Снежный король

Город Церрукан*. «Танцующая школа» для гладиаторов. Вечер.       На следующий день сразу после ужина Скавр призвал Аджакти к себе. Когда Кай, постучавшись, переступил порог конторы, мясник стоял к нему спиной. Тяжелые портьеры были в кои-то веки раздвинуты: владелец Танцующей школы глядел на зажигавшиеся над плацем звезды. В камине весело трещал огонь, свет лампы на столе разгонял темноту. Не оборачиваясь, Скавр мягко спросил: — Как твои раны? — Просто царапины. Не стоит беспокоится, сейджин*. Ты позвал меня не для того, чтобы справиться о здоровье. — Вот как? — развернулся к гладиатору Скавр. В глазах его было любопытство, смешанное с удивлением, — Тогда зачем же? — Чтобы вознаградить? — предположил Кай, вспомнив последний разговор с мясником в этой комнате. Скавр хлопнул себя по массивным ляжкам и трубно расхохотался: — Ты далеко пойдешь, мой мальчик!       Всё ещё посмеиваясь, он подошел к столу и уселся, ткнув пальцем в сторону стоящего напротив стула: — Садись. Угощайся.       Несколько озадаченный такой вспышкой веселья, Кай осторожно уселся, но отказался от предложенных мясником соленых фисташек. Скавр кинул горсть орешков в рот, запив глотком вина: — Твой последний бой. Признаться, ты меня удивил. Аджакти насторожился: он пока не мог понять, куда клонит собеседник. — Нет сомнения, ты отличный воин. Возможно, один из лучших в Церрукане. Но чтобы стать звездой арены, фаворитом, надо быть больше, чем просто отличным воином. Надо иметь свойство, которое, признаться , я не ожидал обнаружить в тебе. Ты проявил его вчера, в бою со «Жнецом». Ты знаешь, что это?       Кай хотел было сказать «милосердие», но, сообразив, что вряд ли это слово входит в лексикон мясника, отрицательно покачал головой. — Дорогой мой, это талант управлять толпой, талант артиста! — Скавр улыбнулся, оскалив крепкие зубы, и у Кая стало гадко на душе.       Он понял, что мясник тоже разгадал его игру, но, как и Токе, ложно истолковал ее. А Скавр тем временем продолжал: — Боец, который убивает своего противника быстро и решительно, нравится зрителю. Но когда он делает это раз за разом, публика теряет интерес: исход боя становится предсказуемым, ставки падают. Гладиатор становится фаворитом*, когда каждый его бой — это зрелище, драма, исход которой трудно предугадать; когда зритель соучаствует в поединке, потому что он получает право решать, кому жить, а кому — умереть. Ты никогда не думал, Аджакти, почему гладиаторские бои так популярны в Церрукане? Нет? Оставь религиозную лабуду жрецам, и ты увидишь, ответ прост: где еще церруканец, будь он ремесленник, купец или аристократ, получит право распоряжаться жизнью и смертью себе подобных? Мой мальчик, вчера ты провел идеальный бой! Ты заставил дураков на трибунах поверить, что «темная лошадка» может победить, а потом дал им возможность прикончить её. У тебя есть талант, Аджакти, давай же выпьем за это! Скавр плеснул вина во второй кубок и подтолкнул его к Каю. Тому ничего не оставалось, как выпить с мясником, и никогда у вина еще не было такого мерзкого вкуса. — Да, о чем бишь я… — Скавр посмаковал напиток на языке, прежде чем проглотить, — Вознаграждение, — мясник причмокнул, разглядывая Кая в упор прищуренными глазами, — Аджакти, тебе выпала большая честь. Честь, о которой мечтает каждый мужчина Церрукана. Одна весьма высокопоставленная особа желает видеть тебя сегодня вечером. Наедине. Провожатый будет ждать у ворот школы ровно через… — Скавр бросил взгляд на стоящую в углу клепсидру*: — Пять минут.       Заявление Скавра застало Кая врасплох. Стараясь скрыть растерянность, он отпил еще один глоток. — Что, это не та награда, на которую ты рассчитывал? — усмехнулся Скавр, — Не волнуйся, ты не пожалеешь. — Могу я отказаться от приглашения? — осторожно спросил Кай, вспомнив о рыжеволосой. — Отказаться? — В голосе Скавра прозвучал холодок, — Запомни, мальчик, от таких приглашений не отказываются. Через четыре минуты ты будешь стоять у ворот школы. Ты последуешь за человеком, который тебя встретит, а когда прибудешь на место, сделаешь все, что от тебя потребуется. Причем наилучшим образом. Это ясно? — Ясно, сейджин, — глухо ответил Кай. — В конце концов, ты всего лишь раб, — Скавр откинулся на спинку кресла, без улыбки глядя на собеседника, — Чем крепче ты это запомнишь, тем лучше для тебя. — Спасибо за совет, — Кай поднялся и направился к двери. — Как бы ты ни развлекался, будь в школе на утренней проверке, — донесся ему вслед голос мясника, — Иначе тебя объявят беглым.       Когда Кай подошел к воротам школы, стоявшие на страже воины без вопросов пропустили его: очевидно, их предупредили. Снаружи уже ожидал провожатый: высокая фигура в невзрачном плаще до пят. У левого бедра плащ топорщился: человек был вооружен. Несмотря на низко надвинутый капюшон, Каю почудилось в его фигуре что-то знакомое. При виде Аджакти тип развернулся и, ни слова не говоря, быстро зашагал вверх по темной улице. Он не имел при себе ни факела, ни фонаря, так что Каю пришлось наддать, чтобы не потерять провожатого из виду. Они молча неслись по пустынным улицам, забираясь все дальше и дальше в верхний город. Гладиатор радовался быстрой ходьбе: ночь выдалась холодная, и шерстяной, но изрядно поношенный плащ плохо грел. «Надо будет сказать Скавру, что мне нужно что-нибудь потеплее,» — подумал он.       Несмотря на ночной холод, отрадно было размять ноги, меряя шагами улицы, которые раньше Кай видел только с крыши казарм. Безлюдье и тишина спящего города тоже были ему по душе: в битком набитой школе Аджакти не хватало уединения, к которому он привык за годы, проведенные в Замке. Холодные пальцы дернули путника за плащ, прошлись по спине: вслед за провожатым Кай вышел на перекресток, и залетевший из пустыни ветер закружился, играя вокруг них. Дыхание белыми облачками вырывалось из-под капюшона скользящей впереди фигуры — единственный признак того, что молчаливый воин был человеком из плоти и крови. Они шли теперь по кварталу Шаков*: от каналов поднимался туман, запуская молочные щупальца далеко вдоль освещенных редкими фонарями улиц.       «Что за высокопоставленная особа, причем "весьма", могла пожелать общества раба в столь поздний час?» — гадал Кай. Обычно, гладиаторов вызывали в город по двум причинам: церруканские толстосумы развлекались, устраивая частные бои, а знатные дамы время от времени любили пощекотать себе нервы, покупая ночь с молодыми мускулистыми бойцами. Кое-что в речи Скавра подсказывало, что мяснику заплатила за него именно женщина.       «Но кто бы мог на меня польститься? Обычно при виде моего лица женщины отводят глаза, а потом разглядывают исподтишка, перешептываясь и посмеиваясь. Будь я даже фаворитом, равным по популярности Фламме*, это ничего не изменило бы. У кого хватит смелости дотронуться до полутролля*?» Он вспомнил тяжелый, горячий, как расплавленное золото, взгляд янтарных глаз над белоснежностью одеяний; тревожащий обоняние душный аромат тела под струящимися шелками: «Принцесса Анира, дочь властителя Церрукана, несравненная красавица… Нет, невозможно!»       Громада висячих садов, подсвеченная цветными огнями, возникла над темными крышами, с каждым шагом вырастая в размерах. «Неужели я прав, и мы направляемся туда, к дворцу амира?» Но молчаливый провожатый внезапно свернул влево, в темный переулок. Теснившиеся над головами путников крыши заслонили пять ярусов зелени, света, цветов и водяных цистерн, и Аджакти испытал облегчение, почему-то смешанное с разочарованием.        Мы двигались, так быстро, что казалось еще миг — и оторвемся от земли. Но тут — провожатый резко остановился. Мне стоило некоторых усилий, не натолкнутся на его спину. Но, к счастью, моё чувство баланса всегда меня выручало. Приглядевшись, я смог заметить, что мы пришли к цели нашего конечного визита: предо мной была калитка.        Провожатый повернул ключ в массивном замке и, пропустив Аджакти вперед, запер за ним. Они пошли через огромный сад, темный и запущенный, наполненный благоуханием поздних цветов, запахами осенней листвы и прели. Путь был, очевидно, хорошо знаком посланцу. Он легко вел гладиатора по глухим тропкам, освещенным лишь светом звезд и убывающей луны. Свет этот делался тем слабее, чем гуще становились заросли. Ветви деревьев сплетались над головами путников, порой хватая их за одежду; корни капканами вспучивались из утоптанной почвы дорожки, заставляя Кая спотыкаться. Ему уже начало казаться, что таинственный провожатый завел в чудом выросший посреди города лес, причем с единственной целью — перерезать ему горло в самой густой чаще.       Но тут впереди забрезжил рассеянный туманом зеленоватый свет. Заросли внезапно расступились, и гладиатор оказался на небольшой ухоженной поляне, в центре которой стоял мраморный павильон, украшенный портиком с резными фигурами. В одном из окон павильона дрожал огонек. Таинственное свечение, которое Аджакти заметил из глубины сада, создавали фонарики, упрятанные в гуще вечнозеленых растений у входа. Молчаливый воин уверенно направился к зданию, из чего Кай заключил, что если ему и собираются резать горло, то произойдет это, скорее всего, внутри.       Аджакти проследовал за провожатым через анфиладу* темных залов, пересекая раскинувшиеся по мозаичному полу квадраты лунного света. Воин остановился у массивной двери, дотронулся до чего-то, невидимого во мраке, и створка отъехала в сторону. Провожатый, в низко надвинутом капюшоне, кивнул, приглашая гладиатора войти, но сам не двинулся с места. Кай сделал глубокий вдох и шагнул в мерцающий красноватым светом проем. Услышав звук, скользнувшей на место двери, он обернулся. Сердце кольнул холодок: под раструбом капюшона в сужающейся щели не было ничего, кроме тьмы. Но разум тут же нашел увиденному объяснение, далекое от мистического. Чернокожий! Как много знатных церруканцев имели телохранителей-мтех? Кай знал только одного, точнее, одну. Гладиатор осмотрелся. О размерах помещения, в котором он очутился, судить было трудно — очертания комнаты, освещенной только пламенем большого камина, терялись в темноте. Внутри было жарко натоплено, и Кай терялся в догадках, как тут могло держаться тепло — одна наружная стена отсутствовала. Со своего места он видел сад, короткую траву со стелющимися по ней вуалями тумана, торчащие из него, как острова, цветочные клумбы и проблеск черной воды в разрыве белого полотна.       Кай чувствовал, что за ним наблюдают из темноты. И, хотя наблюдатель был невидим, тонкое, почти звериное чутье Аджакти кричало, что это — женщина. Волны исходившего от нее чувственного аромата — смеси дорогих масел и естественного запаха разгоряченного тела — наполняли комнату и обволакивали, как жар от камина, как тьма. Хозяйка павильона скрывалась там, где из играющих теней выступало, подобно кораблю гайенов, высокое ложе с тяжелым пологом. Кай не смотрел в ту сторону — старался не показать, что догадался о чужом присутствии. Его заинтересовало, почему белесые щупальца тумана, ползущие по траве, останавливались у порога комнаты, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Аджакти шагнул вперед, чтобы рассмотреть чудо поближе. Он ступил в оранжевый круг света от камина и вздрогнул: из темного сада навстречу ему шагнула закутанная в плащ фигура с султаном белоснежных волос на макушке. Прошло несколько мгновений, прежде чем Кай сообразил, что смотрит на собственного двойника. «Выходит, это зеркальная стена, как в Зале Предков в Мастеровом замке*. Но как зеркало одновременно может отражать и оставаться прозрачным?» Он сделал еще несколько шагов вперед, вытянул руку и коснулся кончиками пальцев невидимой, но холодной и твердой на ощупь преграды. — Это стекло, — прозвучал за его спиной вкрадчивый бархатный голос. Кай обернулся. Самка ягуара покинула укрытие, — Последнее изобретение церруканских ремесленников. Будь осторожен — оно хрупкое и очень дорогое.       Женщина приблизилась, выйдя на свет. В камине танцевало пламя, там, где оно касалось стен — начиналась пляска света и теней. А в тот миг, когда жадные всполохи достигали податливого тела — одежды становились полупрозрачными, казалось, что пламя оживало, мечтая прикоснуться и запятнать. Я сглотнул, её изящные изгибы не оставили бы равнодушным даже Бога. А когда в её потемневших от страсти глазах вспыхнули янтарные искры, меня повело, как пьяного. И, завершающий штрих — черные волосы, волнами рассыпавшиеся по плечам — в этот момент Анира была неотразимо прекрасна. — Ты знаешь, кто я? — Принцесса Анира. Я должен упасть ниц или достаточно просто встать на колени? — вопрос прозвучал как вызов, хотя голос Аджакти оставался бесстрастным. — Нет, это еще успеется. Стой, как стоишь.       Анира не могла налюбоваться своим новым приобретением. В полумраке фантастические глаза Аджакти казались еще больше, в пол-лица, черты которого застыли совершенной золотой маской. В лунном свете, беспрепятственно проникающем сквозь стеклянную дверь, волосы гладиатора напоминали каскад литого серебра, и больше всего сейчас принцессе хотелось разметать их по широким плечам и запустить пальцы в мягкие пряди. Она с трудом овладела собой. — Тебе сказали, зачем ты здесь? — Чтобы повиноваться. Во всем.       Голос Аджакти, низкие вибрации которого заставили что-то горячо сжиматься у Аниры внизу живота, был холоден и ровен. Неужели он ничего не чувствует, глядя на нее? Или, может быть, гладиатор, как её брат, отдает предпочтение мальчикам? Но как же тогда та рыжая шлюшка, о которой она слышала в казармах? — Во всем? — качнув бедрами, Анира скользнула ближе. Теперь, если бы хотела, она могла бы дотронуться до юноши, — А что, если я прикажу тебе… — Принцесса нарочито выдержала паузу и выдохнула в бесстрастное лицо: — Убить? — Кого надо убить? Она не ожидала такого рвения и рассмеялась, стараясь скрыть, что ее застали врасплох: — Ш-ш, не спеши так. Сначала разденься.       После мгновенного колебания Аджакти потянул шнур у горла и отбросил плащ в сторону. За ним последовала длиннополая куртка, безрукавка, высокие сапоги на шнуровке и, наконец, к удовольствию сгоравшей от нетерпения Аниры, — узкие штаны. Как хороший мальчик, гладиатор сложил одежду аккуратной стопкой у ног и выпрямился, не стараясь прикрыть наготу. Сердце принцессы пропустило удар. Аджакти казался таким юным, таким трогательно беззащитным, и в то же время — безмерно далеким, замкнутым в красоте своего безупречного тела. На миг ей почудилось, что перед нею стоит не человек из плоти и крови, а бронзовая статуя близнеца Бога-Ягуара — Ночного Ветра. И все же было обстоятельство, отличавшее Аджакти от священной реликвии. И это обстоятельство, теперь ничем не прикрытое, ясно заявляло, как о принадлежности его обладателя к миру живых, так и о его интересе к прелестям Аниры. Воодушевленная зрелищем, принцесса искала слова, способные разбить спокойствие золотой маски: — Я вижу, ты не только убивать готов!       Аджакти не ответил, но в лице гладиатора что-то дрогнуло. Девушка откровенно разглядывала его с головы до пят, надеясь смутить и развить достигнутый успех. Даже в зыбком оранжевом свете камина она видела, что его смуглая кожа была идеально гладкой — без изъяна и без следа растительности. Принцесса знала, что новая мода удалять лишние волосы дошла и до гладиаторских казарм. Но что-то заставляло ее думать, что Аджакти не требовалась дорогая паста из почек вербовника. Она любовалась совершенными пропорциями выставленного напоказ тела — еще не до конца развившегося, мальчишеского, с длинными мышцами, рельеф которых бесстыдно ласкали запущенные пламенем тени. Стараясь не выдать восхищения, Анира критически приподняла бровь: — Сколько тебе лет? — Не знаю, — статуя шевельнулась, едва заметно пожав плечами, — У меня не было родителей, чтобы считать. — О, сирота. Как трогательно, — Анира наигранно прижала пальцы к губам, подняв брови домиком. Она сделала последний шаг вперед, сократив разделявшее их расстояние до локтя. Приблизив ладонь к груди Аджакти так, что кончики пальцев почти касались кожи, она принялась следовать линиям его тела: в воздухе, но все же настолько близко от так желанной плоти, что подушечки покалывало от ощущения чужого тепла. Опустив глаза, принцесса довольно улыбнулась. Возбуждение Аджакти заметно нарастало, тело послушно реагировало на изысканную ласку. — Ты был раньше с женщиной? — промурлыкала Анира, опуская ладонь ниже, к плоскому, твердому животу. — Нет.       Ей показалось или в его голосе послышалась хрипотца? Анира снова вспомнила рыжеволосую гладиатрикс — аккуратная попка, но, на ее вкус, чересчур маленькая грудь. Нет, мальчишка не мог лгать. Можно было бы ожидать, что он попытается преувеличить число любовных побед, но вот так прямо признаться в своей неопытности? За этим могло скрываться или трогательное простодушие, или тонкий расчет, на который простой раб вряд ли был способен. Впрочем, оставался еще один вариант. — А с мужчиной? — теперь Анира позволила руке скользнуть вдоль узкого бедра и дальше, к окружности ягодиц. — Нет, — ответ прозвучал по-прежнему ровно, но за этой бесстрастностью чувствовался хорошо скрытый гнев. — Неужели мне достался девственник? — усмехнулась принцесса и внезапно обхватила его напряженную мужественность, слегка сжав пальцы. Движение оказалось полной неожиданностью для гладиатора. Он вздрогнул, золотая маска, наконец, треснула. Дыхание сбилось, грудь заходила вверх-вниз, так что близко стоящей Анире казалось, она слышит бешеное биение его сердца. Деревянный Меч, в полном смысле слова, был у нее в руках. И все же он еще боролся. Возвышавшийся над принцессой гладиатор смотрел в темноту куда-то над ее головой. Его лицо оставалось неподвижным, только плотно сжатые челюсти выдавали напряжение. Она отпустила горячую плоть так же внезапно, как овладела ею. Отступив на шаг, Анира медленно обошла вокруг своей жертвы, откровенно разглядывая напряженную, как натянутая струна, тонкую фигуру. Она видела, что Аджакти на краю, но все еще держится, выровняв дыхание и снова закрывшись в неподвижности. Удивительно, как этот мальчишка сохранял самообладание там, где зрелые мужчины давно уже валялись бы у ее ног, умоляя о ласке. Но долго это не продлится. В конце концов он сдастся, как и все те, что были до него. Она разрушит защиту Аджакти. Сколько бы стен он ни возводил, они падут, одна за другой. И в этом было ее наслаждение, в этом была прелесть охоты и радость победы, радость всецелого обладания.       Завершив круг, Анира снова остановилась напротив гладиатора, так близко, что ее высокая грудь почти касалась его. — Тебе говорили, что ты красив? — это даже не было ложью, но вопрос оказался для Аджакти такой же неожиданностью, как ее шаловливые пальцы. — Нет, — замешательство почти не отразилось в его голосе — почти. — О, ты красив! Ты — совершенство, поверь мне, — принцесса усмехнулась, глядя прямо в бездонные черные глаза, все еще игнорировавшие ее, — Я собираю все красивое, и у меня безошибочный вкус. Именно поэтому — ты здесь. — И поэтому здесь так темно?       Анира довольно рассмеялась. Подумать только, мальчишка еще и огрызается! Она приблизила лицо к его застывшим чертам, насколько позволяла разница в росте. Её отражение заполнило огромные зеркальные зрачки, и принцессе казалось, что она заглядывает в глаза самой себе. — Ты прекрасен, и ты — настоящий! Твое лицо — не насмешка природы, а насмешка над природой, которая, как ни тужилась, не смогла повторить подобную красоту. Ты — все, кроме обыденности, а я ненавижу обыденность. Ты — снежный король, и ты будешь моим! — говоря, Анира медленно вела кончиками пальцев вниз по его лицу, от линии начала белоснежных волос к губам, так легко, что сама сомневалась, касалась ли она кожи или воздуха. Она рассчитывала, что Аджакти закроет глаза, но он только отстранился и наконец взглянул прямо на девушку: — Боюсь, в этот раз вы ошиблись, принцесса. Я — не красавец и не король. Я раб и чудовище. Холод в его голосе ожег принцессу, как лед. Ах, так! — Ты должен обращаться ко мне «Луноподобная»! Неужели вас ничему не учат в этих провонявших потом казармах? — теперь лед звучал уже в голосе Аниры. Она отступила на шаг и, несмотря на разницу в росте, смерила Аджакти царственным взглядом сверху вниз. Пусть помнит, с кем разговаривает, ничтожество! — Прошу прощения, Луноподобная, — склонил голову гладиатор, — В школе нас учат мечами махать, а не с принцессами общаться. Девушка позволила себе чуть смягчиться: — Мир стар и жесток. Красавцы в нем становятся чудовищами, а короли — рабами. Для того, чтобы случилось наоборот, нужно настоящее чудо. А чудеса бывают только в сказках. — Не меняя тона, она резко бросила: — Распусти волосы!       О, теперь она заставила Аджакти смотреть на себя! Он не отрывал немигающего взгляда от ее глаз все время, пока руки разматывали кожаный ремешок. И вот наконец мерцающее в лунном свете серебро упало, освобожденное, на плечи. Стараясь не выдать восхищения, Анира передвинулась за спину гладиатора. Лопатки и половина странного знака, вытравленного в коже раба, теперь скрылись под блестящей снежной лавиной. Принцесса осторожно коснулась ее, гладкой и мягкой на ощупь, и отвела в сторону, перекинув на грудь. Бронзовая кожа пошла мурашками, будто гладиатор мерз в жарко натопленной спальне.       Анира рассматривала изображение на его спине. Приглядевшись, можно было различить, что каждая линия внутри состояла из более сложного, изощренного узора. Заинтригованная, принцесса коснулась загадочных переплетений, и подушечки пальцев кольнуло. — Какое любопытное клеймо. Кто его поставил? — Мой хозяин. — Скавр? — поразилась принцесса. — Нет. Мой первый господин. Так-так, значит, Аджакти и правда был рабом до того, как попал в Танцующую школу. — И кто же он? — Ювелир. Он что, издевается? Хорошо же, мы поддержим тон! — Что ж, это все объясняет. Ювелирам часто приходится резать разнообразные символы на камнях. Правда, я еще никогда не видела, чтобы людей метили, как бриллианты, — Анира замолчала и, выдерживая паузу, позволила пальчикам следовать разветвлению узора в районе ягодиц. Наконец Аджакти не выдержал. Мелкая дрожь его тела вкупе с судорожным дыханием сказали ей, лучше любых слов, что он подошел к грани. Она отняла руку и промурлыкала в белоснежный затылок, вдыхая аромат его волос — запах полыни и дыма: — Хочешь, чтобы я продолжала? Короткая пауза, заполненная потрескиванием горящего дерева в камине. — Да. — Тогда, — выдохнула принцесса в ухо гладиатора, — тебе придется постараться. Я должна остаться довольна тобой.