Преданная

В безмятежное теплое утро подводного мира, пока Урсула крепко спала в собственной уютной опочивальне, ко дворцу подплыла роскошная раковина-карета. Когда запряженные дельфины остановились у ворот, оттуда показалась русалка. Ее густые красные волосы были заботливо убраны в величественную прическу, а сине-зеленый хвост блистал в свете пробивающихся под толщу океана лучей. Она робко вплыла во дворец, где придворные уже задыхались от восторга и предвкушения. Незнакомка взглядом искала его, но никак не могла найти. — О, Афина, здравствуйте-здравствуйте! — яро приветствовали ее слуги и охрана. — Здравствуйте. А где же…? — спросила русалка, не договорив из-за волнения и растерянности, лишь озираясь по сторонам. — Он сейчас спустится, за ним уже отправились, — хихикнул один из придворных. Все были до ужаса взволнованы и встревожены. На их глазах вершится судьба Океана! Если Афина понравится царю, то у их государства будет настоящая правительница: мудрая и справедливая, без гедонистических замашек, как у Урсулы. К тому же робкая и смущенная, такая, которой можно было бы легко управлять в угоду себе. Урсула, всегда знавшая себе цену, никогда не была бы угодной двору. Тритон, возбужденный тем, что о визите его предупредили лишь сейчас, очень скоро явился в парадной форме, надетой наспех, но сидевшей безукоризненно. И, когда взгляды царя и приплывшей гостьи встретились, между ними вспыхнула искра. Гораздо более сильная искра, чем у него и Урсулы. — Я — Афина, — подала руку русалка. — Мое имя — Тритон, — сообщил молодой человек. Все присутствовавшие то и дело хихикали да потирали ладони. Скоро они выгонят отсюда Урсулу, а у Атлантики будет вразумительная царица. Молодые люди отправились в столовую, чтобы познакомиться поближе и присмотреться друг ко другу за едой, а меж тем Урсула уже проснулась. Ее терзало какое-то смутное предчувствие беды. Она подплыла к будуару и посмотрелась в зеркало. Стройное тело спрута всегда импонировало Тритону, он всегда говорил: «Господи, да ты скоро сведешь меня с ума! Почему ты так похожа на Сирену?». Бледно-сиреневая кожа девушки, всегда холодная, теперь просто горела со сна. Урсула хотела во что бы то ни стало посетить Тритона, прямо сейчас, пока ее ладони обжигающе теплы. Она вихрем ворвалась в его царственную комнату, но не нашла там любимого. — Это что еще за явление? Где Тритон? — удивилась девушка, припомнив, что царь любит поваляться подольше. Она спустилась к парадному входу, пестро разукрашенному к каким-то неясным Урсуле празднествам, видимо, грядущим сегодня, на удивление вдруг обнаружив, что кругом толпятся слуги. — Эй, вы! Где Тритон? — грубо, как всегда, спросила Урсула. К ней подплыл самый неприятный из них всех, похоже, что единственный, кто решился сказать всю правду воинственно настроенной травнице. Все остальные искоса глядели на них обоих, не в силах шевельнуться. — Тритон в столовой, у него важная встреча. Не смей его беспокоить, он очень-очень занят. — Важная встреча? Государственного характера? — задумалась девушка. — Любовного, — едко заметил тот самый неприятный слуга. — Не шути так со мной, понятно тебе? Скормлю угрям, бесполезная дрянь. Урсула поплыла в дворцовую столовую, чтобы на всякий экстренный случай проверить, с кем там сидит Тритон. Ей надо было убедиться, что глуповатый придворный не издевался над ней, потому как гордость ее была сильно уязвлена. Но когда она подплыла к зеленой расписной двери в столовую, то услышала звонкий женский смех. — До чего забавно! — вещал все тот же задорный голосок. — И вправду, это очень смешно! — отозвался такой до боли знакомый мужской бас. Урсула прижала руку к алым напомаженным губам. Она боялась как-то выдать себя, иначе ее наблюдению придет конец. Но… Какого дьявола?! Что там за девица засиживает с ним? Неужели тот идиот-слуга не шутил? — Вы вообще производите впечатление веселого человека, — сказала девушка. — Да? Разве? — смутился Тритон. — Да, я клянусь. Вы любите оперу? — Восхищаюсь оперой! — подхватил царь. «Врешь, кретин, не любишь ты оперу!» — гневным шепотом отозвалась травница, настороженно приложив ухо к щелке в дверях. — Мы могли бы посетить их постановку… — С радостью! — оборвал ее он. — С такой приятной собеседницей — хоть на сушу! Девушка в столовой засмеялась. Урсула же вдруг почувствовала, как ее сердце словно медленно разъедается изнутри. Острая боль, пронзающая молодую грудь, наконец утихла только тогда, когда ведьма через некоторое время узнала о гибели Афины. В любом случае, до этого момента было еще очень далеко. А пока Урсула стояла там, за дверью, прижимающая ко рту бледную сиреневую руку, чтобы себя не рассекретить диким криком. Она была оскорблена, и ей казалось, будто душа уже вылетела из молодого и сильного тела. Девушка поняла, что то, что она считала Великой Любовью, на самом деле — простая заинтересованность, не более. Он думал об отношениях, он думал о свадьбе… Но что на самом деле творилось в его голове? Допускал ли он, что их помолвка случится на самом деле, а не останется в планах? Нет, потому что он ждал эту дрянь. Урсула хотела ломать и крушить все вокруг, но не желала, чтобы эти твари поняли, что она сломлена. Тогда она просто зажмурила глаза, чтобы на мгновение остановить реальность, такую глупую, такую нагнетающую. Но тут целительница вновь услышала этот веселый смех и внезапно раскрыла глаза. Ей открылось нечто, глубоко ранившее ее в самое сердце. То, что задело ее самолюбие. Обширная группа слуг собралась вокруг нее и, загадочно улыбаясь, о чем-то шепталась между собой. А потом — дикий хохот, тычки пальцами и пронзительные взгляды, устремленные только на нее. Урсула тотчас забыла о своем прикрытии и разразилась криком. — Вы, жалкие уроды! Да что вы тыкаете в меня своими конечностями? — завопила несчастная. Смех только усилился, кто-то уже стучал себе по коленке, согнувшись в три погибели. — Будьте вы все прокляты! Ненавижу! Ненавижу! И она помчалась прочь, в свою комнату, чтобы наконец зарыдать и забыться. Уязвленная ведьма не скоро оправится, она знала это уже тогда.