***
— Хах, посмотрите, опять идет эта детдомовка! По длинному и заполненному учениками коридору лицея пронеслась громкая волна гадких смешков. Маринетт, являющаяся изгоем учебного заведения и человеком для насмешек, скованно шла к нужному ей кабинету. Перед глазами все, как назло, расплывалось, что было явным последствием недосыпа. Черный пиджак, придающий некоторую остроту во всем наряде, обтягивал худые руки и хрупкие плечи, спокойно струясь вниз по телу, заканчиваясь где-то чуть ниже пуговиц на сине-голубых джинсах. И опять… — Боже, что она так ужасно выглядит? Ах да, я забыла, она же такая всегда! Маринетт со всей силы прикусила нижнюю губу. Страх расплакаться перед всей аудиторией, показать всем свою слабость был слишком велик и обхватывал все сознание, ведь если бы это случилось, ей бы просто не дали проходу. Дюпэн-Чэн уже давно является тем самым объектом для битья и издевательств, не имеющим друзей, родителей и, к сожалению, более высшего рисунка на запястье. Поэтому она изгой. И Маринетт Дюпэн-Чэн ненавидит. Ненавидит свою жестокую и бедную жизнь, ненавидит людей, ненавидит эту идиотскую систему групп общества вместе со своей глупой серой линией.Серая линия — самая худшая и низшая из всех возможных. Людей с таким рисунком иногда просто игнорируют, не одаривая даже малейшим вниманием, но в этот список попадают лишь самые везучие. Чаще всего «низших» всячески оскорбляют. Люди этой группы становятся целями массовых издевок. Многие родители, у которых рождаются «изгои», сдают детей в приюты, не желая возиться с такими, как бы жестоко это ни было.
Заветная дверь, способная хотя бы на несколько минут освободить ее от прожигающих взглядов, являющаяся временным спасением в виде душного класса с всего лишь максимум четырнадцатью учениками, становилась все ближе и ближе, чуть ли не заставляя перейти на бег. И вот, слышатся последние колкие слова, брошенные в ее адрес, прежде чем Маринетт оказывается в небольшом кабинете за темной деревянной дверью.