Не в силах изменить.

Последние три дня пролетели словно в тумане.Брюнетка осталась в той проклятой квартире, предварительно выгнав всех обитателей, и долго-долго спала, изредка вставая, чтобы налить себе вина или чего-то покрепче.Она не хотела что-либо чувствовать или ощущать.Внутри неё что-то бесповоротно сломалось. Наконец выйти на улицу девушку заставили похороны Германа.Максим оперативно купил место на кладбище, заказал гроб и прочие атрибуты для тех, кого уже не было в живых.Настя не лезла во всё это, потому что знала, что не выдержит даже малейшего упоминания о погребении. На часах было где-то восемь утра.Ермакова кое-как проснулась, чтобы собраться к этому ужасному мероприятию.Выпив пару бокалов портвейна и выкурив несколько сигарет, она начала одеваться. Чёрное платье-футляр, заколотые в тугой низкий пучок волосы, темные очки, изумрудные серьги, подаренные Давидом на свадьбу, шуба и высокие кожаные сапоги.Обручальное кольцо с рубином и бриллиантом брюнетка переместила на безымянный палец правой руки, подчеркивая то, что она стала вдовой. От девушки не осталось ничего из прошлой жизни.Ни кед, ни растрёпанных волос или поношенных вещей Артёма.Та Настя умерла вслед за Германом. Выйдя на улицу, Ермакова села в джип, молча кивнула водителю Гене и они поехали.Всю дорогу темноволосая заливалась недопитым с утра портвейном и наконец докурила пачку сигарет. Всё вокруг было устлано белым снегом.У заранее выкопанной ямы стояли Кристина и Максим.Шатенка горько плакала, а парень отрешенно смотрел куда-то в сторону.Завидев подошедшую брюнетку, они только обменялись парочкой сухих фраз и приготовились к тому, что гроб начнут закапывать. Наша героиня не проронила ни слезинки.Она стояла и крепко сжимала букет алых роз, чувствуя как от её сердца практически ничего не осталось.Оно было погребено вместе с красноволосым.Кристина всё также плакала, а Макс говорил речь о том, как будет скучать по другу. Когда всё закончилось, молодые люди стояли в траурном молчании.Шатенка наконец успокоилась, поэтому можно было особенно прочувствовать весь ужас ситуации. -Надо помянуть его.-доложил русоволосый, кивая в сторону выхода из кладбища.-Пойдём? -Да, пойдём.-хлюпая носом, сказала Кристина.-Я уже замёрзла и больше не могу этого выносить. -Насть, ты с нами? -спросил Макс, глядя на будто закаменевшую подругу. -Идите.Я потом…-отозвалась она, всё также крепко держа букет роз, будто бы он был какой-то опорой. Когда все разошлись, Ермакова наконец сняла темные очки.Под ними виднелись её красные от слез глаза и почти чёрные синяки.Она положила цветы, заодно оглядев могильную серую плиту, на которой было написано: «Герман Николаевич Греф 3 февраля 1994-1 января 2018 Лучший друг, муж и кутёжник!» Упав на колени прямо в толстый и холодный слой снега, темноволосая заревела.Она не чувствовала мороза и влаги, она вообще ничего не чувствовала.Горячие соленые капли текли бесконечным потоком, а страшный вой доносился изо рта брюнетки. -Зачем ты это сделал?! -вопрошала она.-На кого ты меня оставил?! Со стороны казалось, что девушка останется там навсегда.У этой могилы, в которой была погребена её первая любовь, душа и сердце. Вечером того же бесконечно длинного дня довольно пьяная Настя пришла в свой новый, так называемый дом.Чуть шатаясь, она села за письменный стол, чтобы наконец открыть ящик, в котором хранились разные личные вещи Германа и важные бумаги.У Ермаковой всё не хватало духу этого сделать, но выпитая бутылка коньяка всё исправила. Первое, что бросилось в глаза темноволосой был файл с информацией о том, где находился её брат.Потом ключи с розовым брелком от новой квартиры девушки и лист с каким-то стихотворением. Плохо разбирая буквы и слова, Настя всё равно принялась читать: «Знаешь, Мэри, в моей голове звери. Они бы тебя съели, если бы я разрешил. Но я их гоню из прерий, на ключ закрываю двери. Сидят на цепях звери, на ржавых цепях души. А звери мои ночью, рвут кожу и плоть в клочья. И каждый их клык заточен. Играют на струнах жил. Но все-таки, между прочим, /пусть я и обес точен/, ты вся, до ресниц и точек — причина того, что я жив. Беги от меня, Мэри, /прижмись же ко мне теснее/. Спасайся скорей, Мэри, /ничто тебя не спасет/. Коснувшись тебя, Мэри, попробовав раз, звери, живущие в моем теле, хотят еще и еще. Ты знаешь, Мэри, есть истина в вине и теле, религии и постели. Но я отыскал в тебе. И пусть сегодня другой одеяло грею, но спят мои злые звери, тебя видя в каждом сне. Поверь, я больше не буду зрителем, скрываясь в своей обители, до самых последних дней. Я прилечу с Юпитера, в квартиру твою в Питере. Мэри, стань укротительницей моих диких зверей. Джио Россо»