Пропащие праведники Двора Чудес

      — Хотите узнать будущее, мессир?       — Пошла прочь, египетское отродье! — вырвалось у Феба до того, как голос цыганки совместился со знакомым обликом, —… Аньесс?!       — Когда ты меня уже, наконец, станешь называть Эсмеральдой? Скоро я уже сама поверю в то, что родилась в этом несчастном племени без дома и приюта… А ты все Аньесс, да Аньесс.       — Прости меня, давай покатаемся… как обычно… Эсмеральда.       Девушка не заставила себя уговаривать и, опершись на руку капитана, ловко запрыгнула на круп его каурого жеребца. Чтобы сохранить равновесие, ей пришлось прижаться левым плечом к его груди, а спину, словно в спинку кресла, опустить в его правую руку, которой он правил поводьями.       — Твоя невеста однажды убьёт меня из ревности, Феб…       — Моя невеста спит по ночам, как всякая добропорядочная девушка, запершись изнутри на десяток запоров… И ночь для нее начинается с первыми сумерками.       — А вдруг она сейчас, прикинувшись нищенкой, скользит за нами бесшумной тенью? — лукаво усмехнулась цыганка, — и я, значит, девушка непорядочная?       — Все зависит от Вашего окончательного решения? — капитан перешел к почтительной формуле вежливости, хотя и произнесенной насмешливым тоном.       — Не поняла?       Феб направил коня на середину улицы подальше от возможных ушей соглядатаев парижского наместника Пьера дез Эссара, которого он совершенно не хотел посвящать в существо их разговора. Он понизил голос, рассчитывая, что цоканье копыт по мостовой ведущей к воротам Сент-Онорэ улицы и бряцание металлических деталей упряжи скроют сказанное им от чужих ушей:       — Либо ты — цыганка Эсмеральда, либо Вы — дамуазель Аньесс де Бурлемон…       — Аньесс де Бурлемон умерла. Над этим изрядно поработал Льебо де Бодрикур, верный камергер нашего доброго короля… короля с необъятным сердцем… — крайне язвительно отозвалась она о Карле Безумном, — Ты разве забыл, Феб!       — Льебо де Бодрикур мёртв, Эсмеральда!       — Ты думаешь, мне этого достаточно? Пусть сдохнут все арманьякские псы. Из-за них почти полностью исчез наш славный род, а наш замок… его занял сельский староста, чтобы держать там его скот. Это ли меньшее бесчестье, чем цыганская юбка для дамуазель Аньесс?       — Клод из-за его безумной ревности все испортил год назад. Пока я лежал с раной в спине, я не мог помочь Кабошу, а ты… Чудо, что ты вернулась живой со Двора…       — Я могу что-то обещать Симону? — не дала ему договорить мнимая цыганка.       — Обещай ему, что мой полк будет в полном составе охранять Игры. Небольшие заставы останутся только на воротах Сен-Дени, Сент-Антуан и Сен-Жак. На всех остальных, откуда наш славный прево Клод Фролло не ждет угрозы, особенно на Порт-Орлеан и Сент-Оноре, останется по два-три дозорных. Да и те постараются улизнуть, чтобы поглазеть на зрелище. Там будут все — и наместник, и коннетабль, и архиепископ, и Сорбонна в полном составе с мэтрами Кошоном и Куртекюиссом. Если Симон Кабош на деле столь же отважен, как на словах…       — Его мясники войдут в город, и власть нечестивых арманьяков…       — Подумать только, ты говоришь прямо как моя ревнивая Флора, — в голосе капитана послышался издевательский смешок, — она ведь такая же бургиньонка, как ты… Интересно, в этом чудесном городе найдется ли хотя бы один, кто хранит верность…       — Один найдется, моё солнце, — тем же тоном ответила ему девушка, — Клод Фролло. А если считать его мерзкого горбуна, то их уже будет полтора.       — Ты, я вижу, хорошая шпионка — тихая мечта наместника дез Эссара. Ты отлично слышишь, всё что говорят у нас на площадях и в трактирах, но у тебя есть один недостаток, мой прекрасный изумруд — ты слишком плохого мнения о Квазимодо. Нельзя сказать, что он красив на лицо, но зато он силён, как бык, проворен, как хорёк, вынослив, как мул, и ловок, как обезьяна. Он определённо стоит четверых, так что когда он плетётся вслед за Фролло — их пятеро.       — Куда он, кстати, делся? Я не вижу его уже несколько дней…       — Где же, однако, ты с ним сталкиваешься? — с наигранным недоумением спросил кавалер.       — Строишь из себя дурачка, Феб? Каждый день я отбиваю мои навсегда почерневшие от парижской грязи пятки о камни паперти перед Нотр-Дамом, а это животное пялится на меня так, будто хочет съесть… Точнее оно пялилось, пока не исчезло. Надеюсь, то, что от него осталось, уже выловили в выгребной яме неподалёку от Ле-Аль?       — Похоже несчастный калека влюбился в прекрасную Аньесс, о… пардон, в пылкую Эсмеральду, которая, когда танцует, словно летит, не касаясь земли. Капитану де Шатопёру впору ревновать, — продолжал свои эскапады Феб. Впрочем, не столько увидев глазами, сколько нутром почувствовав рвущееся из дамуазель де Бурлемон негодование, он решил за благо посерьёзнеть, — его хозяин Фролло на днях поместил горбуна в замок Тампль.       — Зачем?       — Квазимодо станет одним из сюрпризов завтрашней Игры. Ему разрешено нападать на любого, кого он встретит во Дворе Чудес, и делать с ним, всё, что придёт ему в его поломанную башку. Там, раскроить череп молотом или скинуть в котёл с кипящей смолой. Распорядитель бала решил, что временное исчезновение страхолюдного звонаря пойдёт на пользу пьесе Гренгуара.       — Значит, горемычный поэт решил отвлечься от мистерий и попробовать себя в новом жанре… — словно подвела черту Эсмеральда, — и много будет таких сюрпризов на этот раз?       — Изрядно. Подпиленные доски. Ямы с острыми кольями. Самострелы. Фонтаны, бьющие фекалиями. Ну и белый медведь, подарок нашему добрейшему величеству от датской королевы Маргрете, что прибыл в Париж пару недель назад. Рассказывают, что он очень любит покушать человечины и потому будет не в силах проигнорировать завтрашний пир. К тому же, его пару дней тому назад перестали кормить. Фантазия у Клопена, сама знаешь, хорошая. Парижане в этом году определённо не останутся без доброго зрелища…       — Мы кажется приехали, солнце! — прервала его речь девушка, — ворота Сент-Оноре, а Симон ждёт меня в предместье. Ах-ты, три волхва! Они собираются их закрывать. Ночь близко.       — Прыгай и оставь это дело мне!       Эсмеральда не заставила себя упрашивать, и как только её ноги коснулись земли, Феб де Шатопёр пришпорил коня и подлетел к воротам. Охранявшие их лучники из его отряда, огорошенные неожиданным появлением командира, побросали кто работу, а кто и свой пост, собираясь поклониться начальству в подбашенном сводчатом проёме, в то время как девушка неслышной и незамеченной никем босой тенью прошмыгнула через обеспокоенную толпу и выбралась вон из города через забытую незадачливыми стражниками внешнюю створку…