Наперегонки

Среда, 5 июля 1995 года, POV Северуса - Я бы хотела тоже быть там, Северус, - судя по голосу, Джейн не очень-то спала. А я вот прекрасно выспался. За исключением того, что по телу словно прошелся пьяный гиппогриф. И это при том, что под утро я уже перешел в спальню. Но тело, кажется, взбесилось и решило дать сдачи за весь предыдущий стресс. Зато голова предельно ясная. На душе… на душе погано. Мы пристраиваемся в кухне. За молоком и хлебом в деревню пришлось идти мне. Хорошо, что с полпути можно аппарировать. И хорошо, что Марианна вчера передала еще еды. - Она? - Она будет в порядке, Северус, - говорит Джейн, придвигая к себе тарелку с яичницей. И все же она постарела. Особенно заметно по рукам. А ведь Джейн меня старше всего на шесть лет. Должно быть, организм слишком много сил забирает на борьбу с проклятием. Оглядываюсь: скоро там Брендон? Мы сейчас все съедим… Еба-а-аный драккл! - Лорд может потребовать, чтобы я переехал в Малфой-мэнор, - начинаю издалека. «На душе кошки скребут» это сейчас про меня. Точнее «на душе кошки дерут друг друга в завязанном мешке». Мало того, что я, кажется, съезжаю с катушек, я теперь отвечаю за семью Ричарда, и, хотя я и не чувствую пока никакой разницы, мне никак не хотелось бы оставлять их здесь одних. - Она в меня, дорогой, - успокаивает Джейн. – Ее сердце уже было разбито Эрнесто, она сможет пережить. – Ее бледное лицо окрашивает улыбка: - С того дня, как они познакомились, все было по-другому. У нее… словно кожа стала другой, если ты понимаешь, о чем я. Ричард обладал талантом… встраивать счастье во всех. Встраивать счастье во всех… Да, именно так. Даже в меня, который «продал себя». А до того, как продал - феерически, талантливо просрал. Хотя, судя по тому, что подкидывает мне внутренний нострадамус, страдать по этому поводу мне осталось всего ничего. Снова заговариваю с Джейн про второе мая и про могилу Максима. - Не может быть, чтобы твое видение было правдой! – с неожиданной горячностью возражает она. - Почему же? – Добавляю про то, что Тонкс заинтересовалась Люпином. - Послушай, Северус, род Вильярдо, как и все великие роды, может выжить неугодного. Но с Максима это невозможно. Его род не выживет никогда. Он наследник мужского пола, в котором слилась кровь герцогов Толедских и герцогов Вильярдо. Мне хочется возразить, что есть же Ромулу и Эрнесто, потом я вспоминаю, что они не сыновья Марии Инессы. Но что если?.. - При этом род герцогов Толедских приоритетный. Он младше на несколько столетий, как по известным корням, так и по фамилии. Однако старшинство среди родов устанавливается по ему одному известным законам. Так что это просто немыслимо, чтобы род выжил Максима до рождения минимум пары наследников мужского пола либо у него, либо у герцога Толедского. - А герцог Толедский стар и беспомощен... - Конечно, нельзя исключать такую возможность, но все равно до мая 1998 года пройдет слишком мало времени. Договорить мы не успеваем. Приходят Марианна и Амелин-Эвель, которые отвечают за еду на поминках. Мне, по сути, нечего делать, и я отправляюсь шататься по окрестностям. На озере все та же беда, только кажется, теперь удушливый смрад заволок весь берег. Попытался переместить куски тел в наколдованную корзину - и снова провал. Ненавижу Марина. Вероятно, я должен его чувства как-то уважать, но сегодня я его ненавижу. - Нихера себе они тут устроили! – раздается за моей спиной. Обернувшись, я вижу у ивы тощую девчонку-подростка. В первое мгновение я принимаю ее за магглу: песочного цвета шорты, из под которых, кажется, сейчас вылезут трусы, слишком короткая майка, открывающая пупок с пирсингом, ежик обесцвеченных волос и на животе – пластиковая коробка. Похоже на кассетный плеер, только побольше. На две кассеты? Потом вспоминаю, что Ричард мне рассказывал про диски и сам я тоже видел их в витрине музыкального магазина. На шее девчонки болтаются наушники. На спине рюкзачок, к которому приторочен скейтборд. Коленка перемотана грязным платком. - Это кельпи, да? Их магия? – спрашивает девчонка. – Рик говорил, что они его защищают. - Рик? - А вы, наверное, Северус? – она окидывает меня пристальным взглядом с ног до головы. – Он о вас столько рассказывал! – Девчонка делает шаг ко мне и протягивает руку: - Лиз. Маршан, - добавляет она, кривясь, - на случай, если еще не сообразили. – Элизабет Екатерина, - кривится еще больше и пытается изобразить книксен, - Маршан. Пожимая руку, пытаюсь понять, сколько ей лет. О младшей дочери в семье Маршана не говорят, и понятно почему. Помимо, как они называют это, откровенного прикида, у нее на бедре татуировки с какими-то китайскими символами. Отвожу взгляд, чтобы не допустить превращения ситуации в двусмысленную, но она успевает заметить, что я пялился. - Карл подсказал, - поясняет. – Мечта, свобода и смелость – ничего из ряда вон. Папа, конечно, устроил истерику, а мама ломала руки. Но мне нравится. Представляю, как может выглядеть истерика в исполнении Хенрика. Не хотел бы я находиться рядом в такой момент. - Что вы собираетесь делать со всей этой херней? – кивает Лиз на берег. Ответа у меня нет, так что я просто ухожу. Она, хромая, тащится за мной. - Правда в том, что Рик – единственный человек, который относится ко мне, как ко взрослой. Мне хочется спросить, чем она заслужила, чтобы к ней относились как ко взрослой, кроме вызывающего взгляда, татуировок и шортиков, за которые в некоторых семьях могли бы и убить, хочется сказать, что я чувствовал себя охуенно взрослым, когда сделал первое зелье для Лорда, но я молчу. - Пожалуйста, можно помедленнее? - умоляюще просит она, и я останавливаюсь. До рощи еще несколько сотен шагов, и зачем я туда сейчас поперся, я на самом деле не представляю. Зачем здесь она? Я должен сейчас сделать что? С этой несовершеннолетней, которая шатается сама по себе… Внезапно мне приходит в голову идея. - Вот что – если вам действительно был дорог Рик, есть шанс сделать в память о нем доброе дело. Я должен доставить на эти чертовы похороны двух важных для него людей, и одного из них никто не должен видеть. Я должен отправиться за ним, и одновременно мне нужно позаботиться о том, чтобы к роще попала Джейн, теща Рика. Она не может ходить сама, и нужно, чтобы кто-то проследил, как ее доставят на носилках. Я могу вам это поручить? Она предсказуемо кривится, но потом ее лицо светлеет: - Ладно. Помогу, чем смогу. Мы идем, точнее ползем к дому. Как раз убью время до свидания с Блэком, тролль его раздери. - Хотите послушать музыку? - Музыку? Судя по доносящимся из наушников воплям агонизирующих гоблинов… - Нет, спасибо. - Плейер мне, между прочим, тоже Рик подарил. Он-то знает толк в настоящей музыке. Знал. - Я не интересуюсь музыкой. - Понятно, - хмыкает она. Какое-то время мы идем молча. – Между прочим, этот плейер существует в единственном экземпляре. Рик его заколдовал, и он может работать рядом с любой магией. Он говорил, что они собираются заколдовать все маггловские приборы и потом разбогатеть на этом. Берилл, наверное, станет богатой. Если бы она добавила «сучкой», меня бы это не удивило. Плохо скрываемой злости в ее голосе – хоть котлом черпай. Тоже, что ли, по Ричарду сохла? А мне ее точно стоит к могиле подпускать? Или лучше сонные чары сразу, чтоб без эксцессов? Оказывается, вопрос «А что бы сделал Ричард?» очень удобен для решения некоторых проблем. Пустил бы ее на похороны, конечно. Почему-то я уверен, что ему было бы все равно, устроила бы она истерику или нет. Он бы ее пожалел, и все остальные бы сразу ее тоже пожалели вместе с ним. Мгновенно становится легче. И действительно – все проходит идеально. Настолько, что за Лиз беспокоиться не приходится вообще. Джейн она спихивает на всепомогающую Марианну, а сама остается спать на кушетке в гостиной. Когда я возвращаюсь в дом на поминки, обнаруживается, что Лиз уже ушла и только на столе в кабинете Ричарда - плейер и аккуратная стопка из четырех дисков с названиями, которые мне ни о чем не говорят. Блэк тоже исключительно послушен. Во время церемонии стоит вдалеке и не высовывается. Подходит к могиле уже после, когда все разошлись и остаются только маги-могильщики, споро наваливающие на гроб пласты земли, и я. Когда Блэк бросает в могилу розу, мне хочется сказать что-нибудь резкое, издевательское, мне кажется, что он и сам издевается, что Ричард этого не заслужил, и вообще все описание их пошлого романа кажется каким-то глумлением – перед глазами так и стоит задница Ричарда с языком Блэка в ней, но потом я понимаю, что мне сейчас просто хочется убить его к драккловой матери, и одновременно понимаю, что Блэк тут совершенно ни при чем. Мне херово от того, что Ричарда больше нет. Мне херово от того, что я вообще не представляю себе жизни без Ричарда, и, хотя мы начали плотно общаться только в последние несколько лет, - в этом-то и есть основное свойство Ричарда, свойство, с которым он пролезает тебе под кожу, врастает в тебя – кажется, что он был в твоей жизни всегда. Что без его веселой ухмылки ее, этой жизни, просто нет. Поэтому я ничего не говорю, никого не посылаю, никого не убиваю и даже про себя не матерюсь, а, стиснув зубы, просто жду, когда Блэк наконец поймет, что присутствие его, охуительного, здесь никак не требуется, и свалит в свою псиную черную дыру. Перемнется с ноги на ногу, завершит выговаривать свое феноменальное: «Да, Снейп, такие дела» и свалит уже наконец, обойдясь, слава Мерлину, без фальшивых благодарностей, свалит, чтобы я мог остаться один. - Да, Рик, такие дела, - говорю я, когда могильщики исчезают на тропе вслед за Блэком и можно наконец бессмысленно уставиться в холмик у моих ног. – Вроде нормально же все прошло, да? Такие дела…