Под одной шуршащей крышей

- Джек. – Солдат думал, что притворившись умирающим, сможет избежать наказания. Но не тут-то было. Барскую кровать он занял на несколько дней, жалобно стона, перекатываясь с бока на бок, строя самые нищанские физиономии и суя под мой нос единственный уцелевший ртутный градусник с цифрами 37,3. – Ты, конечно, прекрасен в своих стенаниях. Но новый год, вообще-то, скоро.       Елки в доме не было, гирлянды не весели, оливьешку никто и не думал нарезать, а теперь еще и не будут показывать «Иронию Судьбы» по первому. Короче – жопа. Только мужика мне на голову не хватало. Простудившегося. Он взглянул краснющими глазами так жалобно, что аж сердце мое екнуло, и с выражением вселенских мучений отвернулся рыльцем к стене. - Пиздец. – Подытожила я. Одно хорошо, он перестал курить, как паровоз. Но без него как-то и самой не курится. И не пишется. – Оставил меня под Новый Год без ответа.       Говнина, которой заразился Джек, оказалась заразной. Буквально на следующие сутки две самые несчастные физиономии, зарытые в одеяло по самый нос, жалобно глядели на мать семейства. Одно не хотело идти на пары. Другое – отбывать наказания первого. Курить перестали оба и резко. Эдакий ЗОЖ-бросок перед началом нового года. - Слушай, - зарекся он, продирая заспанные глаза, – у тебя нет свитера? - А начерта он тебе, не поведуешь? – С хрипом поинтересовалась я у Джека, впившегося руками в одеяло, да так крепко, будто у него в голове крутились какие-то вьетнамские флешбеки. – Твоего размера у меня один черт нет. - Жалко. – Солдат снова хотел было уткнуться страдальчески в стену, но забыл, что злачное для страданий место уже было занято чужим телом. Столкнувшись взглядами оба мы поморщились, после чего Джек оперативно зарылся в одеяло по самую макушку и принялся издавать тяжелые охи-вздохи, словно старик. - Так зачем тебе свитер? – Приподняв одеяло и увидев там скрюченного Джека мне даже, по-человечески, стало его жалко. Как он еще силился, чтобы не заговорить о завещании – загадка. - Традиция на рождество. Делать фотографии в свитерах. – И когда полог одеяла накрыл его обратно и он задремал, решено было едва ли не предсмертное желание выполнить. Что я, хуже Санты что ли?       Набран номер матери был быстро. Наказано было страдающему мучителю раздобыть свитер. «И смотри, - говорила я ей в трубку. – Новогодний какой. Надо было бы обычный, я бы у бати стремненький-какой выцепила из гардероба». И со спокойной душой улеглась спать. Кулек со свитером матерь двух дебилов положила на край кровати. Видимо, ожидая, что мы вломимся с Джеком в ее комнату с похвалами, стоит только напялить это вязаное произведение искусства на Джека. Но где-то она однозначно прогадала. - Ааааааааа, не могу, мне даже ржать больно! – Избавляя Солдата от инфернальных воплей, вопли залушились подушкой, но биться в конвульсиях от пропирающего хохота перестать было невозможно. – Ебаааать. Ехмммхммм.. Длань Джека впечатала мое надрывающееся со смеху лицо поглубже в подушку.       Свитер был просто божественным. Что бы в вашем воображении сложился красочный образ – я распишу. Это было произведение искусства, созданное для нейтрализации эпилептиков и связанное дальтоником. Верх представлял из себя попытку в приличный свитер, мелкой вязью из добротной белой пряжи связанный. И так ровно до пояса. Дальше – неописуемый полет фантазии из кусков другой одежды, наскоро прихреначенных друг к другу и к верху. Из разных лоскутов одежды или из разных свитеров, вот уж чего не знаю, того не знаю. Но как мы поняли, попытка в нордическую стилистику – пояс – собой скрывал халтурную попытку шлейф этот прилепить к хорошему свитеру, безжалостно испорченному. И апофеозом этого был конусный капюшон, поправляя который на макушке Джека я надрывалась громче обычного. Я долго собирала сосредоточие, чтобы сесть на краю кровати с самым серьезным видом, оглядеть, как мускулы Джека играют сквозь всю эту красоту, и довершает этот образ расклешенный ужас дальтоника, чтобы без единого смешка произнести ему в лицо: «Ну, зато празднично!» Джек даже отбивать подзатыльники не стал - знал, как у обоих болит голова. Он лишь молча взирал на свитер, стараясь ничего не выражать своим лицом. В конце концов, с тихим щелчком отворилась дверь комнаты и в нее, заспанная, лишь головой сунулась мать. - Ну, как свитер? – Вместе с головой в проеме образовалось и завернутое в махровый халатик тело. Щуря глаза, она изучала Джека и его уебищный свитер. От меня, благо, это цветастое пятно все внимание отводило. - Он очень милый. – Тихо проговорил Джек, косясь в мою сторону. Я прикуривала. - Мне кажется, что он все-таки очень цветастый. - Зато праздничный! – Добродушно разведя руками заключил Солдат, и тут-то все попытки сдержать громоподобный хохот рухнули прахом. Я прыснула смехом. Лицо Джека омрачилось и налилось раздражением, усталостью и крайней степенью недовольства за мое поведение. Ну, за месяцы проживания с ним он такое лицо делал почти в любой ситуации, но вот раздражение и усталость – это у нас у обоих читалось. - Ну, тебе нравится? – Ехидно спросила я, стараясь не глядеть в глаза ни ему, ни стоявшей в проеме матери, сиявшей от счастья. - К-конечно. Спасибо, мадам. – Мама залилась краской, разулыбалась и удалилась спать. Я продолжила вопить в подушку. Джек достал пепельницу, сел за компьютер и прикурил. – Неблагодарная ты дочь! – Коротко и гневно заявил он. - Я?! Отец, ты ахуел?! Я тебе свитер из добрых побуждений заказала! А ты тут стрелками кидаешься. Совсем, что ли, температура тебе мозг пережарила? – Джек закурил. Повисло молчание. – Бля, но свитер один хрен уебищный, боже, он настолько уебищный, что даже прекрасен… ты же будешь в нем на Новый Год? - Да, буду. – Он тяжело вздохнул и жалобно посмотрел в пол. Будто он мог его пожалеть. Хотя мог. На нем удобно рыдать. - Господи, я должна буду сделать с тобой селфи! И записать это все в дневник. Оооу, да. А еще семейная фотка. Ты у меня не отвертишься!