Мой учитель - Стэн Урис

      После того разговора в самом «чистом» месте на земле, то бишь школьном туалете, он грубо взял меня за руку и куда-то потащил. Он шёл большими шагами, наверное, спешил на встречу. Но тогда при чём здесь я? Не знаю и знать не хочу. Генри был явно напряжен и немного нервничал, об этом говорили его неестественно дёрганные движения. Так обычно я себя веду рядом с ним. Нервничаю. Но стараюсь полностью избавиться от этого, а ему, по-видимому, всё равно на это. Так мы прошли порядком два квартала, а около его дома он отпустил мою руку, но продолжал вести за собой. Что за? А вдруг он маньяк какой-нибудь и ведёт меня на убой? Но если подумать о том, что он делал (и делает ли?), то он реальный маньяк… Я же его соулмейт, и он это знает, значит не причинит мне вреда, так ведь? Я абсолютно ничего не знаю. Слишком я большой диапазон взял, ведь я много знаю, да, Стэнли Урис, точнее, скромный кусок мяса, двигающийся на неведомой силе, не знает только одного: что в голове у этого Генри Бауэрса? А на остальное мне всё равно. Любой человек может меня прочитать как открытую книгу. Абсолютно любой, кто знает меня чуть больше года, и которому я достаточно открылся в своих чувствах и действиях. А ведь некоторые «Неудачники» до сих пор не могут понять различие между моим презрением и агрессией, или радостью, и когда меня просто кто-то рассмешил. А ведь это такие разные эмоции, по крайней мере, для меня. Радость — это когда у тебя хорошее настроение долгое время, а когда тебя кто-то смешит, либо рассказал остроумную шутку — это совсем другое, потому что тебе смешно только некоторое время, а потом ты можешь дальше грустить и готовиться резать вены. Одна хорошая шутка не может сделать твой день, потому что его может сделать только любимый человек. Для меня будет достаточно и любящего взгляда, которого я никогда не получал. Круто, конечно, но всё же хочется взаимности.       Тем временем мы всё шли и шли к неопределенному месту, которого я конечно не знал, ведь отец не разрешал ходить мне в этот конец города, потому что: «Там слишком опасно для такого хорошего мальчика, как ты, Стэнли» — как-то так. Ох уж эта внимательность. Беспокойство за меня это, конечно, хорошо, но не чрезмерный же контроль. Хорошо, что так было давно. Сейчас бы я просто вены из-за этого порезал. Ха-ха. Да, действительно смешно, очень. Так ведь? Или неправда?       Что я несу?       Прошло немало времени, и Генри вывел нас к заброшенному дому. Вид его был откровенно «не очень» в шкале от «жить можно» до «бомжатник», но хоть на этом спасибо. Ключей для этого дома не нужно было иметь, потому что замка там давно не было. Хм-м… зачем вообще запирать притон для Генри, ведь туда не всякий решит зайти, так что он подумал, что и на замки тратиться не надо.       Внутри было немного лучше. Немного по шкале от одного до нуля. Эта же шкала присутствует везде, где мне «очень нравится».       Старые потолок, пол, стены, а всё картину в целом дополняли наполовину выбитые окна. Ничего хорошего в этот момент ни один человек бы не ждал, но почему-то у меня не было плохих предчувствий. Да, Стэнли, теряешь былую сноровку.       Если закрыть на всё это глаз, а возможно быть слепым, то дом неплох. Вдали послышался смех компании, явно не из одного человека. Конечно, Патрик, Виктор, Белч, как же без них, но что он собирается делать? Я застыл у входа, а Генри толкал меня в спину, чтобы я шёл вперед.       Весело, да, безысходность.       Как только мы вошли в комнату на нас уставились четыре пары глаз, по-видимому, тоже в непонимании, что здесь происходит и зачем Генри, мать его, Бауэрс тут всех нас собрал.       — Ну, что же, здравия вам, мои любимые ублюдки, — начал он многообещающе. Хорошее начало уже сразу, я бы почел книгу, которая начиналась также, или уже прочел. Не знаю, я не обязан помнить такие незначительные вещи. Сейчас важнее немного другое: что, блять, со мной будут делать?..