Что будет завтра

      Вадим сидел в гримерке перед зеркалом и курил, глядя на своё отражение, перед ним стоял бокал, наполненный янтарной жидкостью. Прошёл месяц после смерти Глеба, нужно было жить дальше, нужно было играть концерты. Но Вадим не был готов. В зеркале он увидел исхудавшее бледное лицо с тёмными кругами под глазами, он отвернулся. Самойлов старший залпом опустошил бокал и потянулся за бутылкой, чтобы снова его наполнить. В этот момент он услышал, как в дверь постучали, и она открылась. — Ты как? — Это был Радченко. Взглянув на Вадима, он тяжело вздохнул и взял из его рук бокал. — Я думаю, тебе хватит. — Да, ты прав, хочу сделать это на трезвую голову, — кивнул Вадим. Он открыл небольшую железную коробочку, стоящую перед ним, и достал оттуда несколько значков, которые Глеб любил крепить на пиджаки и шляпу. Он приколол их в аккуратный ряд на лацкане пиджака. — Пойдём. — Пойдём, — кивнул Радченко. — Всё нормально? — Он положил руку на плечо товарища. Вадим кивнул, и они вышли из гримёрки. — Добрый вечер, Екатеринбург! — Поздоровался Вадим, выйдя на сцену. Зал поприветствовал его бурными возгласами и аплодисментами. — Вы все знаете, что этот город, можно сказать, наш с Глебом родной. Поэтому, этот концерт будет для меня особенным, — Самойлов старший, возобновляя тур, неспроста решил начать именно с Екатеринбурга, ему хотелось, чтобы первый после случившегося концерт был именно в том городе, где всё начиналось. — В этом городе мы с Глебом провели свою юность, молодость, здесь началась история Агаты Кристи. И пусть в этот вечер родные стены помогут оживить воспоминания, — договорив, он взял гитару. Концерт начался.       Вадим, спрятав лицо за волнистыми локонами, терзал струны, прижимая их до боли в пальцах, извлекая музыку, от которой сердце билось чаще, окутывая зал какой-то особой атмосферой. Он закрыл глаза, словно чувствуя незримое присутствие Глеба рядом. Сознание рисовало картины того, как они стояли когда-то хотя бы и на этой самой сцене вдвоём, даря людям завораживающую атмосферу Агатовских сказок.

Да будет свет, да будет тень

      Голос дрогнул. В своё время эта песня была написана отчасти и Глебу, она отражала желание Вадима сохранить то, что было тогда между ними, но всё же не удалось.

Я проживу эоны лет, Пока пойму, Что у меня Есть только ты и только я

      Ему понадобилось целых пять лет, чтобы понять это. В голове моментально всплыли строчки из письма Глеба: «И у нас нету людей ближе друг друга…».

Что мир лишь сон, где мы не спим, Познаем страх и вместе с ним Шагнём в огонь, напьёмся слёз И повернём земную ось.

      В уголках глаз выступили слёзы. Посмотрев в зал, Вадим увидел, что поклонники решили устроить флешмоб. Кто-то держал в руках фотографии Глеба, кто-то плакаты со словами поддержки, а кто-то просто плавно водил в воздухе огоньком зажигалки.

Не хочу другой судьбы, Где есть не я, где есть не ты, Благодарю сейчас и здесь, За всё, что нет и всё, что есть…

      Вадим, стараясь унять дрожь в голосе и пальцах, не без усилий допел до припева и замолчал, отпустив гитару свободно болтаться на ремне. Зал тут же подхватил. Все, глотая слёзы, общими усилиями допели припев и в какой-то момент повисла тишина. — Спасибо, — проговорил Вадим, делая несколько глотков из бутылки с водой и прикуривая сигарету. — Я благодарен вам за то, что вы были с нами все эти годы, и что остаётесь с нами даже теперь, — Вадим отдал свою гитару технику и попросил другую. — В завершение сегодняшнего вечера я бы хотел показать вам одну песню, — он взял гитару, ту самую, на которой играл брат, — Её написал Глеб. Я не знаю, хотел бы он, чтобы я сделал это или нет, но я бы очень хотел, чтобы вы услышали её, — он прижал к себе инструмент и трепетно коснулся струн.       Когда Вадим, перебирая черновики Глеба, увидел эту песню, он поразился тому, насколько на не похожа на то, что младший писал для Матрицы. В этой песне не было ни протеста, ни смерти, ни той саркастичной депрессивности, которая была неизменной спутницей Глеба по жизни последние годы. Была в этой песне какая-то светлая грусть, меланхолия и бесконечное одиночество. Текст был как всегда искренним, честным, как и сам Глеб, эта песня показала ту сторону младшего Самойлова, которую он в силу своей ранимости прятал ото всех. И этот черновик был одним из немногих, к которому были подписаны аккорды. Вадим посчитал, что это знак.       Он пел, терзая струны, сердце, свою душу и души всех, кто слышал это. Концерт плавно перетек в душевные посиделки очень большой компанией. Зал слушал с замиранием сердца, со слезами на глазах, незнакомые люди местами обнимали друг друга, в воздухе витала какая-то особая атмосфера. — Спасибо вам, — Вадим откинул волосы с лица, открывая взгляд тёмных блестящих глаз.       Самойлов старший, решив сегодня в знак благодарности сократить дистанцию, спустился со сцены и прошёлся вдоль первого ряде, пожимая поклонникам руки, а кого-то даже обнимая, перебрасываясь парой фраз. — Ещё раз спасибо, Екатеринбург, до свидания, — он, поклонившись залу, попрощался и под аплодисменты и выкрики благодарности ушёл со сцены.

***

— Здравствуй, Глебушка, — Вадим присел на корточки рядом с фотографией брата и коснулся её пальцами, — Тебе понравилось? Если честно, я не знаю, чего бы ты хотел… — он закурил, — Кстати, тебе, наверное, тоже охота, — Вадим достал из кармана пачку красных Мальборо и положил на землю рядом с фотографией. — Спасибо тебе за эту песню. Прости, что не замечал всего этого, что ты чувствовал, как одиноко тебе было, — он тяжело выдохнул дым в серое осеннее небо. — Глебка… Прошёл уже месяц. Но знаешь, сколько бы времени не прошло, я не смогу смириться, не смогу простить себя за то, что упустил время. — Вадим замолчал. Он достал из внутреннего кармана пальто часы, которые дарил брату на день рождения. Стрелки так и стояли, показывая пресловутые 19:47. — Время идёт, но оно нихрена не лечит. Если бы только знал, как бы я хотел всё исправить, хотел бы, чтобы ты не чувствовал себя одиноким, — Самойлов старший снова закурил. — Я никогда не ненавидел тебя, Глебушка. Я люблю тебя, очень, и мне жаль, что я не сказал об этом вовремя. Прости меня, если сможешь. — начался дождь, но Вадим стоял, словно не замечая его. — Ты знаешь, я чувствую твоё присутствие рядом. Ты всегда рядом. Спасибо тебе. Без тебя я бы не смог. Я люблю тебя. Никогда не оставляй меня, прощу тебя, — Самойлов старший постоял ещё немного и направился к выходу.       Войдя в квартиру, Вадим повесил промокшее пальто на вешалку и, не раздеваясь, улёгся на кровать, раскидав по подушке мокрые кудри. На душе стало немного легче. Вадим посмотрел на стоящую в углу гитару. Печальная полуулыбка тронула его губы. Он знал, что сколько бы времени ни прошло, легче не станет, пустота в душе никогда не исчезнет, что ничего нельзя вернуть или изменить. Но Вадим знал, что что бы там ни было завтра, Глеб рядом, даже сейчас, он всегда останется его второй половиной, он всегда будет незримой фигурой держать за руку, не давая упасть. И его место не сможет занять никто и никогда. Он всегда будет рядом. Навсегда любимый и самый лучший младший брат.