Я услышу тебя сквозь века, Я приду за тобой через годы. Ты один, но только пока. Потерпи, и уйдут невзгоды. Саша Есенин.
Город. Большой, яркий город. Он окружен огромным забором, выезд за который запрещен законом. Все послушные граждане прислушиваются к установленным правилам и следуют им неукоснительно. Множество машин, разнообразие магазинов, безумство красок витрин, ярмарок и развлекательных центров. Много косметических клиник и обычных больниц. Есть все в этой жизни; все, кроме звуков голосов жителей. Они все немы. И не просто немы. У них попросту нет голоса. Ни единого шепота, ничего не раздается в ответ. Люди общаются между собой специальными жестами, выказывая все чувства лишь руками, мимикой и пальцами.***
В одном из городских родильных домов женщина тужится, приготовившись вот-вот родить ребенка. Но ее рот раскрывается лишь для учащенного дыхания. Как бы она ни старалась, ей никогда не выдать ни единого звука. Лишь немое дыхание, лишь тяжелый беззвучный стон. Суетящиеся вокруг нее акушерки готовы принять нового человечка. Вот показалась головка. Еще потуг — и вылезли плечики. Небольшой перерыв, и снова потуги. Малыш выскользнул из лона матери прямо в руки акушерки. Тишина. Как и всегда. Как и положено в этом городе, в этом необычном мире. Врач ловко и быстро обследовала мальчика и переложила на грудь матери. Женщина с облегченным видом вздохнула и чмокнула дите в макушку. Ни слова, ни звука. Лишь немое молчание. Тихая улыбка и радость. И вдруг среди этой устоявшейся тишины в соседней палате раздался звук. Звук, который поверг в шок всех. Никто не издавал ни шепота до этого момента. А тут — настоящий крик. Громкий человеческий детский новорожденный крик. Послышалась шумная торопливая беготня — это суетились акушерки по соседству. Мать, только что родившая ребенка, готова была лишиться чувств. Это был первый случай на ее веку. Мальчик оказался щупленьким и немного хрупким. Не то, что малыш, родившийся пару минут назад в соседней палате. В этот вечер весь город, узнавший о невероятной новости, был поражен столь ярким известием. Все выпуски новостей были заполнены именно им. Жесты, мимика, движения ведущих не знали иного случая. Так появился на свет первый за несколько сотен лет малыш, которого назвали Шерлок Холмс.***
Шли годы. Мальчик рос. Ему довольно непривычно было говорить, хотя и получалось это довольно неправильно, не слыша в ответ голоса родителей. А учиться читать, изучать грамматику, слышать свой лишь только голос — это довольно печально. Никогда его мать не пела ему песен, никогда он не слышал голоса отца, когда тот приструнял его в баловстве лишь пальцем руки. Старший брат Шерлока слегка завидовал ему, но в то же время и считал его ненормальным. Труднее мальчику стало тогда, когда пришлось идти в школу. Сидя за партой, он все время выкрикивал ответ, за что к директору периодически приглашали его родителей. Его считали ненормально рожденным и несколько раз пытались исключить из школы. Шерлок рос и постепенно свыкся с мыслью о том, что он действительно ненормален. Постепенно он стал затихать, меньше говорить вслух, все короче звучали его фразы. И вскоре уже, будучи восемнадцатилетним юношей, Холмс и вовсе решил, что молчание сделает его обыкновенным. Таким, как все жители его странного города, за пределы которого он не выходил ни разу. Шерлок, наконец, замолчал совсем и вел себя, как и все остальные городские жители. Он стал немым. Будто бы немым для всех.***
Миссис Холмс стояла на пороге и махала вслед уезжающему молодому человеку. Шерлок отправлялся на свою первую работу. Его отличные познания в области химии сделали Холмса нужным в области разработки лекарств. Мужчина с легким сердцем вел машину. Дорога была идеальной, в городе всегда царил порядок. Никогда и никто не нарушал покой. Все уважали закон и так же уважали друг друга. Порой люди не понимали, зачем им нужна была полиция. Ведь эти служители только лишь помогали переходить дорогу деткам или старикам, приходили на помощь в трудных ситуациях инвалидам, делали все, но только не должную службу. И так было всегда, сколько себя помнил молодой Холмс. Никаких преступлений, никакого криминала. Идеальный порядок в идеальном закрытом городе немых людей. Огромное здание приветствовало юного химика тишиной. Здесь не раздавалось ни звука, кроме еле слышных шагов и тихих хлопков дверей; все было напряжено, все было серьезно. Суета будничного дня, бегающие с места на место люди в белых халатах, словно парили - настолько неслышной была их поступь. Шерлок прошел к лифту и поднялся на верхний этаж, где располагался его кабинет. Заранее уже Холмс приходил сюда, чтобы как следует рассмотреть свое рабочее место и получить специальную униформу. «Что ж, Шерлок, — подумал про себя молодой человек, — приступим, пожалуй, к работе.» Холмс накинул на себя халат и подошел поближе к пробиркам. Расписание дня было начертано на белом листе бумаге, задания выведены на экране монитора компьютера. Про себя Шерлок пел. Да, он любил песни, старинные песни с невесть откуда взятых дисков невесть каких древних лет, спрятанных отцом в старом подвале дома, и частенько это делал вслух, когда оставался дома один. Но среди остальных горожан он больше не выделялся, открывая рот только для еды, питья или дыхания. Увлекшись работой, Холмс не заметил, как в кабинет вошел еще один работник. Светловолосый мужчина тихо и почти незаметно подошел к Шерлоку сзади и на несколько секунд засмотрелся на ловкие движения тонких пальцев и изящных рук молодого человека. Незнакомец обошел его, чтобы тот увидел вошедшего, и кивнул головой в знак приветствия. Затем жестами рук оповестил Холмса о том, что они будут работать вместе. Теперь уже сам Шерлок засмотрелся на него. Это удивительное чувство впервые посетило молодого химика. Что-то невероятное щелкнуло в душе, что-то счастливое защемило в сердце. Это было нечто незнакомое. Лучезарные серые глаза светились добротой и лаской. Светлые волосы слегка взъерошились, но это лишь придавало внешности мужчины очарования. Холмс протянул руку и чуть не произнес вслух свое имя, но вовремя опомнился. Соработника Шерлока звали Джон Ватсон. И в первый же рабочий день химик понял, что этот Джон станет чем-то иным для него. Станет чем-то важным в его жизни. Но молчание и безголосье не давали в полной мере объяснить Шерлоку все внезапно нахлынувшие на него нежные чувства. А так сильно хотелось подойти и закричать или просто сказать своим низким бархатным голосом, какой этот Джон милый. А ведь все детство юный Холмс не понимал, почему ему не нравятся девочки, а позже — девушки. Всегда ему было интересно находиться в компании мальчишек. Но он скрывал это. Стеснялся, хотя зря. В нынешнем времени в обществе было нормальным — иметь пару-мужчину. Холмс уставился на симпатичного нового знакомого более разрешенного времени, удерживая его крепкую руку в своей прохладной ладони. Тепло кожи Джона передавалось по клеточкам Шерлоку. Мужчины улыбались. Джон широко и открыто, Шерлок — лишь уголками губ. Через мгновение оба поняли, что пора бы приниматься и за работу. Разойдясь по местам, мужчины занялись каждый своим делом, но попытки взглянуть на соседа исподлобья у Холмса продолжались в течение всего дня. Разговоры и общение между ними были крайне редки. Шерлок считал себя не очень красноречивым собеседником, а Ватсон был слишком увлечен работой. Так прошел первый рабочий день молодого Холмса.***
Каждый вечер семья собиралась за круглым столом и обсуждала события дня, общаясь жестами. Все разговоры сводились к одному: день прошел великолепно. Шерлок привык разговаривать, как и остальные. Больше его голоса семья так и не слышала. Шерлок привык к этому, через телевизор он слышал красивую классическую музыку и пытался повторить ее голосом на слух, но только в одиночестве. Ему нравилось слышать звук собственного голоса. Ему хотелось говорить. Но было нельзя. Не надо было злить окружающих. Нельзя раздражать. Этим вечером Шерлок восхищался новой работой и новым знакомым. Его чрезмерно радостные эмоции заметили все члены семьи. Холмс впервые влюбился. И влюбился сильно. Молодой человек не мог долго уснуть ночью, ему хотелось бежать по ночному городу, мчаться и кричать во весь голос. Но было нельзя! Он молча лежал в кровати и любовался звездами. Лишь они были свидетелями его сегодняшней ночной серенады, исполненной приглушенным голосом. Лишь луна понимала его. Но Шерлок, окруженный поволокой любви, пока совершенно не знал, что ждет его впереди.***
Ежедневно Шерлок и Джон работали вместе, сообща решали проблемы, и вскоре случилось то, что не могли не заметить и другие. Их любовь стала ясна и понятна остальным. Бросаемые друг на друга нежные взгляды даже при посторонних, незначительные касания рук, легкие, играющие на губах, улыбки — все стало слишком заметно. Шерлок не стал отрицать, что влюблен, и Джон, будучи так же влюбленным в Холмса, принял его предложение встречаться открыто. А, точнее, стать женихом и… женихом. Как же сильно жалел Шерлок, что не мог произнести вслух имя Ватсона! Ему так сильно хотелось открыться Джону, рассказать свой секрет, но было слишком боязно. Холмс остерегался, что его любимый не поймет его, отвергнет и бросит. И Шерлок молчал, как все последние годы, и лишь жестами признавался в любви. Чтобы отметить свою помолвку, мужчины отправились вечером в ресторан. Все в этом городе было шикарно, начиная от обстановки квартир домов и заканчивая разнообразной едой. Ватсон решил заказать что-нибудь интересное и необычное, а Шерлок последовал его примеру. Вино и закуски, разговоры руками, мимика и нежные взгляды. Вечер опустился незаметно, настала пора возвращаться домой. Холмс мечтал в ближайшие выходные познакомить избранника с семьей и предупредил их о приезде заранее. Расслабленные влюбленные вышли из ресторана, слегка покачиваясь и обнимаясь. Джон шагнул на проезжую часть, чтобы поймать такси, и вытянул руку вверх. Машина, выезжавшая из-за поворота, ехала слишком быстро и так же резко затормозила рядом с Ватсоном. Из автомобиля выскочил мужчина в маске, неожиданно подскочил к Джону, прижал его к себе одной рукой, а другой — устрашающим жестом потребовал денег. Холмс ошалело стоял в стороне и абсолютно не понимал, что происходит. Такое он видел в их городе впервые. Преступность практически отсутствовала в их жизнях, поэтому глаза Шерлока не верили в происходящее. Джон отрицательно покачал головой, открытые глаза преступника злобно сверкнули при свете фонарей. Вторая рука мужчины полезла в карман, резко вырвалась оттуда, и вот уже острое лезвие сверкнуло прямо у сердца Джона. Рот раскрылся в немом крике, незнакомец дернулся, запрыгнул обратно в машину, и та с огромной скоростью умчалась прочь. Все произошло в какие-то доли секунды, Шерлок подбежал к Ватсону, схватил его, но тот безвольно обмяк в его руках и плавно опускался на землю. Холмс почувствовал горячую липкую жидкость на одной своей руке и испуганно взглянул на любимого. Прямо под сердцем, на пиджаке, виднелось яркое красное пятно. Глаза Джона, казалось, угасали с каждой секундой. Швейцар, заметивший преступника, уже вызвал полицию и скорую помощь. Холмс был полностью потерян. Что это было? Как это могло случиться? Неужели несчастный Шерлок потеряет свою единственную любовь? Мысли путались, все перед глазами шло кругом. И вот уже перед мутным от волнения взором Холмса карета скорой помощи заносит Ватсона в машину. Шерлок упорно, интуитивно пытается влезть вслед за ним, но его с силой отталкивают врачи, закрывают двери, и скорая увозит раненого в больницу. Что с ним будет? Врачи не дали точного ответа. Холмс стоял в растерянности. В прострации. Убитый горем. Один. На полупустой дороге. Приехавшая полиция бесполезно старалась выведать из Шерлока хоть слово, отчитываться пришлось свидетелю случившегося — вовремя подоспевшему услужливому швейцару.***
Дикая боль пронзала душу, отдаваясь в сердце удар за ударом. Глаза наполнены слезами, рвущимися через край. Хочется кричать во весь голос, орать от безысходности, но… нельзя. Сквозь стекло больничной палаты Шерлок смотрел на обездвиженного Джона. Врачи сделали операцию, они старались, как могли, они четко и точно выполнили свою работу. Теперь необходимо только ждать. Как долго? Это нестерпимо. Выживет ли Джон или нет? Слеза все же выкатилась из глаза и плавно стала опускаться по щеке к губам. Слишком больно было наблюдать за Ватсоном, слишком печально. Шерлок смахнул слезу тонким пальцем и вспомнил прекрасно проведенный день. Оставалось лишь надеяться, лишь верить и ждать. Врач пообещал перевести пациента в палату, как только посчитает это возможным. Но когда это будет? Семья Холмсов поддерживала молодого человека постоянно. День за днем Шерлок приходил в больницу и справлялся о здоровье любимого. После недели, проведенной у холодного стекла палаты, Холмс очень похудел. Горе и печаль давали о себе знать. Состояние Джона оставалось стабильным, и врач решил перевести его в обычную отдельную палату. Пищащие аппараты слишком сильно действовали на нервы Шерлоку, практически не отходившему от Джона ни на секунду. Порой медсестрам приходилось практически выгонять настойчивого Холмса, чтобы тот немного поспал, поел, передохнул. По ночам, сидя у кровати Ватсона, Шерлок тихо-тихо пел вслух. Никто не мог его слышать. Никто не знал о его голосе. Он напевал одну песенку, которую придумал когда-то сам. Она напоминала ему колыбельную. Слова сложились сами по себе, ведь никогда в их городе не звучало именно песен со словами. Только мелодии, только чистая голая музыка. И сейчас, низко наклоняясь к Джону, Шерлок практически нашептывал песню. Слова лились из уст, мягко попадая в уши спящего мужчины. Холмс периодически останавливался и осматривался — нет ли кого поблизости. Убеждаясь в том, что он один, Шерлок продолжал пение. Да, конечно, это выглядело глупо и нелепо, но ему хотелось сказать обо всем Джону. И он начал понемногу говорить с ним вслух. Он рассказывал о своем детстве, о школьных годах, о том, что постепенно его все возненавидели за его же голос, и с тех пор он совсем замкнулся в себе. Рассказы продолжались практически каждую ночь, Шерлоку не надоедало говорить. Это было прекрасно! Хоть кто-то его слушал. Пусть и не отвечал, но хотя бы не затыкал, а просто слушал.***
Как-то раз Холмс снова запел свою колыбельную и отошел к окну. Он не заметил, как Джон незаметно открыл глаза и начал следить за ним удивленным взглядом. Как только Шерлок обернулся, то его взор тут же столкнулся со взглядом любимого. Холмс резко замолчал на полуслове. Страшный дикий испуг. Испуг за все мгновенно пронзил его тело. Дрожь, онемение пальцев и усиленное сердцебиение проявились во всей своей красе. Джон не сводил глаз с мужчины. Он раскрыл рот, не в силах поднять руку. Он еще был довольно слаб, но Шерлок, объятый ужасом, тоже не мог сдвинуться с места. Он понял, что Ватсон все слышал. Все! И что теперь? Взгляд блуждал, нервно перебираясь с лица несчастного Джона на его руки. Шерлок выжидал реакции любимого. Той самой реакции, которую он постоянно боялся. В следующий миг произошло нечто, чего никак не ожидал испуганный Холмс. Тихий, еле слышный шепот донесся до ушей Шерлока. И этот звук принадлежал не кому иному, как его любимому. Джон пристально смотрел на Холмса: — Ты тоже можешь говорить, — непрошеная слеза скатилась по щеке Ватсона. — Как же я рад… Я так боялся… Шерлок подскочил к Джону, схватил его руку и покрыл поцелуями. Затем губы ловко очутились на глазах, губах Ватсона. Холмс не мог выразить чувств. Он не знал, как правильно это сделать. Он был потерян, но неимоверно счастлив. — Джон, — шептал, то и дело оборачиваясь на дверь, Холмс, — почему ты молчал? Как ты себя чувствуешь? Ты говоришь с рождения? Слишком много вопросов было в данный момент у Шерлока, но Ватсон был еще очень слаб. Необходимо набраться терпения, но самым главным стало то, что Джон выжил и теперь пришел в себя. Холмс не сдержался, он прижался к любимому, боясь задеть не заживший шрам после операции. Чувства хлынули потоком горячих соленых слез, но сердце радостно колотилось в груди. Шерлок теперь точно знал, что он не один. У него есть пара. Достойная его пара.***
Месяц спустя Шерлок и Джон любовались закатом, сидя на берегу озера. Мужчины наслаждались жизнью и любовью. Как рассказал Ватсон, его мать рожала сына дома. Роды приняла бабушка-акушерка, поэтому никто не слышал крика малыша. А позже ему запретили говорить вслух, под страхом быть изгнанным из города. И неизвестно, сколько еще точно таких же боязливых людей живет в их городе за высокой стеной. Но Шерлок и Джон решили изменить свою жизнь и жизни таких же несчастных. А вместе они найдут способ, как это сделать. Любовь преодолеет все невзгоды. Любовь — сильнее страха.