Лунное серебро

Дома Кею никто не ждал. Все слышали о его бесславном проигрыше Бьякурану, сочти его мертвым и лишь изредка вспоминали за семейными обедами. Он вернулся и узнал, что его друзья давно разбрелись по свету, его дом перешел старшему брату, а мать с отцом мирно доживают свое время. Наверное, ему обрадовались, но, рассказывая о том, что был в плену и вот только теперь сумел оправиться, Кея чувствовал налет фальши в сочувствии родни. Каждый из них по-своему представлял себе тот самый плен у Бьякурана, но, кажется, матери казалось, будто он совершил ужасную ошибку и теперь может навлечь тень несчастий на всю семью. Отец кривил рот, думая о позоре, который его сын навлек на род, сдавшись в плен. Лишь старший брат, Фонг, теперешний хозяин всего поместья, смотрел на Хибари с участием, но приглашения остаться и погостить, Кея от него так и не дождался. Хибари не был привязан к родне, но ему требовалось место, где он мог бы прийти в себя, зализать раны и нащупать путь, по которому смог бы двигаться дальше, но родной дом таким местом стать не сумел. После приветственного пира Фонг осторожно оттащил брата в сторону и отвел его на вершину башни, где они еще детьми прятались от слуг и мечтали о подвигах. — Не слушай никого, — тихо сказал Фонг, пристально глядя на брата. — Я счастлив, что ты сумел выжить. Плен и все, что там с тобой произошло, — ничто по сравнению с возможностью жить и наслаждаться этим миром. Ты не покрыл себя позором, ты не навлек на нас никаких бед, даже не думай об этом. Но я не вижу в тебе тебя. Ты оставил в том месте нечто важное, что следует найти, и здесь ты себя отыскать не сможешь. Здесь все будет напоминать тебе о прошлом, здесь ты будешь лишь сожалеть и мучиться. Прошлое не вернуть, Кея, постарайся отыскать собственное будущее. Слова брата показались Хибари пустыми и жестокими. Брат не желал его здесь видеть, это было ясно и так, не следовало произносить эту странную речь, от которой Кее стало не по себе. Настаивать Хибари не стал, находиться там, где тебе не рады — настоящая мука, поэтому Кея просто уехал из дома, не выбирая направлений и не загадывая планов. Хибари искал случайные заработки, странствовал по стране, которую почти не знал, уверяясь, что победа Мукуро стала для нее благодатной. Жизнь бурлила вокруг, и Кея мог прикасаться к ней снова и снова, чувствуя себя точно таким же, как и все. Раньше его раздражала подобная мысль, теперь он искал в ней спасение. Душа исцелялась медленно, неохотно. И все же Кея хотел жить, а потому память старательно приглушала ужасные воспоминания, наполняя реальность рутиной и повседневными заботами. Постепенно Хибари перестал вздрагивать от прикосновений, не хватался за тонфа при любом повышении интонации собеседника и даже спал через раз без кошмаров, просто проваливаясь в темную пустоту. Именно тогда-то им и овладела странная тоска. Собственное одиночество казалось наказанием, и терпеть это наказание хотелось все меньше. С отвратительными воспоминаниями плена приходили и другие: о том, как заливисто смеялся Рокудо Мукуро, ласково поглаживая безвольные запястья Хибари. Король веселился тихо, чтобы не напугать больного, но его забота тогда теплым коконом окутывала Кею, уберегая его от всего мира. Рокудо, оказывается, приходил в комнату Хибари каждый вечер, едва ли не жил там, заботясь о том, чтобы его невольный гость вовремя покушал, был всегда в чистоте и порядке. Глупо вспомнить, но Мукуро даже рассказывал Хибари сказки и пел смешные детские песенки, когда Кея хрипел от кошмаров, не в силах вырваться из власти дурных воспоминаний. Лицо Хибари заливалось краской, когда он вспомнил, как предлагал себя Мукуро, а тот лишь грустно улыбался и старался успокоить Кею. Рокудо хотел его, теперь мужчина помнил это даже слишком отчетливо, однако он ни разу не воспользовался состоянием гостя. В тот единственный момент, когда Рокудо решился поцеловать Хибари, тот и пришел в себя, сразу же оттолкнув короля. Бьякуран и Мукуро, такие разные и такие одинаковые одновременно, желали от тела Кеи одного отклика, но действовали как яд и противоядие. И чем больше воспоминаний возвращалось к Хибари, тем чаще он думал о том, что скучает по своему странному королю. Увидев спокойное, расслабленное и удивительно прекрасное лицо Мукуро во сне, Хибари развернул коня и поскакал в столицу. Не засыпающий круглые сутки город ликовал, отмечая какой-то праздник. В самом разгаре был карнавал, и разряженные фигуры кружились в танце, почти сбивая с ног обычных прохожих и втягивая их в всеобщий праздник. Король и принцесса веселились вместе со своим народом. Мукуро выглядел бледным, но улыбался искренне и ласково, так, что Хибари не мог отвести взгляд. Мукуро как раз сообщил всему народу, что у него есть важное объявление, и танцующие на минуту успокоились. Хибари подошел поближе, желая услышать каждое слово, а потом заметил блеск кинжала и фиолетовый отблеск пламени Облака. Какой-то сильный воин замыслил недоброе. — Я постарался наладить жизнь в королевстве после Бьякурана, и сегодняшний праздник подсказывает мне, будто что-то у меня получилось. Но власть утомила меня, мое сердце охвачено скорбью по дорогому мне человеку, которого я мечтаю найти, а потому я передаю королевство своей мудрой сестре Наги, которая будет править даже лучше, чем я. После этих слов народ заволновался, в толпе началась суета и неразбериха. Блеск кинжала, отмеченный Хибари, проявился совсем рядом от короля, и Хибари бросился вперед, на ходу зажигая тонфа. Пламя Облака, почти погасшее в Кее после пыток, сейчас разгорелось с новой силой, позволяя мужчине сделать нечеловеческий прыжок и вцепиться в руку убийцы, чей кинжал уже почти достиг короля. Хибари удалось остановить напавшего, завязалась борьба, в которой Кея медленно, но уверенно одерживал верх, наслаждаясь тем, как вернувшаяся в тело сила наполняет каждую клеточку, заставляя мышцы петь от счастья. Враг был повержен, а сам Хибари подхвачен с земли и крепко стиснут в королевских объятиях. Мукуро пристально смотрел на Кею, и глаза его сияли. — Ты ведь вернулся? Вернулся?! — Тебя совершенно нельзя оставить одного, — проворчал Хибари, смущенный вниманием всей толпы. — Конечно же, я вернулся.