая воздух, круша устоявшееся было принятие себя. Едкая ухмылка вместо милой улыбки. Колкий взгляд вместо озорной глубины почти чёрных глаз. Отвращение вместо радости встречи. Можно ли это выдержать?  — А то ты не знаешь, как шлюхи продают своё тело. Губа предательски задрожала. Пришлось закусить её до крови, чтобы не выдать собственную слабость и боль. Телефон снова пискнул. Ещё одно сообщение.  — Вот значит как ты обо мне думаешь? Хорошо. Огромных усилий стоило просто развернуться и спокойно уйти, не сбежав. Держать спину ровно, словно ничего и не случилось. И ни в коем случае не оборачиваться. Ни в коем случае. Тэхен не выдерживает и бросает короткий взгляд через плечо, но Гука уже нет в курилке. Он ушёл. Поверил каким-то грязным слухам. Как и все. Телефон прожужжал, напоминая о непрочитанных сообщениях. Неизвестный номер. «Слухи исчезнут, если ты станешь моим». И следующее — «Джейкей тебе не поможет. Он ненавидит шлюх». Ненавидит шлюх. Тэхен уже понял. Прочувствовал на себе. Его ненависть била сильнее, чем все эти косые взгляды. Больно. Шлюха, шлюха, шлюха. Это слово преследовало повсюду. Даже закрытые ладонями уши абсолютно не спасали. Пять букв превратились в клеймо на коже. Несмываемое. Неисчезающее. Стало невыносимо тяжело. Воздух вокруг просто пропитался ненавистью, да так, что нечем дышать. И Тэхен сдался. «Я согласен».