Охота

Мальчишка был хорош. Беззащитная шея, томный взгляд из-под длиннющих, лихо загнутых ресниц… Да и в остальном… Тело сухощавое, но совсем не хрупкое. Напротив, гибкое, сильное и словно бы заряженное скрытой до поры энергией — как сжатая пружина. При одном взгляде на такого сразу возникала охота ему незамедлительно вдуть. Охота… Нику нравилось это слово. За его глубинную многозначность. Охота — как погоня за зверем, выслеживание и поимка. И охота — как страсть и неудержимое желание. В Александре Симонове, за которым Ник на этот раз и охотился, оба эти значения слились до болезненности остро. Задача в отношении него была поставлена предельно ясно: выследить и доставить целым и невредимым. Правда, заказчик, говоря это, так стискивал на резных подлокотниках кресла сухие, словно птичьи лапы, ладони и так неприятно щурил темные глаза, что не было никаких сомнений: тип этот просто не хотел, чтобы шкурку искомого «Сашеньки» — а мальчишку наниматель Ника называл именно так! — попортили до того, как за нее возьмется он сам. И чем этот птенчик, этот сладкий «Сашенька», так досадил такому серьезному человеку?.. Мальчишку пришлось искать довольно долго. Спрятался он хорошо. Но Ник не случайно имел репутацию лучшего. И вот теперь он сидел и наблюдал, как официант с бейджиком «Саша» на груди с улыбкой разносил клиентам большого сетевого кафе, в котором и работал, напитки и тарелки с едой. И выглядел при этом полностью довольным жизнью. Ник усмехнулся про себя: «Ненадолго». Он планировал уйти перед закрытием заведения, дождаться «дичь» на улице, аккуратно проводить до парка, через который Саше предстояло пройти на пути к дому, где он снимал комнату в коммуналке, и уже там… — Желаете еще что-нибудь? — интимно шепнули Нику на ухо, и он вздрогнул, выныривая из задумчивости. Предмет его охоты, которая, как известно, пуще неволи, стоял и с прежней легкой улыбкой смотрел практически в упор. До этого охотник от своей цели держался подальше — всякий раз, приходя сюда, нарочно садился за те столики, которые обслуживали другие официанты. Зачем? Ник говорил себе, что изучает повадки… Доизучался! До того, что «дичь» подошла к его «лежке» сама. И почему-то смотрела так… Ник не сформулировал сразу, а после и забыл, сам увлекшись разглядыванием. Только теперь он увидел, что парень совсем не так юн. Или дело во взгляде? Слишком уж он был взрослым для такого молодого лица. Глаза у Саши Симонова вообще оказались совершенно невероятными — льдисто-синими. А на совершенной скуле слева обнаружился старый, уже побелевший шрам — обидный и глупый, как случайная царапина на бесценной картине великого художника. На фотографии, которую предоставил Нику клиент, его не было… Впрочем, там мальчик был именно что мальчиком. А этого, уже хлебнувшего жизни Александра Симонова, скорее, нужно было называть юношей… Шрам… Ник прищурился. При взгляде на эту неровную, будто бы сдвоенную отметину, которая делала лицо Саши взрослее и как-то трагичнее, сразу представилась сжатая в кулак рука с перстнем на безымянном пальце, удар, распоротая кожа, кровь… Симонов ждал, по-прежнему улыбаясь, и Нику пришлось что-то отвечать: — Да, желаю… «Еще как желаю! Точнее, хочу. И охочусь…» Парень склонил голову к плечу и вскинул бровь. Но при этом легкая смешливость и даже некоторое кокетство из его глаз ушли. Взгляд стал острым, очень внимательным. Черт! Неужели считал? Да нет! Ерунда! И все же следовало свалить и не мозолить глаза. — Счет, пожалуйста. Ник ушел, сел в машину и приготовился ждать. Время тянулось медленно, но все же настал момент, когда последние посетители вывалили на улицу, дверь в кафе была заперта, свет в окнах погас, а после через черный ход заведение покинули и сотрудники… Все. Кроме того, кто был Нику нужен… …В следующий раз стервеца удалось выследить только через три месяца, и теперь Ник уже не повторил глупость, совершенную в прошлый раз. К парню, который выглядел такой легкой «дичью», но неожиданно оказался совсем не так прост, он даже близко не подходил, пока не продумал и не подготовил все для успешной охоты. В новую съемную квартиру с нового же места работы — на этот раз не в кафе, а в баре — Александр Симонов возвращался совсем поздно. Как говорила когда-то бабушка Ника — по тот бок ночи. Это было хорошо. Ник неслышной тенью проводил его до подъезда и… И тут все опять пошло не так. Темнота длинного общего коридора, внезапное ощущение, что кто-то сзади и уже совсем близко, остро-болезненный укол в шею и провал. В себя Ник пришел в каком-то явно подвальном помещении — у стен стояли составленные одна на другую деревянные скамьи, под потолком висела яркая до жестокости лампочка, на полу змеился черный резиновый шланг, чуть в стороне стояло ведро. Сам же Ник оказался привязан голым к старому креслу: руки заведены назад и намертво скручены, ноги закинуты на подлокотники и тоже привязаны — Ник видел ровные петли синтетического витого шнура, который и удерживал его в столь… стрёмной позе. В заднице пекло, а в животе спазмически дергало. Ник вытянул шею и убедился: в зад ему был вставлен конец того самого шланга, что он увидел чуть раньше… — Знаешь, ты очень красивый, — стервец, которого он сам должен был связать, а после сунуть в багажник и доставить заказчику, стоял чуть в стороне и что-то перекладывал на единственном в этой комнате письменном столе, а потом обернулся и с уже знакомой улыбкой глянул на раскоряченного в кресле Ника. — Все тело такое брутальное, очень мужское — сплошные мышцы. И эти волосы на груди, на ногах и в паху. Жесткие, тоже очень мужские. Руки и даже ноги — идеальные по форме. Член и яички призового самца — такие внушительные, тяжелые… Но меняешь ракурс, смотришь чуть под другим… гм… углом и вдруг обнаруживаешь нежную розовую дырочку ануса… Кажется, нетронутую. — Развяжи меня, ты! Поганец лишь вновь улыбнулся, подошел ближе и опустился на колени перед креслом Ника так, что лицо его оказалось прямо напротив… Да чтоб ему! — Скажи мне, человек без документов, как мне тебя называть? — Развяжи, говорю! Но Саша — «Сашенька», блядь! — в ответ лишь с нежной заботой промассировал Нику живот. — Это уже третья порция. Так что скоро с водными процедурами закончим… Потерпи еще немного. Ник зарычал и задергался, но, понятно, ничего этим не достиг — кресло было прочным и устойчивым. — Пока я раздевал тебя, а после промывал тебе кишки, ну… сам понимаешь зачем, — гаденыш поправил в заду у Ника шланг, немного подвигав его туда-сюда, — я хорошо рассмотрел твое тело. Столько шрамов… Пулевые, ножевые. Непростую ты жизнь ведешь. Очень непростую. Впрочем, кому сейчас легко? — Сволочь! — Когда ты в первый раз взял мой след и некоторое время таскался в кафе, где я работал, то смотрел на меня так, что я ни на минуту не усомнился в твоей ориентации — такое не сыграешь. Знаешь, я даже наивно решил, что ты в меня влюблен, но стесняешься начать подбивать клинья… Легкие пальцы коснулись чувствительной кожицы у самого ануса, огладив его вокруг распиравшего отверстие шланга, и Ник задышал сквозь стиснутые зубы. Терпеть уже не было сил, но и просить пощады стыдно. И так влетел в расставленные силки, как наивный заяц-беляк… Так что оставалось только терпеть, тихо материться и потеть — от боли и от дурных предчувствий. — Как же все-таки красиво. Тут центр. — Долбаный «Сашенька» — маньяк малолетний! — вновь огладил все вокруг ануса. — А от него в стороны расходятся короткие и, что удивительно, на ощупь очень мягкие волоски. Черные на белом. Их хочется гладить… Ты когда-нибудь испытывал анальный оргазм? — Только посмей! Убью! Но паршивец лишь смешливо выпятил нижнюю губу: — Пфф! Так ты ведь за этим и пришел — убивать. Но видишь, чем дело кончилось… — Не за этим! И еще ничего не кончилось! — Это точно, — согласился Саша и опять усмехнулся. — У нас с тобой еще все впереди. Давай поиграем в вопросы и ответы? — Иди на хуй! — Сегодня нет. Сегодня у нас другая программа. — Пальцы, которые все это время нежили Нику промежность, вернулись к анусу и теперь вновь неторопливо оглаживали его мягкими круговыми движениями вокруг шланга, периодически смещаясь выше — на выпуклость предстательной железы. — Тебе когда-нибудь массировали простату? Вот здесь. Чувствуешь? Ник чувствовал. Так, сука, чувствовал, что поджимались пальцы на пошло растопыренных ногах. Немыслимое сочетание боли в раздутом водой животе и острого ощущения от опытных пальцев на простате сносило крышу подчистую. Ник зажмурился, отворачивая голову, и задышал неглубоко и часто. — Наверно, хватит. — Шаги. Сначала от кресла, к которому был привязан Ник, куда-то в сторону, потом обратно, тянущее движение шланга прочь из тела и — о боже! — «добрый совет»: — Не терпи, выпусти все. Водичка уже чистенькая. И ты сам чистенький. Жаль, что и башку тебе от всего дурного и наносного так же не промыть. Вода из зада Ника вырывалась сначала мощными струями — прямо в подставленное улыбчивым сучонком ведро. Потом лишь струилась неторопливо. Было… стыдно. Да что там! Было вообще пиздец! Больше всего хотелось провалиться сквозь землю. Можно даже прямо с проклятым креслом… — Ну вот. Приятно ведь, да? И говнюк совершенно точно знал, о чем говорил! И знал, что делает. Сначала он по-прежнему оглаживал «волшебный бугорок» простаты снаружи, потом, когда Ник окончательно «очистился», послюнил палец, этак демонстративно втянув его в рот, и по-прежнему неторопливо просунул его в зад. — Не зажимайся. Толку-то? Только себя же удовольствия лишишь. — Убери от меня свои лапы! — Что, никогда с любовниками позициями не менялся? Актив без страха и упрека? Ну ничего, ничего… Палец проник глубже, а потом парень как-то, что ли, согнул его внутри, прямо в заднице у Ника, и тот почувствовал… Господи Боже! Прикосновение было едва ощутимым, очень бережным, и все равно Ника словно разрядом тока прострелило. Яйца разом подтянулись, член начал наливаться… — Какой чувствительный… А если так? — Уоу! — взвыл Ник и невольно двинул бедрами. — Что ж ты делаешь, сучонок? — По-прежнему играю в вопросы и ответы. Готов выслушать первый? Ответишь на все, и я позволю тебе кончить. Ух ты, какой у тебя член! Головка уже вся открылась, и она тоже такая розовая! Просто прелесть! Итак, как мне тебя называть? — Ник, — выдохнул Ник и прикрыл глаза. Опытный палец по-прежнему уверенно трудился в анусе, то поглаживая простату, то просто неторопливо двигаясь туда-сюда. — Ник? — проклятый мальчишка сунулся ближе. — Николай? Никита? — Никодим, — с тихим бешенством выговорил Ник и оскалился, заранее готовясь к насмешкам — мало того, что сидит голый с растопыренными ногами и с чужим пальцем в жопе, так еще и Никодим! — Красивое имя, — сообщил Саша, улыбаясь от уха до уха. — Главное, редкое. Палец его наконец-то покинул зад Ника, зато на половинки выставленных ягодиц тут же легли теплые ладони, разводя их еще шире. — Скажи мне, я ведь не ошибусь, если предположу, что тебя нанял Акимов? — Аххх! — выдохнул Ник, потому что в этот момент его ануса коснулись губы, а после все там начал исследовать язык. — Аххх! — Знаешь, с чего он вдруг мной так сильно заинтересовался? — Нет, — совершенно расфокусированный, мокрый от пота и самым позорным образом возбужденный Ник и не понял, что этим своим дурацким «нет» дал ответ и на ранее заданный вопрос про своего нанимателя. — Потому что я слишком много знаю, — улыбнулся Саша и вновь вернулся к своему занятию — он вылизывал и нежил, покусывал и сосал. Не член, нет. К члену он даже не прикоснулся, но, несмотря на это, Ник тек, как девка, — из уретры вниз по стволу одна за другой тянулись медленные вязкие капли прозрачной смазки. Совершенно бесполезной, потому что сегодня Нику быть мужчиной никто и не собирался позволять. Неужели этот гаденыш его сейчас выебет? Терять анальную невинность вот так — привязанным к креслу, насильно — не хотелось совсем. Ник не то чтобы был идейным верхним, но предпочитал думать, что бережет себя для «особого случая», который все как-то в его жизни не случался. — Ты извращенец! Зачем ты все это делаешь со мной? Ладно б пытал, чтобы… — Так я и пытаю! Как умею. Я же извращенец! — Саша приблизил лицо, и Ник невольно отдернул голову — слишком много было в его взгляде… всего. И не оформишь словами. — Вот только извратился я не сам, Никодимушка. И не по доброй воле… Охота кончить? Скажи: «Да». Давай! Ну давай! Нет? Тогда следующий вопрос: ты сказал, что не убивать меня пришел. Неужели Акимов оказался более оригинален? Вряд ли… Значит, хочет убить сам. Ты меня привезешь, а уже после… Так? — Тварь! — Тааак… — усмехнулся чертов мальчишка — слишком опытный, слишком умный и слишком понимающий для своего возраста. Как он сказал? Извращенцем сделали? Против воли? Ник сглотнул. Сначала, когда на него вышли люди Акимова, опытный «охотник за головами» Никодим Никандров решил, что от старого мудака сбежал сынок. Потом, уже разговаривая с самим заказчиком, пришел к выводу, что речь идет о неверном любовнике, который смотался с кем-то помоложе. Теперь же… Теперь все выглядело совсем скверно. Ник понял, что расслабился за последний благополучный год, в течение которого по большей части занимался тем, что искал как раз этот вполне мирный и неопасный контингент: подростков, решивших найти себе приключений на задницу, юниц, связавшихся не с той компанией, дамочек в возрасте, которые стартанули в счастливые дали с молодым ушлым любовником, не подумав о последствиях. Идиот! Не потрудился разведать о новом клиенте всего… Да и об этом сучонке, который теперь с видимым наслаждением насиловал его пальцами в зад, знал только то, что зовут его Сашенькой… Сука! Пидор мелкий! Тварь! Красивая тварь. Развратная и опытная тварь. — Охота ведь кончить? Тогда просто скажи «да», медвежоночек! И будет тебе счастье. И Ник, который к этому моменту вообще перестал что бы то ни было соображать, потерявшись в ощущениях, сказал… …Очнулся он на лавочке в сквере — свободным и даже полностью одетым. Чуть позднее на девственно пустом телефоне, который Ник обычно использовал на охоте для связи с клиентами, в папке с фото обнаружилось кое-что интересное: сам Ник привязанный к креслу. С диким взглядом, с чужими пальцами, которые, раздвигаясь «ножничками», кокетливо раскрывали ему дырку, и, что самое скверное — с собственной спермой на животе. Намек был понятен: не отстанешь — ославлю. Интересно, почему же гаденыш так и не трахнул его?.. В следующий, уже третий раз Ник нашел Александра Симонова, который теперь звался Иваном Григорьевым, неожиданно быстро — всего через пару месяцев. Обнаружился он в другом городе, на другом конце страны, но Ника к нему словно волшебный клубочек из сказки привел. Сказал бы, что «нить Ариадны», но тут сразу возникала масса нюансов: а кто у нас в этот раз будет Ариадной? Уж не тот ли, кто кончил только оттого, что его в зад пальцами поимели? Или в этой сказочке роль у Ника еще более незавидная — рогатый Минотавр? И кто же ему рога-то наставил?.. Уж не Тесей ли местного разлива с его невероятными льдисто-синими глазами и совершенным лицом, на котором мрачным тавром горел шрам?.. Чушь какая! И что вообще лезет в голову? Из-за этого проклятого задания Ник, похоже, растерял последние мозги, думая только об одном: как доберется до долбанного сучонка и отделает так, что мама не горюй! Всяко и разно! И плевать, что клиент желал получить свою игрушку обратно нетронутой! Надо было предупреждать, что игрушка с секретом: вылетит — лучше не ловить, а то хуже будет. В новом городе Симонов (он же Григорьев, он же сучонок, он же просто паразит!) устроился на работу в фитнес-клуб, где занимался с детишками йогой и, кажется, опять-таки был абсолютно доволен жизнью. Вот только Ник оставлять его в столь благостном настроении точно не собирался. Слишком уж сильно была задета его гордость — и профессиональная, и мужская. За время, которое ушло на новый виток охоты, кое-что удалось узнать и о заказчике — крупном бизнесмене Валентине Акимове. В основном это были слухи, но Ник уже не следаком по особо важным работал, а потому мог особо не париться о таких вещах, как доказательная база. Так вот, по слухам выходило, что господин Акимов — старый гнойный прыщ, тощий, злобный и бесконечно влиятельный — был педофилом и садистом, который получал особое удовольствие от растления молоденьких мальчиков-подростков. И у Ника не было никаких сомнений, что парень, которого ему и поручили найти, был как раз из этих — в свое время подобранных на улице или купленных у родителей-алкашей, развращенных, запуганных, послушных… Стоп! Если про развращенность все было верно, то последние два определения к Александру Симонову не подходили совершенно. Каким-то образом мальчишка, которого растили, обучали и воспитывали как постельную игрушку и грушу для битья, сохранил внутренний стержень и волю. Ну и сбежал от своего мучителя, едва представилась такая возможность. И, судя по тому, какие дополнительные поручения недавно получил Ник, сбежал не с пустыми руками, а утащив какой-то серьезный компромат и на Акимова, и на тех, кто был с ним связан. Фото вроде тех, что сучонок сделал, когда поймал и попользовал Ника? Фото, на которых был Акимов и были его игрушки? Вполне возможно. Старый хрыч нудел о «материалах», «дисках» и «записях», которые обязательно следовало вернуть. А ведь раньше ни о чем подобном речь не шла. Что же случилось после того, как Ник повторно вышел на беглеца и позорно попался? Шантаж и угрозы? Копия какой-нибудь особо криминальной фотки, отправленная «Сашенькой» Акимову с подписью «Оставь меня в покое, и тогда я не буду трогать тебя»? Домыслы. И еще один повод поймать парня и поговорить с ним пристрастно. Не ограничившись одними только пальцами в ладной заднице этого стервеца! О нет! Ник снял квартиру, окнами выходившую на целиком застекленный фасад фитнеса, и теперь много времени проводил, спрятавшись за занавесками — с биноклем в руках. Смотрел, как Симонов возится с детьми, как показывает им разные позы и упражнения, демонстрируя собственную невероятную гибкость, пластичность и силу. Ник смотрел на его обтянутый черными балетными легинсами зад, на бугор между ног, на гибкую талию, на соски, которые зазывно читались под тонкой майкой… А потом, ближе к вечеру, имел спорное удовольствие наблюдать, как Саша тренируется уже не по работе, а для себя. Причем теперь речь шла не о йоге. В компании со смуглокожим косоглазым айкидошником он вполне успешно осваивал науку восточного мордобоя. Это следовало учитывать: парень оказался не только хитрецом и ловкачом, умело пользовавшимся какой-то наркотой, которая уже дважды срубала Ника (до и после истории с креслом), он еще и просто физически был вполне способен навалять кому угодно. Нет, не бывшему капитану Никодиму Никандрову, который не раз брал призовые места в соревнованиях по самбо. Тут пока кишка у «Сашеньки» была тонка. Но куда менее подготовленному человеку — вполне. На этот раз Ник планировал сцапать парня прямо в фитнесе — раз в неделю Симонов оставался в качестве дежурного администратора и ждал, пока из здания не выкатится последний клиент, чтобы после запереть двери и погасить везде свет. Готовясь к новой охоте на прежнего зверя, Ник уложил в рюкзак веревку, крепкий кляп, наручники — все, что могло потребоваться, чтобы спеленать «Сашеньку» для дальнейшей транспортировки. Если бы он только знал, как это будет использовано на самом деле! Короче говоря, очнулся Ник примерно в том же положении, что и в прошлый раз: голым и связанным. Только теперь еще и башка болела. Но куда сильнее шишки на затылке рвало и дергало уязвленное самолюбие: дичь уже вторично обманула охотника. Мелкий сучонок-красотуля подкараулил, заманил, а после здорово приложил его по голове, на этот раз отправив Ника в астрал не при помощи сильнодействующей химии, а старым дедовским методом. Эта анестезия была куда более краткосрочной, а потому Ник очухался быстрее. Но все равно недостаточно рано для того, чтобы помешать привязать себя — на этот раз лежа и лицом вниз. — Ты псих! — сказал Ник, пытаясь сообразить, что представляет собой новый «пыточный агрегат», на котором его растянули — фитнес все-таки, столько разных возможностей… — Ага, — беспечно отозвался Симонов откуда-то сзади. — Но лучше называй меня Сашей. Мы ведь уже так близки. А скоро станем еще ближе. — Я тебя убью, — обреченно пообещал Ник, чувствуя, как ладони мелкого гада проходятся по его голой спине и останавливаются на выпуклостях ягодиц. Руки Ника были зафиксированы внизу — лежал он на чем-то вроде скамьи, и гаденыш просто свел конечности оглушенного пленника под ней и там связал. Ноги были разведены в стороны и тоже привязаны — причем наверняка той же приготовленной Ником для самого Симонова веревкой. Что ж. Она ему совершенно точно пригодилась! Паскуда! — Лучше ты, чем Акимов. Но в любом случае убийство это произойдет не сейчас. Сейчас мы займемся кое-чем куда более приятным. Поверни голову — все будешь видеть. Саша взял Ника за уши, крутанул так, что теперь тот лежал левой щекой на белой простыне под собой и… Там было здоровенное зеркало во всю стену, в котором действительно отражалось все. Лежанка, оказавшаяся массажным столом; привязанный к ней Ник — голый и блестящий от масла (смуглая спина, бледная задница, волосатые ноги)… И Саша Симонов, который как раз начал раздеваться… — Будем причинять тебе удовольствие и наносить пользу. А пока расскажи-ка ты мне, друг ситный, что тебя вновь привело ко мне? Прошлая встреча так понравилась? Отражение в огромном зеркале было до болезненности острым, даже жестоким — стали видны все морщиночки, все родинки и волосинки. А кроме этих совсем не существенных мелочей и кое-что весьма важное: у Сашеньки, блядь, Симонова крепко стоял член! — Ты извращенец! — Это мы еще в прошлый раз выяснили, Никодимушка. — Глядя на Ника через зеркало, Саша подошел вплотную к массажному столу и вновь любовно огладил распростертое перед ним тело. — Какой же красивый! Знаешь, как мне жестоко обидно стало, когда я понял, что ты от Акимова, а не… не просто заинтересовался мной? Ты ведь мне понравился… Такой… мачо с лицом положительного героя… — И как понял, что я от него? — пытаясь отвлечься от того, что видел в зеркале, прохрипел Ник. — Взгляд, — коротко ответил Саша, но потом все же пояснил: — Когда столько лет живешь как зверь в клетке, быстро учишься читать людей без слов — по складке губ, морщине между бровями, позе, в которой они сидят или стоят… По взгляду. Ты хотел меня. Но не так, как хотел бы потенциального любовника. А так, как охотник, который желает заполучить дичь. — Я кое-что узнал об Акимове… — Вряд ли ты сможешь меня чем-то удивить, Никодим. Хотя… Если ты сумеешь кончить с моим членом в заднице, это удивит меня очень сильно. И очень приятно. Саша отошел от стола вглубь комнаты, тем самым повернувшись к зеркалу и к Нику спиной… Она вся была иссечена перекрещивающимися шрамами — тоже старыми, где-то совсем тонкими, почти незаметными, где-то корявыми, дурно сросшимися. Эти совершенно точно остались от ран, которые, по уму, надо было бы зашивать, но которые заживали сами — как пришлось. Ник глянул на них, и во рту у него стало горько: — Это Акимов тебе скулу рассек? Я видел у него на пальце кольцо… — Он мне жизнь рассек, Никодимушка, — Саша вернулся, растирая по ладоням новую порцию массажного масла — запахло апельсинами. — Врубился в нее так, что сразу развалил все на «до» и «после». «До» осталось нормальное детство с футболом во дворе, школой и первым поцелуем с понравившейся девочкой… А про «после» я тебе, пожалуй, рассказывать не стану. Мы ведь сейчас вообще не об этом, правда? Ты как? Готов? Саша запустил скользкую горячую руку Нику между разведенных ног и, нащупав член, вытащил его назад — так, чтобы ствол не прятался под животом, а лежал между ног. Было неудобно. Но, оказалось, что это только начало — пока член оставался расслабленным, особо ничего не мешало, а вот когда он от действий проклятого сучонка принялся наливаться… — Вот так, — удовлетворенно проворчал Саша, опять сходил за добавкой масла и легко взобрался Нику на спину, усевшись ему на ягодицы. Задница его была по ощущениям холодной, а вот коснувшийся поясницы член показался горячим, как кипяток. Ник невольно дернулся. Саша начал с плеч. Руки умело разминали, надавливали, сжимали и нежили, мешая боль с удовольствием. — Вот тут у тебя очень нехорошее место. — Больно же, сволочь ты! — Конечно больно! Но сейчас поправим немного. Тебе, по уму, походить бы к правильному костоправу надо, Никодимушка. А то запустил ведь совсем такое роскошное тело! — Тебе откуда знать? — У Акимова застарелый радикулит. И член почти не стоит. Это всегда было… проблемой. Но давай не будем о грустном! Ник открыл глаза. Картина в зеркале была… красивой. И порочной, словно высококлассное порно. Ник такое видел: здоровенный амбал долго и вдумчиво массировал стройного юношу — руки, плечи, поясницу… Потом ноги — от стоп к бедрам… А после дело дошло и до ягодиц. Руки-лопаты, все перевитые вздувшимися венами, разводили их, открывая вид на уже хорошо смазанную звездочку ануса, мяли, вновь смыкали и опять разводили. Парень пристанывал, амбал сосредоточенно сопел, а после трахнул своего «пациента» — так же неторопливо, как до этого массировал… Просто спокойно стащил на край и поимел парня, талантливо сыгравшего полное недоумение, легкое сопротивление и, главное, последующую покорность… Ник тогда ярко представил себя на месте «массажиста». Кто бы подумал, что в жизни его ждет прямо противоположный сюжет?! — Ты как, готов расстаться со своей анальной девственностью, красавчик? — шепнул прямо в ухо Саша, прижимаясь к спине Ника грудью и крепко стоящим членом. — Почему ты не сделал это в прошлый раз? — Потому что думал: хватит тебе и той науки. Но ты оказался упрямым. — У меня нет выбора. Я подрядился на работу… — Работа работе рознь… — поучительно сообщил Саша и вновь выпрямился, возвращаясь к прерванному массажу. Следовало признать, что делал он его совершенно профессионально и с видимым удовольствием — уголки губ были приподняты, а удивительные миндалевидные глаза лучились теплом. Соскользнув с лежанки, он отошел к изножью и теперь разминал Нику стопы — сначала правую, потом левую. Ник с трудом давил в себе рвущиеся из горла стоны — настолько было приятно, — но Саша и так все понимал, а потому, усмехнувшись, глянул через полуопущенные ресницы, потянулся и вновь занялся членом Ника: высвободил головку, сдвинув крайнюю плоть, тронул… А после демонстративно облизал палец. — Ты течешь так вкусно… — Что ты будешь делать с теми материалами, что утащил из дома Акимова? — Странный ты, Никодим. Я тебя вот-вот опущу, терпилой сделаю, а ты о добром имени господина Акимова печешься. — Таким способом человека опустить нельзя, — очень серьезно возразил Ник, пытаясь поймать в зеркале ускользающий взгляд Саши. — Того, кто имеет силы не опускаться, вообще нельзя опустить. Убить можно, а опустить — нет. — Какие речи от голого мужика, который привязан к массажному столу посреди женской раздевалки! — Почему… женской? — неожиданно севшим голосом спросил Ник. — И сказал бы: потому, что я тебя сейчас как бабу отымею, да не в том причина. В массажном кабинете зеркал нет. А мне хотелось, чтобы ты все-все как следует рассмотрел и запомнил… — Поцелуешь меня? — Ух ты! Удивил. Неожиданно… Но нет. Целуют тех, кого любят. И тех, кто не начнет в ответ кусаться. А ты парень совершенно точно сильно зубастый… Давай-ка, расслабь дырку. Очень хотелось начать умолять, просить: «Не делай этого!», но было очевидно, что это совершенно бесполезно. Так что Ник молчал, стискивая зубы и действительно пытаясь максимально расслабиться там, куда сейчас опять пристраивал свои чертовы пальцы этот псих. Саша вновь долго растягивал его — один палец, два, три. Двигал ими, вращал, сладко раздражая напряженный сфинктер, касался простаты, целовал и покусывал ягодицы. — Очень хочу тебя трахнуть, Ник. Но я ведь ни разу не насильник. Ты ж это уже понял. Так что придется мучить тебя, пока сам члена не запросишь. — Придушу, как куренка! — Акимов тоже любил… придушивать. Ему вообще нравилась моя шея. И знаешь, что я понял? Надо быть полным и окончательным садистом, чтобы получать от такого удовольствие… А у тебя лицо положительного персонажа. И руки нежные… Я же вижу. — Развяжи. И я тебя с ними познакомлю плотнее. — В другой раз. Ник сладкую пытку вытерпел, так ничего больше у Саши и не попросив. Но тот, кажется, от этого особо не расстроился. Трогал, гладил, лизал и всем этим довел Ника до полужидкого состояния, которое предсказуемо выплеснулось, пачкая простыню на массажном столе… Саша рассмеялся, куснул совсем сильно — словно ставя на ягодицах Ника свою метку, а после грубовато запихал что-то в его растянутый, но так и не попользованный зад, оделся и ушел. Просто взял и, сука такая, ушел! Лишь на пороге обернулся и, перебивая злобные (а на самом деле отчаянно-просительные) матерные тирады Ника, велел запомнить «науку», не таскаться следом и при случае передать Акимову, чтобы тот уже наконец-то успокоился и забыл о его, Сашином, существовании… …О том, как пришлось выбираться из такого вот чудо-положения, Ник позднее вспоминать не любил. Хотя и получилось все более или менее. Нашла его уже немолодая и начисто лишенная каких бы то ни было комплексов баба — ухоженная, подтянутая и не по-утреннему бодрая и веселая. Сначала, понятно, прихуела от открывшейся картины, а потом, хмыкнув что-то вроде: «Ох уж эти игруны-затейники!», просто помогла мрачному Нику освободиться. То, что сучонок Саша вставил Нику в зад, ощущалось очень хорошо. Смертельно хотелось достать, но для этого нужно было остаться одному. — Спасибо, — буркнул Ник. — Одним «спасибом» сыт не будешь, — возразила его спасительница и поиграла бровями. Ну и пришлось «накормить» ее кое-чем другим… Тетка оказалась горячей и жадной. Муженек ее в постели явно не блистал талантами, так что благодарность освободительницы, которой и в голову не пришло Нику представляться, была всеобъемлющей. Обычно Ник такие мелкие подарки судьбы ценил. Но не сегодня. Сегодня думать он мог лишь о долбаном сучонке и о собственной заднице, заполненной чем-то непонятным, а не о партнерше. Тем не менее после оба остались вполне довольны друг другом: дамочка глядела сытой кошкой, Ник же хотя бы частично, но вернул пошатнувшуюся мужественность. Чертов сучонок! Впервые ведь довелось трахаться, имея в заднице «привет» от человека, который только что чудом не трахнул его самого! И следовало признать, что опыт оказался так себе. Уже в мужской раздевалке, запершись в туалете, Ник добыл из себя то, что засунул в него Саша. Это была флэшка, плотно упакованная в целлофан. Тот самый компромат, о котором и пекся Акимов? Выяснить это можно было только добравшись до компа. — Поймаю, убью! — бормотал себе под нос Ник, шагая к машине. И ведь поймал же! Вот только убивать не стал. Непонятно почему. Да и к Акимову не повез. Правда, тут уже по очевидной причине: потому что везти было не к кому. Дело в том, что на флэшке действительно обнаружились фото и видео. На некоторых из них было уже хорошо знакомое лицо Саши — совсем юное, еще лишенное шрама на скуле. Правда, фотографов и оператора по большей части интересовали другие части тела мальчика. И другие ракурсы. Ник просмотрел это и все для себя решил… В полицию не пошел. Слишком хорошо зная систему изнутри, он не сомневался: Акимов отделается легким испугом, откупится. Это не годилось. Слить все в Интернет? У Ника был хороший приятель, который до сих пор трудился в ментовке — в Управлении «К», которое специализировалось на разного рода киберпреступлениях. Уж он-то точно мог устроить в сетях дикий скандал со сливом информации, закрыться от которой было бы невозможно и игнорировать нельзя… Но тогда все увидели бы и лица жертв… Лицо Саши… Нет. Тем более что и при таком подходе перспективы дела выглядели предельно понятными. Сначала «в верхах» будут долго мудить, потом, когда скандал станет вселенским, возьмутся за дело активнее, но к тому моменту гражданин Акимов уже давно окажется за рубежами родины. Объявят его в федеральный, а потом и в международный розыск и будут «искать» годами, при этом прекрасно зная, где именно этот человек живет, обедает и отдыхает. Сильно битый жизнью, а потому мудрый Саша дурака валять — читай геройствовать — не стал, а просто ударился в бега. Ну, а донкихотствующий Ник решил удариться в нечто прямо противоположное. Договориться о встрече с Акимовым оказалось несложно. Старый хрыч хранил верность диким девяностым и по-прежнему обожал забивать «стрелки» в тех местах, где после легко можно было избавиться от трупов. Это вполне устраивало и Ника. «Клиент» приехал с личной охраной — с той, чьи рожи тоже постоянно мелькали на видео и фото с флэшки, но Ник к этому подготовился, так что проблем не возникло. Сквозное в плечо было не в счет. Трупы отправились в очистные. Машины, на которых заказчик и его мордовороты и прибыли на встречу, схизнули на дне озерца с дикого цвета водой, куда сливал отходы завод, кстати, принадлежавший тому же Валентину Акимову. А Ник недельку отлежался и вновь вышел на охоту. Уже не для «того дяди», а для себя лично. Саша сыскался быстро — все та же невидимая нить, связавшая Ника с ним после первого почти-секса, так и гудела под пальцами, пахла охотой, манила и вела. Встречу можно было бы, конечно, назвать счастливой случайностью, но Ник верил, что это судьба. Саша попался ему на глаза в столичном магазине по продаже бытовой техники и электроники, где работал продавцом-консультантом, если верить бейджику. Когда Ник подошел к нему, тот как раз во все глаза таращился на огромный экран дорогущего телевизора. Вокруг были такие же — поменьше и подешевле. Но на всех шло одно и то же: журналюги с плохо скрытым восторгом повествовали о том, что видный российский бизнесмен Валентин Акимов, похоже, стал жертвой передела рынка — мол, теперь, по истечении времени, сомнений, что произошло убийство, нет… — Конечно, можно предполагать, что всему виной проблемы с государством и что человек тупо свалил за границу, после того, как его взяли за фюзеляж по части неуплаты налогов, — вещал с экрана приглашенный эксперт откровенно бандитского вида. — Но я склоняюсь к тому, что через какое-то время тело Акимова найдут где-нибудь… — В отстойнике, — шепнул Ник прямо в ухо подскочившему от неожиданности Саше и тут же крепко взял его за руку. Щелчок, и второй браслет наручников закрылся на тонком запястье, намертво сковывая мелкого засранца с немалой тушей Никодима Никандрова. Потом был багажник машины — как и задумывалось с самого начала. На корню пресеченная попытка бегства в пути. И наконец тихий дом — старый, но еще крепкий — на берегу большого озера. — Убьешь? — поинтересовался Саша, когда Ник втолкнул его через порог. — Трахну, — возразил Ник. А после обхватил ладонями впалые щеки своей наконец-то пойманной «дичи», огладил большим пальцем правой шрам на скуле, дунул на разом затрепетавшие ресницы и поцеловал. Тоже в точности так, как и задумывалось — неторопливо, глубоко и нежно. — Теперь отпустишь? — чуть отдышавшись, спросил Саша и дернул звякнувшими наручниками руками. Губы у него — и без того соблазнительные и сочные — порочно припухли, но при этом совершенно точно улыбались. А в глазах — по-прежнему невероятных, миндалевидно-раскосых, словно у одалиски, но уже не льдистых, а просто синих — надежда переплавлялась со страстью. Во что? Вопрос был хорошим. Но для получения точного ответа требовались время и тесный контакт. Никодим осмотрел алчно свою «охоту» — ту, что пуще неволи, — расчеширился во все тридцать два и ответил, имея в виду нечто куда более важное и глубокое, чем скованные руки: — Нет.