Дом на углу наискосок

Джош адски задолбался. Он ругнулся, швырнув тряпку, которой оттирал затоптанный пол, и стукнулся головой о стену, с трудом удерживаясь от того, чтобы начать поносить этот дом, этот город и этот мир по матери. Сейчас, когда его вышвырнули из родительского дома, как блохастого приблудного щенка, можно было не сдерживаться, но он не стал бросать в воздух матерные слова. Это бы ни к чему не привело. Абсолютно ни к чему. Дом, куда его отправили, вычеркнув из семейной библии, принадлежал бабке по матери. Они не очень-то ладили, и внука миссис Маккензи, мать Лауры Маккензи, в замужестве Дан, видела редко. Почти не видела, если по-честноку. Он помнил огромную, в потолок, елку на Рождество, дурацкие карнавальные костюмы, которые позволял надевать на себя, пока был несмышленышем, и подарки, подписанные его именем, сложенные горкой у кровати в его комнате. Бабка всегда стелила ему в мансарде, уверяя дочь и внука, что видеть мир, просыпаясь, самое лучшее. Как по Джошу, так бред, он бы предпочел, просыпаясь, видеть перед собой Бетси или Мэри Лу, усиленно делавших ему авансы, но не подпускавших к телу. Но тогда он верил и, подскакивая в шесть утра от звуков трескучего будильника, подаренного бабке, когда та была соплюхой, бежал к окну и глазел, как солнце бликует на блестящих листьях черешни и золотит бока абрикосов. Бабка любила свой сад и ходила за ним, как за дитем, уверяя, что у ее фруктов совсем иной вкус, не такой выхолощенный, как в магазине. Джош кривился. Ему не хотелось копаться в земле — привыкать вроде было рановато, и он срывался с пацанами на окраину, в раздолбанную казарму, брошенную за ненадобностью после того, как расположенный в их городке гарнизон попал то ли под укрупнение, то ли под сокращение. Последние лет пять он вспоминал о старухе Маккензи от силы раз в год, когда в школе лили сахарный сироп, говоря о важности Дня матери, и напоминали «Позвоните бабушкам». Тогда он искал в потрепанной телефонной книге ее номер, быстро, без души оттарабанивал дежурное приветствие, и забывал — до следующего года. А потом звонить стало некому. Бабка умерла, когда он, сорвав шапочку и мантию поносного цвета, бухал с парнями на скамейках у стадиона, с жаром обсуждая, кто из цыпочек решится расстаться с девственностью в эту ночь. Джей и Барри наперебой уверяли его, что девчонки видят его в мокрых снах, и можно подкатить к любой. Джош не хотел к любой. Он хотел к той, которая ему нравилась, но у них упорно не срасталось; он для нее был слишком плохим, она для него — слишком хорошей. Наутро вместо таблеток для головы его ждала записка от матери, написанная кривым, торопливым почерком. Она писала, что соседи нашли старуху Маккензи в саду, когда та уже окоченела, и надо спешно готовить похороны. Раздолбаю Джошу надлежало явиться туда сразу, как только он продерет глаза. Он взвыл, скорее от осознания порушенных планов, чем от горя, но вскочил на скейт и прикатил к дому, когда там вовсю хозяйничали агенты похоронного бюро. Мать, сорвавшись, залепила ему пощечину на глазах у соседей, а после, утащив в дом, начала орать, выплескивая на него накопившиеся претензии. Тогда Джош пренебрежительно посоветовал ей проораться, а когда будет, что сказать, сбросить ему смс. После этого пощечина прилетела и от отца. Джош сорвался во все тяжкие — лето он провел на случайных вписках, зависая с полузнакомыми парнями, попробовал экстази и травку, не просыхая, пил, курил одну за одной, пока взбешенный отец не разыскал его на очередной веселой хате. Самое смешное, что именно в тот вечер Джош был чист. Он пришел туда за компанию — присмотреть за Мэри Лу, чтобы она не натворила дел, а ему заломили руку и выволокли на глазах у всех. После бурного скандала отец швырнул ему в лицо ключи от бабкиного дома и велел больше не появляться у них на глазах. По меньшей мере, пока он не поумнеет и не перестанет просирать жизнь по притонам. Джош показал отцу средний палец, прихватил свои нехитрые пожитки, встал на скейт и покатил, уверяя себя, что рад такой неожиданной свободе. Он не успел даже расстроиться толком — потому что мать, рыдая, позвонила ему в тот же вечер, упрашивала не уезжать из города и попробовать жить одному — или с той хорошенькой девочкой, которую она видела вместе с ним. Она обещала подкидывать денег ему на карту — так, чтобы отец не знал, и первые несколько недель Джош провел в каком-то глухом отрыве, каждый вечер оглашая округу звуками альтернативы и софт-панка. Все закончилось, когда к нему третий раз за неделю приехали копы — на его вечерину провели несовершеннолетнюю куколку, и после, когда все расползлись по комнатам, кто-то из гостей начал к ней приставать. Что это была за девчуля и кто был тем самым безмозглым кентом — Джош в упор не знал. Но после того, как его потаскали по инстанциям — от участка до социальной службы — резко с вечеринами завязал. Последний разговор, когда почтенная леди многозначительно пожелала ему больше не попадать в поле зрения полиции, потому что в следующий раз он может не отделаться так легко, состоялся позавчера. Всю чертову неделю он появлялся в доме, только чтобы помыться и поспать, и теперь отмывал затоптанный и заплеванный пол, стараясь не думать о том, что надо бы привести в порядок и сад. Все бы ничего, но интриганка Мэри Лу, считавшая его кем-то вроде старшего брата, сутки напролет уговаривала его позволить ей провести в его доме пати. Очень тихое, очень приличное пати, девичник с какающими радугой пони. — Родители не позволят мне, — трещала она в трубку, — ты же знаешь, они трясутся над Анни, укладывают ее спать в восемь, а мне хоть вешайся. Пожалуйста, Джоши, мой ласковый кролик, я все-все сделаю сама! Анни, младшей сестре Мэри Лу, было полтора года, и родители, считая, что упустили старшую дочь, бросили все силы на воспитание младшей. Старшей дозволялось ночевать под родительской крышей, делать там уроки, дышать и стараться не выделываться, чтобы не подавать сестренке дурной пример. Друзья, было забредавшие посидеть у нее после уроков, натыкались на ледяной взгляд матери, и быстро ретировались. Джош согласился, и теперь, оттирая пол, недоумевал, почему этим занимается он, а не его взбалмошная милая подруга. Видимо, уборка в понятие «всего-всего» не входила. Вечеринка была назначена на сегодня, а он страстно хотел послать все к ебеням, закрыться и провести вечер в мансарде, откуда хорошо было видно, как лучи закатного солнца гладят порядком обломанный абрикос. Но Мэри Лу час назад написала, что уже торопится к нему, и Джош, повозив руками по лицу, продолжил создавать видимость чисто убранного дома. Он не питал иллюзий насчет приличий на девичьей вечеринке. Скорее всего, они быстро упьются своим ликером, смешанным с газировкой, и по новой запачкают с таким трудом оттертый пол. Стоит ли стараться сейчас?

***

Он сидел на ступеньках крыльца, когда у дома, взвизгнув, остановился побитый кадиллак с неумело закрашенными трещинами на левом крыле и дверцах. В машине сидели Мэри Лу и незнакомая девчонка в солнцезащитных очках сердечками, усердно работающая челюстями и выдувающая пузыри. — Познакомься, Джош, это Джози! — выпалила его подруга, выкатываясь из машины, — мы скупили весь WallMart и хотим шикарно оторваться этой ночью. — Ты что-то говорила о тихой вечеринке, Лу! — напомнил Джош, уворачиваясь от ее губ, намазанных черной помадой. — Оу, Джоши, не будь таким скучным! Мы не будем тусить в саду, а в доме же хорошая звукоизоляция, верно? — Я бы не стал проверять. Музыка может играть до десяти, потом я вырубаю вашего диджея и все отправляются по домам. Не устраивает — вали прямо сейчас, мне неприятности с копами не нужны. Джози, наблюдавшая за их перепалкой в стороне, подошла ближе и щелкнула пузырем клубничной жвачки перед самым его носом: — Не волнуйся, мистер зануда, я пригляжу, чтобы девочки не хватнули лишнего. Джош хотел показать ей фак, но сдержался — все-таки перед ним была леди, показал кухню, велел не заливать пол и ушел в гостиную, пытаясь найти место, где окружающая его реальность не казалась бы такой стремной. Игривая Мэри Лу подбежала к нему и, встав на цыпочки, закрыла его глаза ладошками. — Лу, что за дела? — сердито отозвался он, отдирая ее пахнущие луком пальцы от лица. — Ты такой бука, — надулась девушка, — совсем как твой сосед! — Какой, в жопу, сосед? Тут кругом бабы, которым давно пора в дом престарелых, — рявкнул Дан. — Оу, Джоши, я же не рассказала тебе! — Мэри Лу рассмеялась, картинно запрокинув голову, уселась на диван и принялась объяснять. — В общем, когда Джози вбила в навигатор твой адрес, он вывел ее к дому на другой стороне улицы. Прикинь, там на калитке висит плакат «Я не знаю, где находится дом Уэйн-стрит, 32-А! Пожалуйста, не спрашивайте меня о нем». И хозяин такой придурок, он… — она снова зашлась в хохоте, — вместо того, чтобы нам помочь, заорал, что мы не умеем читать, и лучше бы нам свалить отсюда, пока он не вызвал копов. — Ну, он прав, вообще-то, — заметил Дан, — чувака, походу, реально достали, раз он написал плакат. А какой у него адрес, Лу? — Я же тебе говорю — «Уэйн-стрит, 32», — надулась девушка, — и ты мог бы посочувствовать мне, а не непонятному придурку. — Я сочувствую твоим хорошеньким ножкам, которые к ночи опухнут, если ты и дальше будешь таскаться на каблуках, это тоже считается, — Джош столкнул подругу с колен, куда она было пристроилась, велел быть умницами и сильно не шуметь, и предупредил, что ненадолго отлучится. После рассказа наивной дурочки Мэри Лу ему стало ясно, куда пропали некоторые посылки с Amazon, которых он так и не дождался. Он, конечно, всласть поорал на оператора поддержки, обвиняя во всем их ублюдочную службу доставки, довел ее до слез, и получил, помимо морального удовлетворения, возврат на карту, а теперь, как честный человек, хотел вернуть посылки, осевшие в доме, адрес которого лишь на одну неприметную букву отличался от его адреса, в магазин.

***

Когда он, привлекая к себе внимание, хлопнул калиткой, из двери выскочил злой, как черт, бледный взъерошенный парень и заорал, не давая Дану сказать и слова: — Тоже не умеешь читать? Я понятия не имею, где находится этот сраный дом, чтоб ему и его хозяину провалиться! — Эм, чувак. Сожалею, но тебе далековато до библейского пророка. Я пока никуда проваливаться не собираюсь. Ну и как бы я не сделал тебе ничего плохого. Парень, взъерошив и без того растрепанную шевелюру, в три прыжка подскочил к забору и ткнул в Дана пальцем: — Ты? Не сделал? Да ты спонсор моего нервного срыва, чувак! Твои гости сидят у меня в печенках, — он потыкал себя в живот для наглядности. — Там, куда ты показываешь, находится аппендикс, — невпопад брякнул Джош. Пользуясь повисшей паузой, он торопливо добавил: — Я тут подумал, что у тебя осели кой-какие вещи, ну, знаешь, Amazon ошибается иногда, и в твой ящик могли попасть штуки, которые надо вернуть продавцу. — А ты типа честный? — с подозрением уставился на него незнакомец, — стой тут, сейчас принесу. Он исчез в доме, и вернулся через несколько минут, держа в руках три коробочки, обтянутые черной пленкой. Передавая их Дану, он ехидно заметил: — Ты должен мне за хранение, чувак. — Тебе баблом или натурой? — Джош хищным взглядом обвел фигуру незнакомца, спрятанную в мешковатые брюки и толстовку, и заржал, откровенно наслаждаясь недоумением в его глазах, — если натурой, то можем использовать эти штуки прямо тут. — Не гони, там написано, что внутри плеер и еще какие-то приблуды, — буркнул, остывая, собеседник, — и лучше баблом. Твоя натура меня не интересует. Джош вытащил из кармана двадцатку: — Этого хватит? — Сдачу могу закинуть на мобильник. Твоя хрень занимала не так много места. — Оу, только что отказывался от натуры, и уже хочешь получить мой номер? Может, мне не стоит торопиться? — изгалялся Дан, сжимая купюру, как сигарету, между средним и указательным пальцами. — Вали. — Незнакомец выдернул деньги у него из руки, запихал их в карман и пошел в дом. — Если хочешь, я объясню тебе, где находится дом 32А, — крикнул Дан ему в спину, — откроешь, типа, платное справочное бюро. Незнакомец, не оглядываясь, показал ему средний палец и хлопнул дверью так, что в доме зазвенели стекла. Джош хихикнул, отмечая в голове, что надо бы еще поразвлечься с этим психованным тихоней, и пошел вразвалку наверх. В дом, где к вечеринке готовились Мэри Лу и ее странная, смахивающая на транса, подруга Джози.

***

Его не было час, один гребаный час, и за этот час нельзя было нажраться, но, видно, гостьи его подруги — Мэри Лу не соврала, там были только девчонки — притащили с собой траву, и в тот момент, когда Дан отворил двери дома, откуда доносилось надрывное пение Бритни Спирс и тянулся сладковатый дымок, его подруга в одном лифчике и крошечных стрингах лежала на диване, а незнакомая девица слизывала с ее живота соль. — Обычно для этого используют стол, — с трудом выговорил Дан, цепляясь за дверной косяк, — детки, у вас ровно час на то, чтобы привести себя и дом в порядок, и свалить. Я не хочу провести трое суток в тюряге. Последние гостьи немного не уложились в срок, как Джош их ни подгонял. Кадиллак с обиженной Мэри Лу отъехал от его ворот через полчаса от назначенного им крайнего срока. А еще через полчаса в его дом постучались полицейские и забрали в участок для дачи показаний. Джози, не справившись с управлением, протаранила чужой забор и придавила соседскую шавку. К ответственности за инцидент предполагалось привлечь не только незадачливую автоледи, но и хозяина малины, где та хорошенько набралась. … Из тюрьмы Джош вышел только через неделю. Ему припомнили все старые грехи и предложили подумать о поведении — перед тем, как отбывать положенные часы общественных работ. Между ворот была воткнута записка «Твоя почта снова у меня. Т.Д. Двадцаткой не отделаешься». Истерически захохотав, Дан, не заходя домой, чтобы смыть прилипчивый запах тюряги, пошел вниз, придумывая, как он будет торговаться и сбивать цену, чтобы в итоге заменить баксы, которых после уплаты штрафа — да-да, ему влепили еще и штраф! — оставалось маловато, натурой. Но сочинять ничего не пришлось. Странный Т.Д., молча отворив перед ним калитку, бросил, глядя себе в ноги: — Ванная комната справа по коридору, твоя почта на кухне. И ушел в дом, не проверяя, идет ли Дан за ним.