Грязные слухи

Захват. Горло вот-вот сожмут ладонями. Но движения уже выработаны до автоматизма — резкий удар локтем в солнечное сплетение и ногой в пах. Руки исчезли. Как и боевой настрой. Тэхен развернулся к согнувшемуся пополам парню и присел рядом, испуганно глядя в глаза и осторожно касаясь плеча.  — Прости, я переборщил, да? Переведя дух, Чонгук смог улыбнуться, подтверждая свои следующие слова:  — Не извиняйся, Тэ-Тэ. Зато теперь я точно знаю, что ты сможешь постоять за себя и мои уроки не пропадут даром. Тэхен довольно наморщил нос и поднялся. А Чонгук невольно залюбовался его профилем в свете тонких закатных лучей солнца из окна. Вдруг накатила нелепая грусть. Словно яркую поляну вдруг припорошило пеплом.  — Теперь я тебе больше не нужен. Ты и сам можешь за себя постоять. Да и вряд ли кто сунется, бьешь ты не слабо. Горькая фраза вышла с тихим смешком и с надеждой, что все сойдёт за лёгкий сарказм или лесть. Да и улыбка опала, словно её и не было. Тэхен заметил. Растерянно подошёл снова ближе, всматриваясь и вчитываясь. Но Чонгук отвернулся, выпрямился и отошёл чуть дальше. Дальше от персонального соблазна с тягуче-приятным именем. Но Тэхен не был бы собой, если бы не подошёл следом.  — Я не такой уж и сильный как ты думаешь, — пальцы ухватились за ткань футболки.  — Нет, это ты просто не осознаешь насколько, — вздохнул Гук, сжимая кулаки до хруста. — Ты выдержал то, что сломало бы любого другого. Ты очень сильный. Тэхен отпустил вдруг на секунду, чтобы потом упереться лбом в плечо и прошептать:  — Без тебя я бы не справился. Эта фраза смягчила бушующее отчаяние ноткой горького мёда. Лучшая из благодарностей, что доводилось слышать.  — Глупости, — смущённо фыркнул Чонгук. — Ты и без меня хорошо справлялся. На суде, например. Тэхен замотал головой, отрицая последние слова. Он судорожно вздохнул, ощущая родной запах как в последний раз, а затем отстранился. Отошёл к окну, облокачиваясь поясницей о подоконник, и опустил голову, рассматривая сомкнутые в замок пальцы.  — Я хотел сбежать оттуда. С самой первой минуты. Но твоё присутствие успокаивало, потому что я в любой момент мог посмотреть в твою сторону и увидеть твою бесподобную улыбку. Нет, без тебя я бы не смог. Нежное тепло окутало с головы до пят, позволяя поверить в чудо. Приблизиться на миллиметр, которого вполне хватило, чтобы признание вырвалось само по себе.  — А я не смог бы не прийти и не поддержать. Потому что я действительно тебя люблю. Тэхен никак не отреагировал на эти слова. Только кончики ушей покраснели. И это так забавно смотрелось в свете проходящих из окна лучиков солнца. Чонгук вдохнул полной грудью и сделал шаг навстречу. Осторожный. Такой, который не спугнет наверняка напуганного Тэ.  — Ты можешь снова сказать, что я ошибаюсь и нести подобную чушь. Но я, правда, люблю. Ещё шаг. Тэхен дёрнулся, но остался на месте, и это можно было считать маленькой победой.  — Я не знаю, как так получилось. Но я влюбился в тебя, — еще один и вот их разделяют уже жалкие полметра. — В твою родинку около глаза, тени от длинных ресниц на скулах, когда ты спал рядышком. В редкие улыбки и искренний смех. Последний шаг, и вот они стоят, едва соприкасаясь коленями, волнительно накаляя воздух вокруг. Тэхен так и не поднял головы, продолжая смотреть на ладони. Чонгук погладил по отросшим волосам, которые все еще были неровно острижены. Одно из напоминаний о попытке уйти от реальности, как и шрам на щеке. Он узнал все-таки историю его появления. Сокджин рассказал, когда они сидели на кухне, пока Тэхена не было рядом. - И я понимаю, что я тебе не нужен больше, — повторил Гук. Рука спустилась к щеке и очертила кончиками пальцев белую полоску на коже. — Сонмин теперь тебя не достанет. Его дружки тоже. Самообороне — обучен. Роль «защитника» отпадает за ненадобностью. А быть просто другом… извини, но это невыносимо. Он приподнял лицо Тэхена, едва касаясь подбородка, и приблизился, выдыхая в губы:  — Поэтому, наверное, прощай? — шепот утонул в робком поцелуе. Мимолетное касание губ под трепет чужих ресниц, которыми так восхищался. Осторожное, чтобы не причинить боль. И нежное, чтобы не напомнить о худшем. Все. А потом уйти. Сбежать, пока не стало слишком поздно. Но едва отстранившись, Гук понял, что не сможет. Утонул в бездонных глазах напротив, теряя ход мыслей. Затих, пока сердце рвалось наружу. Потому что Тэхен, как минимум не отстранился, как максимум не врезал. Он просто внимательно смотрел прямо в душу и молчал. Нависшая тишина походила на вакуум. Только вместо далекого космоса — невероятный парень напротив. Тот, от общения с которым сводит скулы от частых искренних улыбок. Тот, рядом с которым так комфортно и уютно. Тот, кого не забудешь, даже если очень сильно захочешь. А придется. Чонгук зажмурился, разрывая затянувшийся зрительный контакт. А потом так же медленно, как и подходил, начал отступать, и вовсе отворачиваясь. Он и подумать не мог, что уходить будет так тяжело. То, что в принципе придется прощаться, он понял в тот момент, когда Тэхен его испугался. Шарахнулся как от прокаженного, а потом в знак извинения положил голову на колени, обнимая. Видеть такую реакцию было больно. Но другого ждать и не стоит. Тэ пережил то, что приходит ночью в кошмарах. Он еще долго не сможет подпустить к себе кого-нибудь. А прятать свои чувства и дальше уже не получается. Они вырываются наружу порывами нежности, долгими взглядами и смущенными улыбками. Желанием защищать от малейших неприятных мыслей и событий. Попыткой уберечь от самого себя.  — Не уходи. Тэхен вдруг остановил, придерживая за плечо. Оборачиваться было неловко. И страшно.  — Отпусти меня, — едва слышный выдох вместо желаемых угрожающих ноток. — Ты не понимаешь, так будет лучше. Ты должен.  — Нет, это ты ничего не понимаешь, — вдруг рыкнул Тэхен, резко разворачивая к себе. Чонгук не успел выдохнуть, застывая кубиком льда, чтобы потом расплавиться от нежного касания губ. Тэ целовал немного неумело, но настойчиво и трепетно, словно пытался что-то доказать самому себе. Гук ответил, притягивая ближе и удобно устраиваясь руки на талии. Наслаждался каждым касанием, пока мог себе позволить. Он чувствовал, что держит самое хрупкое сокровище из всех. Самое ценное из того, за что можно и душу продать.  — Я не кукла, чтобы за меня принимали решения, понял? — разорвав поцелуй, прошептал Тэхен. Он вдруг осторожно прикусил нижнюю губу, при этом не отрывая взгляда от Чонгуковых глаз. — И это только мне решать, что делать с твоими чувствами. Жёсткие и властные нотки в голосе дались с трудом. Но оно того стоило. Реакция Чонгука была бесподобной. Нахмуренные брови, расфокусированный взгляд и полный ступор. Кажется, даже если сейчас его щелкнуть по лбу, до него не сразу дойдет. Тэхен не выдержал и рассмеялся, и его смех послужил катализатором для последующих реакций. Чонгук «ожил». Дёрнулись уголки губ, растягиваясь в широкой счастливой улыбке. Руки удобнее перехватили Тэхена, вдруг отрывая от пола. Тэ охнул, обнимая за плечи.  — Что ты делаешь? — и голос искрится не отпустившими ещё смешинками. А Гук не ответил. Он просто опустил его на подоконник и обнял ладонями лицо, всматриваясь в каждый штрих, пытаясь найти подвох хоть в чём-то. Но находил только искреннюю улыбку и смешинки в больших блестящих глазах.  — И что ты решил? В мыслях промелькнули все самые счастливые моменты последних двух месяцев. И все как один были так или иначе связаны с Чонгуком. Да, было тяжело привыкать к чужим рукам на собственном теле, чужим словам, что казались чистой ложью. Мешали призраки из сновидений. Из воспоминаний. Но со временем, сквозь эту пелену стал виден сам Чонгук, который ну никак не вязался с прошлым. И Тэ подпустил его ближе, надеясь спастись. Привыкая и строя себя заново под чутким руководством. И сам не заметил, как их стали связывать чувства гораздо выше дружбы. Но страх никуда не делся. Он лишь изменил направление. Теперь Тэхен боялся, что не сможет в полной мере ответить взаимностью. Ведь отношения предполагают между собой не только прогулки и скромные обнимашки. А нечто большее. Поцелуи. Секс. И тут Тэ не мог поручиться за себя. Он не знал, как отреагирует и боялся обидеть Гука. Но когда тот робко прижался к губам, Тэхен понял, что спутать эту нежность с прошлой жестокостью никак нельзя. Поцелуй вышел мимолетным, даже детским. Но приятным и таким необходимым.  — Что нам пора уже перестать притворяться. Чонгук замер, забывая дышать. Он растерянно отодвинулся чуть дальше и в глазах столько вселенской обиды, что сердце сжалось, переставая работать.  — Чон Чонгук, не хотели бы Вы начать встречаться со мной? На этот раз серьёзно и на все 100%. Тэхен успел заметить дрогнувшие губы до того, как его сграбастали в удушающие объятия.  — Дурашка, — прошептал Гук куда-то в макушку. — Я всегда с тобой серьёзно и на 100%. Тэхен верит. Они попробуют начать играть по-взрослому. И у них обязательно получится. Каждая встреча не бывает случайной. Каждый твой миг расписан судьбой. Каждый сюжет раскрывает все тайны, Каждое слово вдруг станет мольбой Или проклятием. Тут как уж выйдет. Все решено, у тебя два пути — Либо твой бес, как болезнь, весь изыйдет, Либо продолжит с тобою идти. Здесь нет виноватых, решаешь ты сам: Сдаться без боя? Продолжить борьбу? Доверить ли душу чужим вдруг рукам Или же сдаться, поверив в судьбу. За все то время, что Юнги лежал в больнице, Чимин был рядом. Он читал много книг по онкологии, продираясь через научный текст, гугля непонятные слова, пока тот отсыпался после операции или утомленный химиотерапией и процедурами. Читал и психологию. В одной из таких книг он и прочел о пяти стадиях принятия неизбежного. И прошел их все. Вместе с ним. 1. Отрицание.  — Отвяжись, все нормально. Но Чимин же знает, что нет. Юнги только отключили от ИВЛ, а он снова пытается выклянчить сигареты. Неисправимый. Хочет поверить, что ничего не изменилось, но правда стынет на больничных бледных стенах, оседает частичками в воздухе.  — Не смотри на меня так, — просит Чимин, из последних сил стараясь не выказать своих настоящих чувств. Пытается скрыть за милейшей улыбкой свою боль и отчаяние.  — Как? — с кривой усмешкой спрашивает Юнги, внимательно следя за каждым жестом и мимикой. Взгляд уставший, под глазами мешки, весь исхудал до неузнаваемости. Волосы отстригли, пока они не начали сами выпадать. И это наверно больнее всего ударило бы по самолюбию, но нет. Для Юнги важнее его вредная привычка.  — Вот так, — пытается удержать улыбку Чим, пока на дне глаз плещется страх. — Я все равно не дам тебе курить. Ни сейчас, ни потом. Юнги фыркает и отворачивается. А потом выписка. И они едут вместе домой на автобусе. Юнги устало опустит голову на плечо и закутается носом в шарф. Одни наушники на двоих и только ими любимая музыка. Та, которую Шуга не успел продать или не захотел. И тихие слезы, которые выходят под шепелявый рэп и неумолимые биты. 2. Гнев.  — Проваливай отсюда! — на пол летит опрокинутая тумбочка. — Уебывай, пока не поздно! Но Чимин терпит. Стоит в дверях, мелко дрожит, но никуда не девается. Юнги это еще больше выбешивает, он подходит, впечатывая в стену.  — Ты меня слышишь вообще?! В ответ на рык — одиноко скатившаяся слеза и дрожащая улыбка. Уже просто до оскомины невозможная. Фальшивая. Ненавистная.  — Слышу. Но я никуда не уйду. Юнги срывается, встряхивает напоследок и отпускает, тяжело дыша. Задыхаясь. Естественно, ему же оттяпали кусок легкого. Это не проходит бесследно. Не рассасывается как какой-нибудь дурацкий синяк.  — Проваливай, Чим. Я серьезно. Тебе так нравится смотреть, как я умираю? Или просто не охота мириться с папашей и съезжать к нему, м? Чимин подрывается с места. Громко хлопает входная дверь. Вместе с этим отмирает и еще какая-то часть внутри. Юнги громит еще полкомнаты, пока не задыхается от нехватки кислорода. А потом валяется оставшиеся полдня на полу в гнезде из одеяла и не поднимается. Слышит только, как ближе к ночи тихо проворачивается ключ в дверном замке. Эти осторожные шаги ни с кем не перепутаешь.  — Прости, я не хотел, — вырываются извинения, пока его аккуратно поднимают и кладут на холодную постель. — Чимин-и, прости. Цепляется за теплые руки, когда они норовят исчезнуть снова. Но Чимин отстраняется, чтобы поднять с пола одеяло и накинуть на дрожащего Юнги. А после забирается и сам, прижимаясь как можно теснее. И эти судорожные объятия кричат лучше любых слов. Чимин же приготовился морально к новым испытаниям. Это была далеко не первая истерика и не первый скандал. 3. Торг. Юнги перестал выползать из студии. Писал песни. Записывал все, что приходило на ум. Активно пытался вернуть свою прежнюю жизнь. Пригласил друзей в гости, где Чимин со всеми и познакомился. Тэхен показался смутно знакомым, а потом Чимин вспомнил его. Не сразу узнал, потому что от загнанного взгляда и дикой отрешенности почти не осталось и следа. Он лечился и подпитывался новыми эмоциями, благодаря парню, не отходившему от него ни на шаг. Чонгук тоже оказался приятным парнем. Они поладили. Чимин даже умудрился всунуть Тэхену деньги, которые тот кинул ему, побоявшись за свою гордость. Чим их не потратил, памятно отложив. Потому что не смог иначе. А Тэ вдруг расплакался, прижимая к себе и шепча:  — Спасибо, что ты рядом с ним. Спасибо, что помогаешь. Я бы не справился. Чимин ничего не ответил. Не хотел задеть нечаянно. Естественно он не справился бы. Ему и самому нужна помощь. Хорошо, что у него есть Чонгук, который заботливо приобнимает за плечи, помогает одеться и смотрит так ласково.  — Ты говори, если помощь нужна будет, — говорит Намджун, тоже обнимая напоследок. Чим кивает как болванчик. Улыбается приклеевшейся спокойно-милой улыбкой. Продолжая умирать с Юнги день ото дня.  — Чим? — устало-радостно зовет Юнги и тот откликается, идет на голос, чтобы попасть в очередные объятия. — Послушай. Мне нужно твое независимое мнение. Насильно усаживают в кресло, надевают наушники и Чимин погружается в очередную историю. Сердце стучит в ритм битов, а глаза закрываются, до ярких всполохов под веками. Очередной болезненно-реальный текст, бьющий по самым нарывающим ранам ошметками соли.  — Ну, как? И вот что тут ответишь, когда в глаза смотрят так выжидающе и с робкой надеждой?  — По-прежнему гениально. Тихий смех, что рвет похлеще музыки.  — Тогда я верну скоро тебе твою тачку. Выкуплю, только подожди. 4. Депрессия. В какой-то момент Юнги просто закрылся в себе. Сначала не доедая, а потом и вовсе отказываясь есть. Не вылезал из постели. Не спал, а просто смотрел в одну точку и почти не двигался.  — Юнги-я? Усталый вопрос разбивается осколками о стену.  — Тебе нужно покушать. Снова никакой реакции. Чимин, не дожидаясь, опустился на краешек кровати рядом. Дотронулся до плеча, пытаясь урвать хоть толику внимания. Бесполезно.  — Я, конечно, все еще ужасно готовлю. Но мы можем заказать что-нибудь вкусненькое. Только скажи, — Чим склонился к завернутому в одеяло боку и зарылся лицом. — Только не молчи.  — Зачем? — вдруг прохрипел Юнги. — Я все равно умру. Через год или в лучшем случае через два. Так какая разница? Чимин не выдержал. Резко поднялся и вдруг опрокинул его на спину, забираясь на талию. Кулак врезался в подушку в миллиметре от удивленно вытянутого лица.  — Прекратишь ты уже так думать или нет? — голос дрожал на изломе, но это уже не важно. — Ты хоть представляешь, как больно мне делаешь? Да, я эгоист, но я больше не могу так. Юнги вдруг вытянул руку из-под одеяла и погладил щеку, стирая дорожку от слез. А Чим и не заметил, что плачет.  — Я говорил тебе уходить, пока была возможность. Но ты, маленький паразит, не послушался, — легкий щелчок по носу.  — Да куда я уйду, — всхлипнул Чимин, руки задрожали, не удерживая больше на весу. Заставляя опереться на локти, по обе стороны от головы Шуги. Так близко, что дыхание опаляет кожу. — Я, кажется, по уши в тебя влюбился. Поддался соблазну, склонился к чуть приоткрытым губам, срывая первый поцелуй. Касаясь каждый раз как в последний. С надрывом. С нежностью и болью. Получая в ответ слабый стон. И такой же болезненно-рваный порыв. Юнги притянул ближе к себе, обнял за шею, второй рукой зарываясь в волосы. Впитал в себя чужие эмоции без остатка.  — Знаешь, я, кажется, тоже. На самом дне души тлело тихое сожаление. Самые важные слова прозвучали так поздно, уже не спасая, а топя как беспомощных котят в беспощадном водовороте жизни. 5. Принятие неизбежного.  — Нет, ты должен записаться.  — Не буду.  — А я сказал, запишешься.  — Юнги-я! Но он не принимал никаких возражений, покрывая короткими поцелуями лицо. Обнимая так крепко, как только мог. Они не отрывались друг от друга ни на миг. Страсть граничила с нежностью, не позволяя надолго расставаться. И благо написанные песни удалось выгодно продать. Иначе просто не на что было бы жить. И Чимину пришлось бы искать работу, подолгу оставляя Юнги одного. Крайне опасная ситуация. И непростительная, когда время идет уже не на годы, а на недели, если не на минуты.  — Нет, я хочу, чтобы именно ты ее записал. Это будет что-то вроде моего прощального подарка тебе, — указательный палец прижался к губам, заставляя замолчать свое чудо. — Дай договорю, пожалуйста, малыш. Перед Тэхеном я уже извинился. Осталось перед тобой. В горле встал комок. Чимин смотрел в эти умиротворенно-спокойные глаза и готов был разрыдаться от бессилия.  — Прости меня за все мои загоны и заебы. Прости, что так бесил, заставлял переживать. А ты все терпел. Иногда мне казалось, что я просто не достоин такого чуда рядом, как ты. Ты просто лучшее, что мне доводилось встречать в этом мире. И прости, что я могу тебя оставить одного в любую секунду. Мне так жаль. Все-таки разрыдался, прижимаясь к груди, надрывно всхлипывая и сжимая любимые руки до боли.  — Не говори так, будто прощаешься. У нас еще осталось много-много дней и ночей. И не извиняйся, прошу. Я полюбил тебя всего и целиком и не отпущу так просто. Юнги просто гладил по волосам, спине. И ничего не ответил. Чуть позже Чимин записал текст. На тот самый трек, что был сохранен как «Шедевр, ебнврот». Он же и остался последним подарком. Напоминанием о счастье на грани с болью. Или найти вдруг свое утешенье В том человечке, что рядышком был. Тот, что вдруг станет лучшим лечением. Тот, что погасит отчаянья пыл. Тот, что как ангел, найдет и поможет Вскарабкаться выше, когда нет уже сил. Он же и выслушает, все что тревожит. Он же и будет до конца с тобой мил. Только оставить потом невозможно, Ангела бросить, когда выйдет уж срок. Просто уйти — невыносимо и сложно, Но так вышло, прости. Твой Сахарок.