Наперегонки

POV Северуса, 24-25 июня 1995 года «Я ненавижу Блэка». Эта мысль накрывает меня, когда я выхожу из больничного крыла. Блэка или Альбуса, который унизил меня, заставив при всех пожать руку этой псине? Мне кажется, на моей руке все еще грязь от его лапы. Если вытереть ее об мантию, я потом возненавижу и мантию, и я выдыхаю, только спустившись к себе и подставив руку под кран. Сначала руку, а потом и голову. Я ненавижу Блэка. Нет, так не годится. Про Блэка сейчас вообще нельзя. Хотя, вероятно, я получил бы большое удовольствие, сдав его Лорду. Нельзя. Нельзя. И, разумеется, это не про Блэка, я и сам понимаю, что схватился за первую попавшуюся сильную эмоцию, чтобы заглушить совершенно другое – всепоглощающий страх. После того, как я выключил воду, в комнатах так тихо, что если упадет перо, это, наверное, прозвучит как раскат грома. Падаю на колени возле ванны, кладу голову на край, смутно осознавая, что он ледяной. И прислушиваюсь. Прислушиваюсь… Может быть, я все еще надеюсь, что Альбус придет сюда. Попрощаться. Наплюет на все дела, в конце концов Поттер теперь в надежных руках и под контролем. А Фадж… у Альбуса с ним, вероятно, будет столько проблем, что получасом больше, получасом меньше… Но нет. Ничего. Смотрю на метку. Она давно уже не жжет. Сначала – должно быть, в тот момент, когда Лорд возродился и вызывал всех, болело так, что искры из глаз летели. Желудок не выдержал, и я даже не успел ничего сказать Альбусу – пришлось бежать под трибуны. Тогда меня еще волновало, что кто-то увидит, сейчас уже нет. В конце концов, если наш план не сработает, через несколько часов я буду мертв, или превращусь в кусок изуродованной, вероятно, лишенной рассудка, плоти. Я знаю, как умеют пытать мои друзья. Не удивлюсь, если у Люциуса еще сохранились некоторые сваренные мной яды… Сейчас метка куда бледнее, чем ночью, если присматриваться, то можно заметить, как змея шевелит языком, но слабо. Что это означает? Что Лорд решил отдохнуть? Может быть, у него не так много сил после воскрешения? Но, судя по тому, что рассказал Поттер, вряд ли. Кроме того, у него под рукой теперь весь оставшийся на свободе ближний круг и Люциус. И Петтигрю. Люциус… Справится ли он, если?.. У нас было время, и я хорошо научил его закрывать мысли, но что если Лорд стал еще сильней? Если уж он во внетелесном виде так хорошо управлялся с тем, чтобы добиваться своих целей… Резкий звук в гостиной заставляет меня замереть. Но потом я понимаю, что это всего лишь стрелка часов. А мне пора. Сколько бы я ни оттягивал момент, он все равно настанет. Кроме того, Альбус будет ждать. Чем раньше я вернусь… нет, чем раньше к нему поступят вести, тем лучше. В гостиной я понимаю, что меня трясет. Это неприемлемо. Здесь нужна полная сосредоточенность. Сажусь на диван и несколько минут размеренно дышу. Без преувеличений могу сказать, за последний год мои навыки владения собой значительно улучшились, а сейчас они нужны мне как никогда. Успокоительное применять нельзя. Оно может затормозить реакцию, тем более – на фоне испытанных эмоций. Продышавшись, я мысленно возвращаюсь в больничное крыло и начинаю перебирать их. Нет, надо еще раньше. К столкновению с Фаджем. Еще раньше – к моменту, когда выяснилось, что Грюм был не Грюм, а Крауч. К трибунам, когда после рвоты страх мешал дышать и я должен был идти к Альбусу и не мог. Он пришел сам, а я молча показал метку. Стоит вспомнить этот момент, как страх накатывает снова, хватает за горло – удушающая волна с ледяной крошкой. Пол под ногами шатается – падаю на диван, хватаюсь взглядом за предметы в комнате, наконец фокусируюсь на колдографиях на камине. Теперь их две, два озера. Вторую делал Ричард. Память цепляется за морозное утро, копыто, игриво разбивающее лед, хитрый черный глаз, косящий из-под белоснежной челки, ощущение гладкой, теплой шерсти под рукой. Запах апельсинов. И в спину скорее эхо, чем голос: «Просто доберись до воды». «Просто доберись до воды». Наколдовываю стакан с водой, подогреваю и жадно пью. Запоздало вспоминаю, что ничего не ел с самого утра. Но демон был прав – вода помогает. Вода помогает. Перекрываю камин и призываю на стол думоотвод. Вместит ли он все, что мне потребуется? Не хотелось бы идти еще и к Альбусу. Теперь уже нет. Я слишком сосредоточен, слишком занят тем, что должен сделать до того, как… Впрочем, для оставшегося подойдут фиалы для зелий. Это медленнее, действительно, но теперь уже все поставлено на поток. Скидываю в чашу воспоминания одно за другим. По счастью, осталось убрать немногое, из последних недель. Об остальном я позаботился заранее - метка становилась все ярче. В тайнике в подземелье Слизерина – несколько сотен фиалов с воспоминаниями. Надо сказать, это было эффективным решением еще и в том плане, что, потускнев, некоторые события стали беспокоить куда меньше. Через несколько минут я ловлю себя на том, что любуюсь собственными действиями. Четкая фокусировка, точное движение палочкой. На все про все уходит не больше часа. Я и раньше был хорош в окклюменции, а теперь... Жаль, что не увидит Альбус. И тот, кто в сентябре прислал мне ту самую рукопись. Полусгоревшая книга с едва различимыми закорючками непонятного языка была завернута в какую-то ветошь. Чар на ней я не обнаружил никаких, зато пергамент оказался выделан из человеческой кожи. Ричард вовремя остановил меня от того, чтобы выяснить, с кого ее снимали и прижизненно ли. В конце концов мы установили язык - пехлеви, и я никогда еще так не мучился с переводом. Хорошо, что Ричард познакомил меня с нужным человеком и смог достать словари. Мы не знали даже автора – титульные страницы отсутствовали, и о подобном труде по окклюменции никто не слышал. Магических книг на пехлеви сохранилось всего несколько, и среди них не было научных, только переводы ритуалов зороастрийцев. Из всей книги удалось разобрать не больше четверти – то, что не уничтожил огонь, довершили крысы. Но и крохи расшифрованного приводили в трепет. Человек, написавший книгу, был великим магом. Вначале я думал, что подарок – дело рук Фелиппе, что может быть, рукопись была спасена из инквизиторского подвала, а в Испанию попала при арабском завоевании. Но Фелиппе, когда я все же рискнул с ним встретиться, выглядел убедительно удивленным, попросил перевод и на всякий случай посоветовал никому о книге не говорить. Потом мне в голову пришла мысль об Эрнесто, но в главе о карманах памяти было значительно больше того, что, судя по нашему короткому разговору, знал он сам, да и странно было бы предположить, что он мог бы расстаться с такой не просто дорогой – бесценной вещью ради врага семьи. Про карманы – в книге говорилось о том, как сформировать их искусственно, как наглухо заблокировать их, установив кодовое событие для запуска. Если я лишусь рассудка, и у меня будет хоть один шанс увидеть Альбуса, я, по идее, должен прийти в себя. Проверяю «линию обороны» и наконец приступаю к сортировке сегодняшнего. Ненависть к Блэку все еще сильна, и я вытряхиваю эпизод с ним в думоотвод, ненависть к Альбусу переродилась в обиду, довольно болезненную; чувство унижения все еще присутствует – отлично, это оставить и раздуть почти до невыносимости. Благодаря рукописи теперь мне даже не приходится создавать фальшивые воспоминания - я знаю, как увеличить эмоцию так, чтобы она затмила само событие. Натягиваю чувство унижения на весь эпизод в больничном крыле. Если Лорд сюда забредет, то, вероятно, обрадуется возможности помучить меня и останется доволен. А вот отвращение к Фаджу нельзя оставлять. В конце концов его глупость Лорду на руку. Но отвращение можно перенести на что-то другое, по ассоциациям. Например, на присутствовавших в сцене с Фаджем Альбуса или Поттера. Пожалуй, лучше на Поттера. Рукопись научила меня комбинировать эмоции с легкостью, но отвращение вместе с унижением – странное соседство. Та-а-ак, теперь нужна радость. И где же ее взять? Как назло, за последние месяцы не могу найти ни одного эпизода. На ум приходит только злорадство. Можно взять и его – дескать, это была эмоция «На, Альбус, выкуси», но все же она не кажется мне стабильной. А ведь я должен еще найти радость для момента, когда Поттер сказал, что Лорд вернулся. И это должна быть совсем другая радость. Что ж, придется… придется не только рисковать, но и, вероятно, пожертвовать лучшими воспоминаниями. Смогу ли я потом отделить приклеенные эмоции и вернуть их на прежнее место? И вообще – смогу ли я сам не запутаться в том, что чувствую к Лорду? Нет, нет, раньше я ведь делал то же, всего лишь другими способами и менее искусно. Приходится вернуть из думоотвода одно из озерных воспоминаний. На несколько мгновений моя рука застывает над чашей, и я издаю стон отчаяния от того, что мне не удается справиться с собой. Мне нужно хотя бы равнодушие, но в эти секунды я чувствую к Лорду холодную, вымораживающую все внутренности ненависть: так жаль отдавать ему тот чистый восторг, который я испытывал, сидя на спине водяного демона. Даже если мне удастся выжить, справиться со своей задачей и вернуться в Хогвартс, у меня может больше не быть никогда подобных минут. «Просто доберись до воды». Дышу и снова пью ровными глотками. Наконец мне удается справиться. Заглянув в мою голову, Лорд увидит очень много приятных эмоций для себя – счастье от его возвращения, глубокое отчаяние от гибели Крауча, досаду от того, что тот мне не доверился, ужасное расстройство от того, что Лорд доверился не мне, восхищение талантами Крауча и желание перещеголять его, как можно сильнее услужив Лорду. А также застарелые эмоции - мое безмерное горе после исчезновения Лорда, облегчение, родившееся от слов Альбуса по поводу того, что Лорд обязательно вернется, опять же отчаяние от того, что неуклюжему Квиррелу не удалось воплотить план Лорда до конца. Небольшое презрение к другим Пожирателям – к тем, кто не делал никаких попыток искать хозяина и способствовать его возвращению. Что ж, я готов. Проходя через разворошенный улей Хогвартса, я не испытываю никаких эмоций, кроме предвкушения поскорее увидеть своего господина. Сорок минут спустя в Малфой-мэноре я целую край его одеяния, нет – это не мантия, но что бы это ни было, я благодарен тому, что оно есть, потому что эти секунды дают мне возможность справиться с охватившим меня, вогнавшим в оцепенение ужасом. Новый лик Лорда еще безумнее, чем был прежний. Подавить такой сильный ужас невозможно, и Лорд без труда прочитал бы меня сейчас, но совет, почерпнутый из рукописи, спасает – я инстинктивно привношу в ужас тревогу, и Лорд, веля мне поднять голову, видит в моем разуме лишь опасение за его здоровье и бесконечный страх снова потерять его. Взгляд цепляется за веточку апельсинового дерева в вазе на камине. «Доберись до воды», - некстати шепчет знакомый голос. Я отправляю его в карман памяти прежде, чем Лорд успевает уловить хоть что-то. Он перетряхивает мой разум воспоминание за воспоминанием, силясь отыскать малейший намек на фальшь. Минута тянется за минутой. Люциус, наблюдающий за нами в отдалении, становится все бледнее, будто из него капля за каплей выкачивают кровь. Солнечные зайчики, вспыхивающие в его волосах, придают его коже восковой, мертвый оттенок. От долгого стояния на них затекли колени. Я чувствую головную боль, от которой готовы вскипеть мозги, и поочередно все эмоции, на которые давит Лорд. Но разве я не предполагал этого? Предполагал… Наконец экзекуция кончается. Лорд кажется удовлетворенным. Он милостиво разрешает мне подняться, приглашает меня в кабинет Люциуса и пренебрежительным жестом велит тому подать напитки. Судя по этому, и по тому, как Люциус сжимает губы, он все еще не в чести. Дурак, что же ты нарываешься – тебя, по крайней мере, помиловали. А что будет со мной… я слишком хорошо знаю Лорда. Да, я полезен ему. Он явно дает мне это понять. Он находит мои доводы разумными. Ему просто необходим шпион в Хогвартсе, а также в ордене Феникса, который собрался возрождать Дамблдор. И еще – Лорд, он не любит портить собственные игрушки без надобности. Но, когда меня звали - я не пришел. И когда наконец через два выматывающих часа он отпускает меня, когда я смиренно благодарю его, поворачиваюсь спиной, иду к выходу и слышу мягкое: «Северус, ты же понимаешь, я не могу оставить это так?», когда первая волна заклятия врезается в меня, я чувствую почти облегчение. На четвертом круциатусе я перестаю считать.