Драбблы

В операционной прохладно, пахнет антисептиками и озоном. Под ярким светом ламп на столе лежит М-21, наполовину прикрытый стерильной простынёй. Франкенштейн в халате, маске и шапочке, с затянутыми латексом руками, собирает по частям тело веровольфа. На этот раз сильнее всего пострадала грудная клетка. Рёбра растрескались на осколки, пропороли лёгкое. Если бы не живучесть веровольфов — М-21 было бы уже не спасти. И всё же его возможности заживления поражают. Кусочки кости, приложенные один к другому, моментально срастаются, ткань лёгких регенерирует сразу же, как ей перестают мешать костяные осколки. Кожа зарастает. Кровь почти не течёт — порванные сосуды, даже самые мелкие, сами собой спазмируются и закупориваются — куда там человеческому телу. В руке у М-21го торчит капельница — питательный раствор, обезболивающее, наркоз. Франкенштейн работает на скорости своего модифицированного тела, намного быстрее, чем обычные люди, но всё равно работы много. В операционной время будто и не течет, только равномерно попискивают приборы. Франкенштейн в очередной раз бросает взгляд на экран — ЧСС низковата, но можно пережить, давление в пределах нормы для подобной ситуации, частота дыхания — на минимуме, но как тут подышишь, если левое лёгкое разворочено в хлам. Хотя половина уже собрана и отрегенерировала, Франкенштейн собрал верхнюю долю, и даже пронаблюдал, как стянулась и срослась серозная оболочка. Он уже отворачивается к ранению, когда замечает, что на него смотрят из-под ресниц мутноватым взглядом. — М-21? Ты в сознании? Не говори, моргни. Тот медленно кивает, а потом всё-таки хрипит: — Все живы? На чём только сипит, на правом лёгком? — Все живы. Всё хорошо. Он успокаивается, прикрывает глаза, но снова цепляется взглядом за Франкенштейна. — Концентрации наркоза уже не хватает? Тебе не больно? М-21 чуть-чуть качает головой — дескать, нет, не больно. Пытается прохрипеть что-то ещё. — Молчи! Ты бы видел, что сделали с твоей грудной клеткой. Я, знаешь ли, собирать тот 3d-паззл, в который превратились твои рёбра, не подписывался. Подожди, добавлю тебе снотворного. М-21 дёргается, хрипит. — Не на... Франкенштейн останавливает руку. Вспоминает один из первых их разговоров по душам, когда ему нужно было на некоторое время усыпить М-21 для обследования. «...Не люблю засыпать в лаборатории. Знаешь, когда над нами ставили опыты, нас тоже вгоняли в наркоз. А после просыпались не все. Так что никогда нельзя было быть уверенным, что проснёшься, и что все твои друзья будут рядом...» Франкенштейн качает головой: — Не волнуйся, ты проснёшься. Я тебе обещаю. М-21 смотрит пристально, будто колеблется, но потом прикрывает глаза. Верит. ... когда Франкенштейн заканчивает операцию, почти всё внутри М-21го успело сростись. Его регенерация поражает. Поэтому можно не возиться с каталкой, а просто взять его на руки и вынести из операционной. Франкенштейн старался по возможности не оставлять М-21 в лаборатории, а переносить в его собственную комнату. Если уж М-21му приходится засыпать в лаборатории, то в силах Франкенштейна сделать так, чтобы он там хотя бы не просыпался.