***
Амели ворвалась в её жизнь подобно урагану, как и всё другое, происходившее с ней в те дни. Она мгновенно захлестнула её, разрушив любое чувство стабильности, созданное Ангелой, и ушла. Таковы реалии настоящей жизни. Они неоднократно виделись, не зная друг друга. Каждый раз Ангела спрашивала, кем приходилась женщина, держащая Жерара под руку. И каждый раз Джек неустанно повторял: — В последний раз говорю, Ангела, это его жена. Они поженились прошлым летом. Тебя приглашали на свадьбу, но ты не пошла. Когда я спросил тебя почему, ты затарахтела на своём жаргоне, ни слова из которого я не понял, так что я ушёл. Мы все тогда прекрасно провели время, между прочим. Гейб здорово напился и танцевал на фуршетном столе. А ты пропустила всё самое интересное. А Ангела каждый раз просто хмыкала ему в ответ, идя дальше своей дорогой. Да она даже не была хорошо знакома с Жераром. Так и продолжалась до тех пор, пока его не ранили, и у них не появилась возможность произнести друг другу больше чем пару слов. И даже потратив львиную долю вечера, доставая шрапнель из его ноги, Ангела пришла к выводу: Жерар — хороший человек. Он был добрым, любящим свою жену. Она — профессиональная балерина и совсем не против его сумасшедшего расписания, ведь её расписание — такое же сумасшествие. Они виделись лишь несколько раз в месяц, но Жерар заверял Ангелу, что оно того стоит. Оно всё того стоило. — Тебе придётся отлежаться пару деньков. Уверен, что не хочешь, чтобы кто-то позвонил ей? Мы можем привезти её сюда, — предложила тогда доктор. — Нет, не нужно. Не хочу, чтобы она переживала. Пускай лучше думает, что это просто царапина, — отказался он. Но это была не просто царапина. Тогда его нога представляла собой кровавое месиво, но, когда Циглер закончила терапию, рана и вправду оказалась похожей на царапину. Ангела позволила это, потому что Жерар — хороший человек, не пожелавший давать своей супруге лишний повод для волнений. Их первую настоящую встречу едва ли можно было назвать официальной. Ангела тогда шла по коридору штаб-квартиры, пытаясь добраться из одного места в другое. Она брела почти на ощупь, будучи полностью погруженной в текст на планшете — пыталась прочесть результаты одного из последних тестов. Пока знакомый голос не вынудил её поднять взгляд: — Доктор Циглер! — отозвался Жерар с другого конца этажа. Он помахал ей одной рукой, за другую же держалась высокая брюнетка. Ангела помахала в ответ, не желая показаться слишком грубой, но сделала это скорее из-за спешки. — Доктор Циглер — швейцарка, — обратился Жерар к девушке под боком. — И это значит?.. — переспросила она. — Что она знает французский, — договорил он, широко улыбаясь. — Ох, слава богу, — дама с облегчением вздохнула, мгновенно переключившись на свой родной язык: — Хоть кто-то здесь есть, кому не придётся терпеть мой ужасный английский. Усмехнувшись, Жерар ответил ей на французском: — Лучше уж кто-то, кто поднатаскает тебя в английском, чтобы мне опять не довелось выслушивать это оправдание! Будучи швейцаркой, Ангела, разумеется, хорошо разговаривала на французском, но это не шло ни в какие рамки с носителем языка. Она как раз хотела использовать это как оправдание уйти дальше по своим делам, да только совершила ошибку, остановившись. Совершила ошибку, заглянув в эти янтарно-карие глаза. Эта девушка — кем бы она ни была — находилась в отчаянии. Оно сочилось, излучаясь через её зрачки. Прямо сейчас ей чертовски необходимо было поговорить хоть с кем-то на французском. И эта потребность не требовала отлагательств. Всё сводилось к тому, что Ангеле нужно было утолить эту нужду. И она попыталась, использовав свой лучший, но так скрипуче звучащий французский: — Это неприлично — рекламировать меня тому, с кем я не знакома, Жерар. — Однако теперь она не смотрела на коллегу. Её взгляд оказался сосредоточен на этих карих глазах, полных облегчения. Жерар снова рассмеялся. — Забыл, что вы не знакомы. Это моя жена, Амели. Амели, это доктор Ангела Циглер, глава медицинских исследований здесь, в «Овервотч». Она много раз латала меня и моих бойцов. Так вот какая она. Его жена. Танцовщица. Лучшее, что случилось с ним. Каждое слово, звучавшее из его уст, казалось рекламой величия этой девушки. И это казалось просто невозможным, чтобы такая личность вообще могла существовать. Но вот и она, стоит перед Ангелой, улыбаясь. И хотя предстояло выполнить ещё много работы, и на неё колоссально не хватало времени, учёная могла сказать «привет», как и любой другой человек другому человеку. — Жерар много о тебе рассказывал, — заметила Ангела, с улыбкой протянув ей руку. — Приятно наконец-то встретиться. Амели взяла руку, но не пожала. Вместо этого она притянула доктора к себе. И определённо в французской манере, в знак приветствия поцеловала воздух в паре сантиметров от щеки Ангелы. — Тоже могу сказать и тебе. Жерар говорил, что ты чудо-доктор. Освободившись, Ангела откашлялась. Это — попытка завязать разговор. А разговоры требуют времени. Невольно, она мельком взглянула на время в углу голографического датапада. Оно явно не ждёт. — Я бы не стала так говорить. Мне действительно нужно бежать, но… Ей не суждено было договорить: зазвонил телефон Жерара. Ловко выудив его из кармана, парень простонал. — Чёрт, опаздываю на летучку с Гейбом. Можно попросить вас об одолжении, доктор Циглер? Я как раз вёл Амели в комнату отдыха тактического дивизиона. После встречи мы планировали перекусить с моей командой, и ей нужно как-то убить час времени. Могли бы вы показать ей дорогу? В её голове возник ужасающий план действий. Весёлая голубая стрелка направлялась от точки в коридоре, где они стояли, к её последней партии нанороботов, готовых к тестированию и находящихся не более чем в ста метрах. Позади же возникла ярко-красная стрелка, тянущаяся через несколько коридоров. Она простиралась далеко, на добрую половину массивного учреждения, прямо до тактического дивизиона. — Не знаю, есть ли у меня… — начала возражать Ангела, но слова сами таяли на языке, разбиваясь о зубы в казусе, который может вызвать только плохой французский. Эти честные карие глаза снова практически кричали ей. Да и почему она всё ещё в них смотрела? Они умоляли, говорили на той частоте, что ни один язык не сумел бы передать. «Помоги мне», — читалось в них, — «он привёл меня в это место, где я никого не знаю, как и не знаю куда, чёрт побери, иду. Я совершенно растеряна». Ангела просто не умеет говорить «нет», она чертовски ужасна в этом. — То есть, думаю, я могу, — согласилась она. У Амели будто бы гора с плеч свалилась. Жерар по-дружески положил руку Ангеле на плечо и сжал его. — Доктор Циглер, вы снова спасли этот день! Я ваш должник. Быстро чмокнув свою жену, он пробормотал ей какие-то утешения и живо зашагал по коридору, удаляясь. Ангела наблюдала, как Амели окинула спину любимого взглядом, полным обиды. — Гейб слегка… — А во французском вообще есть выражение «фашиствующий гад»? Ей даже на ум ничего не приходило. — …жёсткий… начальник. Он не обрадуется, если Жерар сильно опоздает. — Понятно, — отозвалась Амели, всё так же наблюдая за рванувшим трусцой оперативником, который приходился ей мужем. — Спасибо тебе снова за это. Особого выбора на самом-то деле у него нет, так? Ангела невольно усмехнулась. И пузырёк с раздражением лопнул. Нанороботы могут подождать. Они не станут гадать, в каком месте их создательница задержалась на пару минут. Да и ей всё равно нужен перерыв. — Всё хорошо. Я уверена, что нам уже придётся нарушить пару международных законов, позволив тебе разгуливать по зданию вот так просто. «Тактика» неподалёку отсюда. Амели обернулась к ней, снова улыбаясь. — Врунишка. У тебя всё на лице написано, но я всё равно ценю это. Пожав плечами, Ангела указала позади себя. И дамы отправились в путь. — А здесь просторно, — заметила Амели, когда они свернули в другой коридор. — Впервые в штабе? Она кивнула. — Жерар хочет, чтобы я с концами переехала в Швейцарию. Это всё его план — показать мне достопримечательности и убедить жить здесь. Я думала, мы отправимся в Альпы или в какие-то замки. Но не-е-ет, только большое страшное военное учреждение и обед в пабе с его напарниками. — Честно, — встряла Ангела. — Если это тот паб, о котором я думаю, то у них там ещё вкусно готовят. — Ну хоть что-то. Они свернули в редко используемый проулок. Излучающие свет потолочные светильники и эхо шагов стали их единственной компанией. Ангела думала, как можно начать беседу — сказать что-то о Жераре как о военном человеке и то, что армия стала неотъемлемой частью его самого, или о том, как он обрадовался встрече с людьми, с которыми теперь проводит столько времени вместе. Она совершенно не знала эту девушку. Она знала богиню, возникшую из его россказней, но не этого грациозного, однако растерянного человека, идущего рядом. Ей не хотелось расстраивать её, так что тишина — самый лучший сейчас вариант. — Тогда это правда? — спросила Амели, пока они ждали, когда же Ангела наберёт пароль доступа лифта, чтобы добраться до третьего этажа. — Прости, что? — переспросила Ангела. Дверь открылась, и они зашли в кабину. Амели не смотрела на неё. — Я видела шрамы и, в конце концов, расспросила его о них. Жерар сказал, что тогда мог лишиться ноги. И так же, как и всегда, одно из множества одолжений, раздаренных Ангелой, вернулось за ней. — Несколько лет назад я бы согласилась с этим. Но медицина не стоит на месте. Сейчас мы можем сделать намного больше, чем просто возиться со шрапнелью в голени. Жерар никогда не находился в опасности потерять ногу, но тогда дело было нелёгким. — Почему он тогда не позвонил мне? Ангела не знала что ответить. И хоть она сильно усомнилась в том, что Жерар вообще помнил об этом разговоре, со всеми обезболивающими, циркулирующими в его кровотоке, у неё осталось достоинство не разглашать конфиденциальное между доктором и пациентом. Однако Амели этому не обрадовалась. Она не рада была вообще находиться здесь, быть под этими стерильно белым огнями одной, и в тоже время нет. Ангеле стоило сказать что-нибудь, чтобы приободрить её. Что она и сделала: — Он не хотел тебя беспокоить. Я предложила позвонить вместо него, но он отказался. Амели тяжело вздохнула. Лифт звякнул, знаменуя о приезде. — Тот ещё болван, — выругалась она. — Это так на него похоже. Я верю тебе, доктор. Прости, но это первое, что пришло мне на ум, когда я услышала твоё имя. Мне нужно было узнать. Выйдя из лифта, они двинулись по ещё одному невзрачному коридору. Ангела махнула рукой. — Пустяк. — Я переживаю за него, но знание того, что здесь Жерара окружает целая армия из гениев и небезразличных людей, которые не дадут его в обиду, позволяет мне спать по ночам. И даже если это было легко, спасибо, что заботишься о нём, — поблагодарила Амели. Она снова улыбалась. — Я просто делала свою работу, — в который раз попыталась приуменьшить свою заслугу Ангела. — На следующий день он уже мог ходить. Остеопринты создали новую малоберцовую кость всего лишь за пару часов. Остальное было лёгкой задачей для дермапринтов: закрыть рану. Самым тяжёлым оказалось извлечение осколков. У меня пока нет ничего подходящего, что могло бы справиться с этим самостоятельно. Амели тупо уставилась на неё. — Кажется, здесь ты переключилась на английский. Прозвучало много слов, и при том на нечеловеческом языке. Густо покраснев, Ангела попыталась скрыть свой стыд за голопадом. Чёрт. Ну и кто вообще додумался сделать все эти технологии прозрачными? — Прости. Люди обычно не общаются со мной так долго. Я склонна постоянно тарахтеть о своей работе. — Так, значит, те замысловатые слова?.. — Эм, — обычно люди не утруждают себя задавать ей вопросы, — я работаю над разными видами нанороботов. Они восстанавливают кости и тело наподобие крохотного 3D-принтера, двигаясь от клетки к клетке и… Прости. Лучше я здесь уже помолчу. — Вообще, это звучит потрясающе. Ты можешь продолжать, если и дальше будешь говорить по-французски, — молвила Амели, заверив её одной из своих тёплых, искренних улыбок. Ангела просияла от похвалы, но её взгляд, миновав девушку, остановился на знаке позади неё. Знак комнаты отдыха тактического дивизиона. — Я бы с удовольствием, но мы на месте. Амели обернулась. Разумеется, позади себя она обнаружила практически пустую комнату, заключённую в стены из толстого стекла. Вид из сплошного окна выходил на просторную лесную глушь и горные склоны дикой природы вокруг штаб-квартиры. И только несколько солдат отдыхали здесь, среди множества диванов и столов. Выглядит довольно-таки неплохо, между прочим. — Или, — предложила Ангела, вернее, часть её. Она понятия не имела, что это за часть, но ей понравилась идея. — Я могу подождать с тобой? Обернувшись, Амели решительно кивнула. — Пожалуйста. Можешь говорить о чём только захочешь, я выслушаю. Как думаешь, у них есть чай? Жерар нашёл их два часа спустя. Но он едва сумел вставить хоть слово извинения за своё опоздание. Амели тогда пила уже вторую чашку чая. А Ангела — третью кофе. Обе набрали так много шоколадных круассанов из бара, но позже заявляли, что взяли на двоих. Ангела отмахнулась от затеи рисования диаграмм на голопаде, чтобы объяснить тонкости своей работы Амели, решив взамен показать фотографии прошлогодней праздничной вечеринки. Знаете, той, в которой Торбьорн испортил все фото своей голой гномьей задницей. — Chérie, — запротестовал Жерар. — Нам пора. Ангела взглянула ещё раз в эти глаза. Они слишком честные. В них отражалось желание Амели скорее остаться с ней, чем пойти с ним. — Ты же знаешь, как я ненавижу, когда ты меня так называешь, — услышала она тихий голос Амели, когда они уходили. Девушка всё так же держала его под руку. Они не сказали ей, что Амели переедет в Швейцарию как только все бумаги будут в порядке.***
— Ах, доктор Циглер. Сюда, пожалуйста. Вся поездка в Лондон выдалась странной. Частный перелёт. Она села в СВВП в маленьком аэропорте. Второй пилот не произнёс ни слова, забрав вещи. То же обстояло и с водителем машины. По крайней мере, персонал в отеле заговорил с ней, хоть и для решения формальностей с заселением. Обычно Ангела относилась к тому типажу людей, которые в подобных ситуациях заводят бессмысленные разговоры, — лишь для того, чтобы избавиться от неловкости с кем-то, кто везёт её туда и обратно, — но даже ей пришлось держать рот на замке. Молчание этих людей, похоже, требовало ответной тишины. И никаких вопросов. В больнице её прихода дожидался врач, знающий Циглер в лицо, но не соизволивший представиться сам. Так что она протянула руку в надежде исправить эту оплошность. — А вы?.. На секунду мужчина уставился на её руку, и только потом пожал. — Доктор Беллворт. Мисс Лакруа была передана под мою ответственность. — Понятно. Касательно того… — Давайте всё по порядку, — прервал он. — Мы выделили для вас кабинет, и вы получите доступ к лаборатории на втором этаже для проведения анализов. Пожалуйста, следуйте за мной. И Ангела последовала, по тем же причинам, по которым пересекла границу в этом безмолвном перелёте и совершила такие же молчаливые поездки. Она знала, кто за этим стоит. Знала, что «работодатель» Сомбры никто иной как «Коготь». Только слепой не увидит. Но она всё равно не знала, зачем вообще погрязла в этом, не считая всей истории с шантажированием. Это место ужасно тихое как для психиатрической лечебницы. И чистое. Сперва врач показал Ангеле лабораторию, которая по странному стечению обстоятельств также находилась в психбольнице. Ей доводилось работать с лучшим оборудованием в самых лучших исследовательских центрах. И она чертовски уверена, что персоналу не нужно ультрацентрифугирование или же аппарат для электрофореза, чтобы копаться в головах, но откуда ей знать. Психиатрия — не её конёк. Такая мысль побудила вопрос: — Если позволите, доктор Беллворт — почему именно я? Я учёная-исследователь, сыскавшая славу как полевой медик. В последний раз я в глаза видела руководство по психиатрии ещё когда училась в мединституте. Другой доктор остановился перед дверью. Открыв её, он стал ждать, когда же Ангела зайдёт внутрь. Когда она не стала, ему пришлось ответить, чтобы привлечь внимание: — Вы специализируетесь на нанотехнологиях. Когда мисс Лакруа была схвачена, доктора, проводившие осмотр, выявили высокую модифицированность женщины технологиями, сродни вашим. Весьма похожими, но другими. Вы найдёте их отчёты на вашем столе… в вашем кабинете. — Серьёзно? — спросила она. — Серьёзно, доктор Циглер, — сухо отозвался он. Естественно, Ангеле не оставалось ничего, кроме как зайти внутрь.