Испытание любовью

Даламар стоял у окна, задумчиво глядя на окружающую башню Шойканову рощу. После возвращения Рейстлина из прошлого он не рисковал открывать окна, и в башне снова установился немного затхлый запах – сырость каменных закоулков, пыль, цепляющаяся за книги и старую мебель, легкая примесь запаха трав, использующихся в заклинаниях и зельях. Эльфу не хватало свежего воздуха, но он был готов променять свежий летний ветер на затхлость этой конкретной башни. И весь воздух башни – на понимание того, как вести себя сейчас и чем помочь своему учителю. Рейстлин, Карамон и Крисания вернулись из Бездны подавленные и молчаливые. Карамон, не сказав брату ни одного лишнего слова и не задержавшись ни на день, отправился домой. Крисания просила у Рейстлина позволения остаться в башне. - Как тебе будет угодно, - бросил Рейстлин, прежде чем запереться в своем кабинете. Из отдельных оброненных слов и обрывков разговоров, а также из самого факта их присутствия здесь Даламар понял, что шалафи не удалось достичь своей цели. И что цель эта, похоже, недостижима вовсе. Потому что Рейстлин выглядел как человек, познавший истинное отчаянье и потерявший единственное, ради чего жил. Он даже попытался выгнать Даламара, но эльф стоически перенес вспышку гнева своего учителя, а на прямой приказ убираться из башни – исчез на несколько дней. Исчез, чтобы снова вернуться, сделав вид, что не понял, что уйти ему было приказано навсегда. Рейстлин, впрочем, лишь хмыкнул, искривив в язвительной усмешке тонкие губы, и не стал прогонять ученика вторично. Шаги за спиной отвлекли Даламара от раздумий о происшедшем. Эльф отвернулся от окна и увидел входящую в комнату Крисанию. На ней путешествие оставило следы столь глубокие, что, даже не задавая никаких вопросов, Даламар видел, насколько долгим и трудным оно было. Для него, ждавшего в этом времени, прошла всего пара недель, но для них, проживших последние месяцы обреченного Истара, прошедших гномьи войны и заглянувших за грань бытия, промелькнула все равно что целая жизнь. Жизнь, навсегда изменившая выражение серых глаз жрицы и прочертившая первые горькие складки, проявлявшиеся у губ и на лбу, стоило Крисании о чем-то серьезно задуматься. К тому же веки светлой дочери Паладайна были странно оттенены. Когда в какой-то момент Даламару удалось взглянуть на нее вблизи, он увидел, что кожа на веках Крисании неровная, словно была обожжена сильным жаром. Но глаза ее не пострадали, да и ресницы были на месте… Даламар сразу принял как данность, что не узнает, что произошло с ней и Рейстлином. Но это не значило, что он не пытался хоть немного приоткрыть завесу их истории. - Надеюсь, я не помешала тебе, Даламар? - спросила Крисания, останавливаясь у кресла перед камином. - Нет, госпожа, - отозвался эльф. – Прошу, присаживайся. Налить тебе вина? - Да, благодарю, - жрица опустилась в кресло и устремила взгляд в сторону не разожжённого камина. - Ты выходила сегодня в город, госпожа? – поинтересовался Даламар, наполняя два бокала вином и подавая один из них Крисании. Он знал ответ и просто пытался выяснить, настроена ли посвященная Паладайна разговаривать. За прошедшие дни она часто искала рядом с ним спасения от одиночества, но чаще была молчалива и задумчива. - Да, - кивнула она, принимая бокал. – Я… я ходила в Храм и говорила с Элистаном. Впервые с нашего возвращения я почувствовала себя в силах сделать это. - Как прошел ваш разговор? – осторожно спросил Даламар, садясь в соседнее кресло. - Так, как я и ожидала, - вздохнула Крисания. – Элистан умирает, Даламар. А я больше не могу быть его преемницей. - Они не приняли тебя? – понимающе уточнил эльф, но, к его изумлению, жрица отрицательно качнула головой. - Приняли. Они ничего не знают. Я сказала им только то, что план Рейстлина провалился и опасность миновала. Они сочли, что я выполнила волю Паладайна и остановила черного мага, что спасла мир. Я могла подтвердить это, стать святой в их глазах и возглавить Палантасскую общину. Но я не могу так… Голос Крисании сорвался, и она сделала несколько глотков из бокала, смаргивая подступившие слезы. Даламар тактично сделал вид, что ничего не заметил. - И дело не только в том, что я бы солгала братьям, - продолжила жрица, совладав с собой. – Я вообще не могу вернуться к прежней жизни. Не после того, что было. Не после того, что я видела и через что прошла. Я подозревала об этом с самого начала, поэтому и просила разрешения остаться здесь. - Я понимаю. - Прости, но вряд ли ты действительно можешь это понять, - покачала головой Крисания. В ответ Даламар лишь горько рассмеялся. - Конклав всегда не любил и боялся Рейстлина Маджере. И вряд ли у него когда-либо появился бы ученик, если бы Конклаву не понадобился соглядатай в стенах этой башни. Я пришел сюда не только как ученик, но и как шпион, наивно полагающий, что величайший темный маг, Повелитель Настоящего и Будущего, этого не знает. Меня тоже звали назад, Посвященная. Но я тоже не могу вернуться. Крисания, подавшись вперед, не сводила с него удивленного взгляда. - Звали? Когда ты ушел отсюда на несколько дней, ты был в Вайретской Башне Высшего Волшебства? - Да. Но они звали меня бросить шалафи, еще когда он только отправился в прошлое. Ну а сейчас вообще были удивительно настойчивы. Я отказался. И отказался не только возвращаться – я заявил им, что они больше не нуждаются в услугах шпиона и я не буду больше ничего им сообщать. Я не могу вернуться. Не после того, что я видел здесь и чему научился. - Ты действительно понимаешь, - признала Крисания. – Прости, что ответила недоверием на сочувствие. - Мы очень похожи с тобой, госпожа. Ты впервые пришла сюда, уверенная, что должна остановить его. Я пришел, чтобы докладывать Конклаву о его планах и действиях. И посмотри на нас сейчас: готовы терпеть что угодно, только чтобы остаться с ним, - Даламар неосознанно прикоснулся к груди и слегка поморщился от вызванной прикосновением боли. От Крисании, все еще смотревшей на темного эльфа во все глаза, не укрылся этот жест. - Что с тобой? - Не беспокойся, Посвященная, - отмахнулся Даламар. – Всего лишь мое наказание. - Наказание? – недоуменно переспросила жрица. - За предательство, - пояснил он и, увидев по взгляду Крисании, что объяснения ей все еще недостаточно, рванул ворот мантии. Крисания ахнула, увидев воспаленные отпечатки на его груди. Она отставила бокал, который все еще держала в руке, и опустилась на колени перед креслом Даламара, чтобы лучше рассмотреть раны. - Они совсем свежие. Кто сделал это? Пар-Салиан, за то, что ты отказался шпионить за Рейстлином? Даламар глухо рассмеялся. - Нет, что ты. Их оставил шалафи, еще перед тем как отправиться в прошлое. Плата за мои доносы, ответ Конклаву, доказательство могущества… Они не свежие, госпожа, они просто не заживают. Я всегда буду носить на себе клеймо своего предательства. - Это вовсе не обязательно, - мягко возразила Крисания, положив руки на грудь эльфа. – Я могла бы… - Нет! – перебил ее Даламар, с силой оттолкнув жрицу от себя. Не ожидавшая столь резкого отпора Крисания упала на пол, но эльф тут же поднялся с кресла и протянул ей руку. – Прости мою грубость, госпожа. Но я не могу позволить тебе… - Но почему? – спросила жрица, приняв его руку и поднимаясь с пола. – Ты уже не соглядатай Конклава, ты предпочел остаться верным Рейстлину. Ты уже достаточно искупил свою вину перед ним. - Только шалафи вправе решать, было ли мое наказание достаточным, - покачал головой Даламар. – Только он вправе его отменить. Если захочет. - Ты и правда готов терпеть от него что угодно, - тихо произнесла Крисания, не отпуская его руки. - А ты разве нет, Посвященная? – так же тихо спросил Даламар. Крисания склонила голову, сомкнув опаленные веки. Они оба сделали свой выбор и не собирались жаловаться на судьбу. Даже зная, что тот, в чьи руки они себя вверили, никогда не будет раскаиваться за свои поступки, насколько бы жестокими они ни были.