Настоящее

Она лесбиянка. Она пытается слепить из пластилина свою мечту. Миниатюрные куколки, каждая размером не больше пальца, окружают её. Они сидят, лежат, иногда стоят на полках шкафа, на столе, на тумбочке, на любой свободной поверхности. Миниатюрные куколки прелестны и очень похожи – белая кожа, коричневые волосы. Пластилин этих цветов заканчивается быстрее всего. Родители умиляются, говорят: «Какая способная девочка!» Подруги вертят куколок в руках, рассматривают платья, прически, украшения. Рассматривать лица бесполезно – их нет. Ни у одной из куколок. Все куколки юны и почти бесполы. Когда она пытается слепить большую грудь, в конечном итоге это выглядит, как украшения на платье. Ни под одним из платьев нельзя разглядеть женственные округлости бедер – просто из-под юбок торчат тоненькие ножки. Куколки-девочки. А она мечтает о женщине. Ночью, когда она засыпает, все её куколки оживают и сливаются в одну. Совсем не пластилиновую – живую, теплую, осязаемую. Белокожую и с каштановыми волосами, большегрудую и с округлыми женственными бедрами. Она может подхватить руками эту грудь и засмеяться от счастья. Она может обнять эти бедра и прижаться к ним лицом. Живая женщина, но не живая кукла – у неё есть лицо, есть настоящее имя. Назвать этим именем одну из куколок – кощунство. Они не она. Она пахнет женщиной, сочится солоноватой смазкой, а не растаявшим на солнце пластилином. Она может говорить, может ласкать сама, может раздвигать ноги – и между ног у неё темные кудрявые волосы, а не гладкий белый лобок, который легко смять нажатием пальца, даже после того, как куколка для крепости постоит в холодильнике. Да и не бывает даже такого лобка у куколок почти никогда – все они скучны и пристойны. А она – нет. Волосы немного застревают в зубах, но это признак жизни, и это счастье. Она лижет крупный красный клитор, открытые для неё половые губы, и задыхается от счастья. Она живая. Она здесь. Она рядом. Слушать хрипловатые стоны, ощущать под руками подергивания бедер – наслаждение. Внутренние поверхности бедер можно ласкать руками, они теплые, даже горячие, живые, живые, живое тело живой женщины. Возбужденной женщины. Бедра дергаются все сильнее, смазки становится все больше, и она меняет свой вкус. Меньше соли, больше сладости. Теперь не только на языке – на губах, немного на подбородке. Она подносит руку к лицу, собирает её, слизывает, словно потеки шоколада, и блаженно улыбается. И просыпается сама – в мокрых насквозь трусиках, совершенно пристойных розовых трусиках, скрывающих лобок и – почти полностью - ягодицы. Средний палец замер на собственном клиторе, ладонь обнимает половые губы, словно алый, раскрывшийся, сочащийся соком плод. Она лесбиянка, и она мечтает о женщине. О совершенно конкретной женщине – и, кончая от собственных ласк, она всегда шепчет её имя. Куколки, у которых нет ни имени, ни лица, смотрят на неё из всех углов комнаты. Податливые, только её, но холодные, словно призрак любимого человека. Меньше, чем призрак. Но она не может не лепить их в надежде хотя бы раз изобразить… жизнь. Отголосок жизни. Она облизывает собственную ладонь. Смазка солоноватая, но в ней есть привкус сладости. Между ног жарко, влажно, жарко и всему телу так, что она сбрасывает одеяло, и какое-то время тяжело дышит. Возбуждаться от пластилиновых куколок? Извращение. Но её и возбуждает совсем другое. Заснуть после разрядки легко, и легко надеяться, что этот сон придет этой ночью снова. Самый любимый сон. Самый тайный сон, о котором можно рассказать только одному человеку. Но сейчас их разделяют тысячи километров. Она лесбиянка, она влюблена, и она любима. Но что есть у любящих, когда они живут в разных городах, на разных концах страны? Редкие встречи, телефонные звонки, звонки по скайпу. Фотографии. Пластилиновые куколки. Сны, в которых они вместе. Только они, обе теплые и живые. Настоящие.