***
— Я не буду это есть! Хлоя чувствует отвращение и отодвигает от себя тарелку с подгоревшим омлетом. Истерика закончилась к ночи, и сегодня утром свергнутая королева Парижа придерживалась тактики игнорировать любые воспоминания о вчерашнем событии. Подумаешь, переночевала в квартире у одноклассника. Девчонки из её класса сотни раз оставались друг у друга на ночь! О том, что ночь эта была, вероятно, далеко не последней, Хлоя предпочитала не думать. Натаниэль смотрит на неё из-под чёлки, уголок его губ на сотую долю секунды взлетает вверх. Он невозмутимо садится за стол справа от неё и вонзает вилку в омлет, который сегодня, как и многие дни до этого, он приготовил сам. А Хлоя, эта избалованная, пусть и далеко не такая сильная, какой казалась на первый взгляд, выскочка, пусть сама ищет себе пропитание, если такой завтрак её не устраивает. Хлоя буравит взглядом художника, с аппетитом поглощающего свою стряпню. У него тонкие пальцы и красивые ухоженные ногти. Хлою это удивляет, потому что, на её взгляд, только солнечный Адриан мог позволить себе ходить в маникюрный салон. Хлоя переводит взгляд на свою тарелку, принюхивается и с трудом сдерживается, чтобы не сморщиться от отвращения. И как он только смог превратить жидкое содержимое яйца в эдакую чёрствую подошву? В животе неумолимо урчит, и Хлоя чувствует, как краснеет. Натаниэль прячет улыбку в кружке с чаем и старается задержать дыхание, чтобы не выдать своего веселья неосторожными смешками. Блондинка тремя огромными глотками опустошает свою чашку и выходит из-за стола, едва ли не опрокинув стул. Хлипкая дверь едва не слетает с петель от громоподобного удара. Натаниэль слышит звонкие причитания маленькой пчёлки и не может удержаться от тихого хихиканья вслух. «Где ваши манеры, юная леди?! Ты похож-жа на взбалмошную истеричку, но никак не на королеву, детка!» На королеву, может и не похожа, а вот на маленькую капризную принцессу смахивает вполне.***
Натаниэль смотрится как модель с обложки всемирно известного журнала. Вот только сам он этого не осознаёт. Зато осознаёт Хлоя, когда ловит себя на том, с каким удовольствием смотрит на него. Она пересела за последнюю парту однажды под удивлённые взгляды одноклассников, и теперь от рыжего художника её отделяет всего один деревянный стол. Она может запросто протянуть руку и потрепать его по голове, но отчего-то постоянно сдерживается, страшась получить осуждающий лазурный взгляд из-под огненной чёлки. Он и раньше был душкой, таким неприметным парнем-скромнягой с богатой фантазией и ярким внутренним миром, которого и заметить-то трудно, если намеренно этого не захотеть. Зато теперь Натаниэль стал притягивать взгляды. Хлою это бесит, но Хлоя в восторге от его нового стиля. Она даже помнит, когда его безвкусный пиджак впервые сменился модной рубашкой.***
— Эй, ты что, забыл постирать ту безвкусную тряпку? Хлоя чуть не поперхнулась крепким растворимым кофе, когда Натаниэль зашёл на кухню. Она чуть было не подумала, что в их богом забытую обитель зашла фотомодель с обложки журнала, где регулярно печатается Адриан Агрест. Но Натаниэлю до модельного бизнеса было чересчур далеко. «А жаль,» — в первую очередь подумала блондинка, — «с такой внешностью он далеко бы пошёл.» «Вот и хорошо,» — возразила она сама себе, — «а то ещё обзаведётся безмозглыми фанатками…» — Хочешь сказать, мне идёт? — Натаниэль приподнял уголок губ и вопросительно посмотрел на соседку. Хлоя прищурилась и едва заметно кивнула. Натаниэль покачал головой. Он приподнял воротник и накинул на шею красный галстук. Попытка его завязать едва не закончилась преждевременной кончиной недооценённого, но талантливого художника от нехватки воздуха. Это было забавно и печально одновременно. Ах, что бы он без неё делал! Хлоя решительно поднялась с нагретой табуретки и подошла к рыжему моднику. Её руки уверенно превращали обычную красную полоску ткани в стильно завязанный галстук. Когда она закончила, разгладила невидимые складки на его плечах и поправила воротник. И вздрогнула, столкнувшись с насмешливым и благодарным взглядом из-под свисающей чёлки. Тихо хмыкнула, сделала шаг назад. — С тебя пирог. Яблочный. — Разумеется. — И кто надоумил тебя сменить образ? Только не говори, что мой ослепительный пример настоящего гуру парижской моды, это было бы так предсказуемо! — она отбросила волосы в привычной манере и задорно улыбнулась. Натаниэль улыбнулся тоже, и как хорошо, подумали оба, понимать, что вся её дерзость — (подумать только!) лишь большая шутка. — Нет. Это Маринетт подсказала мне. Натаниэль подошёл к плите, чтобы заварить себе кофе, а улыбка Хлои почему-то померкла. Из кухни она вышла молча, не обращая внимания на приветствие только что проснувшейся Поллен. — Что случилось, худож-жник? Натаниэль пожал плечами и зашипел, когда пролил на ногу кипяток. Он подумал, что если бы они варили кофе в турке, как хотела Хлоя, сейчас пришлось бы менять брюки. А так лишь нужно было дождаться, чтобы они высохли. Странно, что она всё-таки переступила через свою болезненную привычку к роскоши и признала растворимый напиток. Потому что иначе он разорился бы, покупая зерновой.***
Хлоя отказывалась от еды три дня подряд, перебиваясь остатками хлопьев и кусочками фруктов. Натаниэль продолжал упорно ставить ей под нос тарелку с чем-нибудь подгоревшим, недожаренным или слипшимся. Хлоя кривила губы и громко хлопала дверьми, а по ночам мучилась от бессонницы и пыталась залить голод холодной водой. На четвёртый день девушка проснулась раньше обычного. Кухня была в её полном распоряжении, но как именно нужно ею распоряжаться, Хлоя не имела ни малейшего понятия. Электроплита и вовсе казалась ей кровожадным монстром. Единственные предметы, которые пользовались её доверием, это электрический чайник и холодильник. Они были понятны в использовании и вполне безопасны. Хлоя не удостоила взглядом банку с противным растворимым кофе и заварила себе крепкий чай, вспоров пакетик кухонным ножом. Она добавила в чай холодного молока из мягкого пакета, убедив себя в том что это обезжиренные сливки, и сразу почувствовала себя лучше. Ей предстояло хорошенько поразмыслить на тем, что же делать дальше. Потому что всё было вполне сносно, пока она пряталась здесь, в этой маленькой квартирке, скорее походящей на отдельный мирок Натаниэля, но стоит ей засветиться на людях, и бесконечных разборок с блюстителями порядка не избежать. Хлоя легко могла представить, как её упекают в какой-нибудь интернат в лесной глуши, и содрогалась от собственных фантазий. Нет уж, легче было не думать вовсе. Натаниэль застал её в растерянной задумчивости. Хлоя наблюдала за тем, как пар поднимался над кружкой с чаем, а сама витала в облаках. Натаниэль тогда впервые захотел её нарисовать. Но в первую очередь — завтрак. Он привычно засуетился на родной сердцу кухне. Вот четыре яйца, которых должно хватить для омлета. Вот венчик, которым нужно взбить яйца с молоком. Вот соль, чтобы вкус был нежным, а не пресным. Вот масло, чтобы смазать сковороду. Вот чайник, который нужно подогреть. Действия, совершаемые на автомате. Нат выливает взболтанную массу на сковороду, и кухню наполняет недовольное шипение помасленной сковороды. Нат думает, что кулинария — это ещё один вид искусства. Тот самый, в котором он всё ещё не преуспел. Хлоя внимательно за ним наблюдает. То, как он разбивает яйца о край миски, выливает в неё их содержимое и сжимает в кулаке скорлупу, её просто поражает. Натаниэль сконцентрирован, но как только омлет начинает греться на плите, он подхватывает блокнот, что неизменно лежит на обеденном столе, достаёт карандаш откуда-то с верхней полки, бросает быстрый изучающий взгляд на Хлою и начинает быстро-быстро рисовать. У Хлои открывается рот и распахиваются шире глаза. Натаниэль находит это очаровательным и продолжает выводить на листке бумаги летящие линии. Хлоя не справляется с любопытством и в два шага оказывается рядом с художником. Она смотрит ему через плечо и не верит своим глазам. Натаниэль заканчивает набросок, резко вырывает листок из блокнота и протягивает Хлое. Королева Парижа ловит блеск в его глазах. Ей становится до ужаса неловко. Она протягивает руку. — Это… это мне? — неуверенный голос совсем не напоминает звонкий противный звук недовольства, который она привыкла издавать. Натаниэль лишь кивает, легко улыбается и отворачивается обратно к плите. Хлоя рассматривает свой портрет и не может поверить, что может быть такой красивой, когда просто стоит на кухне без косметики и пьёт чай с молоком вместо сливок. Натаниэль изо всех сил старается верить своим глазам, потому что выражение лица Хлои Буржуа, сражённой наповал, непередаваемо. В этот раз Хлоя пробует его омлет, даже не замечая, что подгорел он сильнее обычного. Натаниэль просто доволен. Он уже дал себе обещание быть внимательнее в этом непростом искусстве, чтобы начать создавать настоящие шедевры. И как-нибудь потом научить этому Хлою.