Запретный плод

Натаниэлю привычно стоять на коленях — несколько лет в семинарии смирили со многими неудобствами. Ради Господа можно было отказаться буквально от всего, пожертвовав мирским, греховным, абсолютно незначимым. А вот на это Натаниэль, к своему сожалению, был уже неспособен. — Ну что ты торчишь там? — позвала его из глубины комнаты Маргарет. Её голос впервые за долгое время не был полон высокомерия, а плохо скрываемое предвкушение сделало его как никогда мягким. Хотя, если честно, Натаниэлю было уже тяжело вспомнить, когда вообще в последний раз наедине с ним Маргарет вела себя так, как привыкла обычно на людях. Правду говорили, что в постели некоторые недостатки способны сгладиться до полного исчезновения. Хотя самому Натаниэлю до сих пор проверить это было не с кем. Он быстро пересёк порог, захлопнул за собой дверь, легко провернув в замочной скважине ключ. Недолжно быть другим свидетелям при исповеди — этому ведь его всегда учили. Хотя, конечно, подобное сравнение не лишено своей... — Иди сюда, Натаниэль, — снова окликнула Маргарет, неторопливо расплетая ловкими пальцами тугие косы. Натаниэль смотрел на неё, сидевшую на краю кровати в одной тоненькой ночной сорочке, едва ли скрывающей вообще что-то. Смотрел и чувствовал, как медленно жаром возбуждения пронимает каждую клеточку тела. Он сделал несколько нетвёрдых шагов вперёд, мигом разгорячившийся, словно после десятка земных поклонов без остановки. И снова замер как вкопанный: Маргарет по-кошачьи прогнула спину, словно специально для того, чтобы Натаниэлю стало лучше видно, как напряжены под полупрозрачной тканью соски. Как же они напоминали яблоки в полуодичавшем саду отца. Крепкие, полные сладким соком, оттенком почти в цвет малины. Манящие к себе уже одним видом, заставляющие истекать слюной от одного предвкушения. И Маргарет, его обожаемая Маргарет — точь-в-точь такая. Она вся — сплошное искушение. И лицезреть её полуобнажённой, ждущей и настолько близкой — наслаждение ничуть не меньшее, чем скорая возможность овладеть ею. Натаниэлю сделалось ещё жарче. Он снова приблизился, неотрывно глядя, как высоко участившееся дыхание подбрасывает вверх грудь Маргарет, выдавая тем самым её волнение, заинтересованность, желание соприкоснуться... Натаниэль сглотнул скопившуюся вокруг языка слюну. Словно подглядев в его мысли, Маргарет улыбнулась шире. И медленно, будто бы приглашающе, вывела вперёд одну ногу. Ткань сорочки скользнула по ней, обнажив колено: изящное, светлое, приятной округлой формы. — Я жду, — сладко шепнула Маргарет и прикрыла глаза. Дыхание перехватило, узкий воротник мгновенно стал тесен, сдавив горло. Не вполне контролируя себя, Натаниэль резко вскинул вверх руку и нетерпеливо рванул его. Но даже это короткое промедление не вернуло ясность в помутневшие мысли. Люди полны странностей. Эту жизненную правду нужно было просто принять и смириться с тем, что идеальность — слишком редкое явление. И даже ты сам — далеко не так безукоризнен, каким хочешь казаться. Взгляд сам скользнул вниз — по тонкой лодыжке, слегка выпирающей косточке у стопы, по самой стопе и аккуратным, чуть поджатым пальчикам. Метнулся обратно вверх, к бедру, отвести которое в сторону, чтобы приникнуть ближе, хотелось уже сейчас. Колени коснулись мягкого ворса. Ещё никогда в своей жизни Натаниэль не преклонял их перед женщиной, но Маргарет, кажется, была готова стать исключением. Первым и единственным. Она громко охнула, стоило только прижаться губами к тёплой коже, чистой, до сих пор сладко пахнущей цветочным мылом. Выточенная из мрамора Святая Дева всегда холодна. Даже если ты будешь бесконечно целовать её ноги, те переймут лишь малую толику твоего собственного тепла, не более. Маргарет же горяча, и голос её, каждым звуком разбивающий тишину, куда жарче тела. С каждым её новым стоном Натаниэль смелел всё сильнее. Ёрзая на коленях, он перестал замечать себя, весь растворяясь в чужом удовольствии. Он привык служить. Только удостоившись сана, он подгибал ноги с непередаваемым чувством блаженства и трепета. По истечении времени оно исчерпалось, почти иссякло. Но теперь вот вернулось вновь — более полным и удовлетворяющим. Натаниэль на секунду прервался, утирая капли со лба. И приподнялся, чуть разгибая колени, вдохнул, перетирая языком о нёбо мягкий привкус во рту. Никогда ему ещё, кажется, не дышалось настолько сладко. Разве что совершенно мальчишкой в родительском саду, полным пряного аромата. Такой же, наверное, слышал Адам, прежде чем, польстившись низменными удовольствиями, принять из рук своей Евы спелый, налитый плод. Теперь же, когда Маргарет плавно развела ноги, подбирая подол сорочки вверх, Натаниэль понял, почему тот не устоял. — Я оправдаю твои ожидания, — неожиданно для себя прошептал он, жадно глядя на то, что благовоспитанной леди не стоило показывать даже супругу, своевременно погасив свет. Но разве леди Маргарет, хоть и всегда держалась с такой строгостью, хоть когда-то следовала правилам? Он подался вперёд и, лишь легко коснувшись поцелуем бёдра, тронул языком клитор. Обвёл несколько раз, щедро смачивая слюной, прежде чем раздвинуть пальцами влажные складки и резко толкнуть их внутрь. Хватило всего нескольких движений, чтобы заставить голос Маргарет, сладко и ровно стонущей, сорваться на всхлип. Она задрожала всем телом, крепко стиснув собой его пальцы, затрепетала так, словно готова была вот-вот потерять сознание. Совсем как в один из жарких дней на палубе, когда утяжка корсета едва не довела Маргарет до обморока. А Натаниэль, своевременно оказавшийся рядом, успел её поддержать. Кажется, и тогда у неё так судорожно билось сердце, а глаза — удовлетворённо блестели. — Я и не сомневалась в тебе, — неловко краснея и всё ещё тяжело дыша, ответила Маргарет. — Но ожидаю ещё очень многого. Погаси свет, Натаниэль. Не хочу, чтобы твои ангелы видели, что ещё я собираюсь с тобой сегодня сделать. Она приподнялась, ласкающе легко обведя ладонями лицо и плечи Натаниэля. И, из озорства, видимо, стянув с его переносицы очки, увлекла за собой. Подчинившись её желаниям, Натаниэль неловко подался следом. И не без должного удовольствия дотянулся рукой до лампы.