* * *
Пятнадцать лет назад. Светлое мартовское утро застаёт мальчишку ещё в кровати. Хосоку совсем вставать не хочется, потому что сны, яркие и красочные, не хотят отпускать его в реальность. Он только что видел, как летает над полем. Ему не было страшно, как в реальной жизни: тёплое солнце грело его лицо и руки, а ветер трепал чёрные волосы десятилетнего мальчишки. Школа, домашка, нежеланный конец любимой книги, - мальчик улетал от всех (как ему тогда казалось) проблем на свете, как можно дальше. Хосоку нравились такие сны, и звук будильника, так резко выдёргивавший из сладкой неги, хотелось всеми силами игнорировать, лишь бы досмотреть до конца. - Хо, дорогой, - из-за двери в его комнату выглядывает мама Хосока, - ты помнишь, какой сегодня день? Ну конечно! Сегодня же его день рождения! Никакой сон теперь не заставит его остаться укутанным в одеяло, потому что в этот день реальная жизнь намного интереснее. В его доме уже много народу: Ханыль любила устраивать своему сыну подарки. Он почти героически выслушивает все длиннющие поздравления от родственников и стремглав несётся в гостиную распаковывать подарки. Ему нравится абсолютно всё. Но мальчишка не находит подарка от своих родителей и, почти плача, возвращается в свою комнату, оставив все игрушки и остальные вещи рядом с разорванными обертками на полу. Там, на кровати сидят его мать и отец, а из-за спины последнего торчит чей-то белый хвост. - Что это, мама? – удивлённо и испуганно шепчет мальчишка. Ответа не нужен, потому что тут же папа Хосока встаёт с кровати, подхватывая на руки очаровательного щенка самоедской собаки. Та обида, которая до этого саднила душу, практически моментально испаряется, а по щекам текут слёзы счастья. Как давно он просил о собаке у родителей и как долго они отказывали ему, потому что: «Дорогой, ты понимаешь, какая это ответственность? Тебе придётся рано вставать, чтобы погулять с собакой, кормить её, потому что мама этого делать не будет. А сколько это шерсти и испорченной мебели, Хосок!». Но в глубине души мальчик знал, что всё это просто отговорки и надеялся на снисхождения родителей. Собаку решают назвать Курым за его необычайную схожесть с облаком: щенок имеет белоснежную и необычайно пушистую шерстку. Хо очень привязывается к собаке, а она к нему. Мальчику не нужны ни игрушки, ни друзья, которых у него и так навалом. Он, хвастаясь всем и каждому тем, что у него наконец-то появилась собака, полностью отдается воспитанию своего нового четвероногого лучшего друга.* * *
Сейчас Хосоку 25, а Курыма, к его сожалению, давно нет в живых. Его не стало через несколько месяцев. В тот день, кажется, всё шло не так: мальчик получил несколько двоек в школе, одноклассница, которая ему невероятно сильно нравилась, отказалась даже разговаривать с ним. Он очень не хотел возвращаться домой, сильно переживал о том, что мама будет сильно ругаться. Хо надеялся, что хотя бы Курым успокоит его. Но, зайдя во двор, мальчик удивился: никто не встретил его. И как бы не звал он своего друга, он не отзывался. А его мама, выглядевшая виноватой ещё больше, чем сам Хосок (что его насторожило), почти со слезами на глазах просила перестать делать это и ни в коем случае не выходить на задний двор. Но он, конечно же, не послушался. Курым, а вернее то, что от него осталось, лежал около заглохшей газонокосилки без движения и признаков жизни. А рядом сидело двое заплаканных мальчишек, которых он видел уже не один раз. Они постоянно бегали по их улице. Мама всегда говорила ни в коем случае не общаться с такими невоспитанными грубиянами. Увидев Хосока, они, зарыдав с новой силой, кинулись извиняться перед ним, вставали на колени, умоляли не рассказывать их родителям. Но их не слышали. Руки и ноги мальчика стали почти ватными, а в ушах всё звенело с такой силой, что ему казалось, ещё чуть-чуть, и его голова лопнет. Железный запах крови сильно ударил в голову, а осознание потери, пришедшее к нему практически мгновенно, пробудило такую ярость, которую Хосок, наверное, больше никогда в своей жизни больше не испытывал. Все мысли перемешались в кучу. Ему хотелось сделать им так же больно, как они сделали его собаке: выпотрошить всё, что было внутри них, а потом отнести их родителям, чтобы полюбовались на своих ненаглядных ублюдков. Опомнился он только тогда, когда его оттащили от почти задохнувшегося мальчика. Стыдно не было. Родителям этих отморозков он самолично всё рассказал. Но в ответ получил лишь незамысловатое: «Ну и что? Мало собак на свете?» Мальчик много раз думал о том, что Курыма можно было бы спасти, но мама говорила, что никто не стал бы, потому что ни один ветеринар не смог бы помочь. Да и не взялся бы никто. Парню и сейчас больно вспоминать случай, отбивший у него боязнь крови и разворошенных тел. Но вина, которую он чувствует, сопровождает его ежеминутно. Не уберёг. Людей с того момента он ненавидит, но животных вытягивать с того света мало, кто просит, да и не будут такие дорогие в нынешнее время услуги ветеринара оплачивать. Тем более, кто является потенциальным владельцем всякой живности: бабули и студенты, которым хоть бы себя прокормить, а они ещё стремятся заботиться о другой жизни. Бредятина. Возможно поэтому, в честь и память собаки (и в силу некоторых других обстоятельств), он стал хирургом. Первые два года в университете Хосок полностью отдается себе: учёба и саморазвитие. Культ здоровья становится для него главным. Парень ставит для себя целью стать тем, кто сможет защитить то, что ему дорого во что бы то ни стало. Но тех, кто ему поистине дорог, мало. Он не запомнил лиц тех, кто отнял у него его маленький мирок. Но видит эти силуэты почти в каждом. За последующие три года он выбивается в число лучших студентов университета, приобретает необходимые связи и даже заводит парочку друзей, чем крайне удивляет родителей, привыкших и уже почти до конца смирившихся с одиночеством сына. Парня пытаются привлечь самые передовые научные институты, и он заключает контракт с одним из самых лучших, но при условии того, что выглядит он так, как хочет. Но это так, на всякий случай, вдруг в голову ударит перекраситься в какой-нибудь зелёный. Хосок ненавидит всё это. Сам, не замечая того, он приобретает вредную привычку - зависимость от сигарет, потому что они действительно снимают стресс. Он думает, что последний год в университете будет самым сложным годом в его жизни: отец ушёл от них, а парень, совмещая работу и учёбу, едва ли успевает спать, не то что успокаивать Ханыль, которая не находит себе места. Бедная женщина пытается всеми силами доказать, что она ещё привлекательная и что вполне себе нарасхват. И, если по началу парня очень напрягает такое поведение матери, ведь она может навредить и себе, и своему (без кутежей небольшому) состоянию, то потом он начинает понимать, что не стоит беспокоиться, ведь она, в конце концов, прежде всего, взрослый человек и имеет свои собственные мозги. А в дело о том, с кем Ханыль будет проводить дальнейшую жизнь, парень точно лезть не станет. После окончания университета Хосок ничуть не жалеет о договоре на выгодных условиях, потому что выглядит он и вправду не совсем под стать хирургу: за два года парень не один раз менял цвет волос и приобрёл несколько татуировок. Сейчас его волосы выкрашены в блонд с двумя салатовыми прядями, а на его нижней губе красуется кольцо. Многим не нравится, многие, неосведомлённые о профессионализме Хосока, пациенты отказываются от услуг столь «вульгарного и не вызывающего доверия, и уж тем более молодого врача». А в некоторых очень узких кругах городской элиты бытует псевдоним «Вонхо», потому что представляться своим именем, если ты ближайший человек какого-нибудь криминального большого босса, не принято. Хосок чуть больше года назад спас и поставил на ноги лучшего друга и товарища одного очень важного человека по имени Че Хёнвон. Парень точно не помнит имени, потому что все (кроме самого Хёнвона) его называют господином Ай Эмом. С тех пор молодой врач ни в чём не нуждается: периодически выезжая за город в лабораторию, оперируя и назначая программу реабилитации людям Че, он получает все необходимые блага, и даже с излишком. Хосок с самого начала понимал, что достаточно опасно связываться с такими людьми. Даже один раз. Поэтому он, волей случая (после операции Ай Эма) узнав, что у его самого первого друга в университете собственная подпольная торговая сеть по продаже оружия и иногда людей, захотел наложить на себя руки. Ему не то, чтобы страшно за себя и своё место, просто для него это правда было шоком. Хёнвон выглядел абсолютным дурачком и учился еле-еле. Хосок стал с ним общаться только потому, что им вместе надо было делать лабораторную. Они разговорились о том, какие же тупые мудилы все их однокурсники, и случайно просидели так, с чаем и сигаретами, до четырёх утра. С тех пор они держатся вместе, хотя в то же время это не похоже на то, что люди обычно называют дружбой. С Че было просто: никаких обещаний в вечном братстве, никаких организованных вечеринок с кучей женщин, никаких конфликтов по поводу того, что они редко видятся вне учёбы. Хосоку даже не надо было признаваться в том, что он гей, чтобы отказаться от предложения «сгонять в стрип-клуб». Потому что Хёнвон как-то догадался, да и, по большому счёту, ему было абсолютно плевать на «запретную сторону жизни». И о дне рождения Шина он откуда-то узнал. Позже стало ясно, почему и откуда. Было странным то, что парень использует свои связи иногда даже для того, чтобы просто начать с кем-то дружить. Как объяснился Хёнвон позже, ему не хотелось стать ближе с кем-то из приспешников его конкурентов, потому что таковые ему встречаются практически через одного. Откровенно говоря, после такого признания, желание доверять людям пропало окончательно. Иногда, проводя время вместе, Хёнвон начинает говорить о своих делах. А Шин раздражается дико, потому что они как бы договорились не говорить о работе хотя бы тогда, когда пытаются от неё отдохнуть. Парень, на самом деле, не хочет вникать ни в бизнес Че, ни в то, как он сам стал работать нелегально. Хосок прекрасно осознаёт последствия такой деятельности. Либо его загребут легавые, либо его прикончит тот самый господин Ай Эм, а убийство будет выглядеть как несчастный случай. И так, что не прикопаться. Даже несмотря на то, что Хёнвон практически всецело доверял доктору, и на то, что ему обещалась полная неприкосновенность в случае выхода из дела при определенных условиях, что-то в глубине души Хосоку кричит:"ВСЁ ПИЗДЕЖ И ПРОВОКАЦИЯ! БЕГИ". Поэтому приходится работать по ночам и по выходным, лишь бы оставаться полностью убеждённым в своей целости и сохранности. Живет Хосок один, и его коллеги прекрасно знают об этом, поэтому могут позволить себе вызвать парня на тяжелую операцию в любое время суток. Потому у Шина никогда и ни с кем не бывает конфликтов, если тот вдруг остаётся ночевать в отделении. Он точно знает, что дома его никто не ждёт, поэтому никогда особо и не торопится возвращаться туда. Того былого желания оказаться в родных стенах, что было в детстве, сейчас в парне нет и вовсе. Да и обстановка квартиры вряд ли покажется кому-нибудь гостеприимной и уютной: всё максимально стандартно, но достаточно для того, чтобы чувствовать себя вполне комфортно. Парень считает, что чем проще квартира, тем свободнее будет голова. Такой принцип взаправду помогал ему сосредоточиться на том, к чему Хосок действительно питал симпатию. На музыке. После смерти Курыма гитара стала единственным его успокоением. Он нашёл себя в написании песен, но об этом никто не знает, кроме самого парня и его матери, у которой Хосок выпросил самую дорогую и лучшую на тот момент гитару. Это является слишком личным для парня. Настолько, что вряд ли об этом кто-то когда-нибудь узнает.* * *
Звонок посреди ночи снова выдёргивает Хосока из сна прямо в центральную больницу. Ему говорят, что без него никак, ведь ситуация крайне тяжелая. Одной рукой держа телефон, а второй пытаясь натянуть на ноги первые попавшиеся под руку кеды, парень пытается разузнать, что за случай, в котором без него никто не справится, ведь есть ещё куча первоклассных и гораздо более опытных врачей. Так и не получив внятного ответа от медсестры (за исключением того, что необходим именно его присутствие), которая, как обычно, начала запинаться и, наверняка, краснеть при разговоре с ним, Хосок вываливается из квартиры, попутно смотря время на часах. Хосока невероятно раздражает эта незадачливая влюблённая дура. Неужели нельзя просто внятно и чётко ответить на заданные вопросы, даже если и испытываешь что-то там по отношению к нему. 2.36: как можно быстрее доктор выбегает на улицу, чтобы поймать такси. Поймав нужную машину, парень называет адрес и просит ехать настолько быстро, на какой скорости совесть вообще позволяет ездить. По пути в больницу Хосок отзванивается той самой медсестре и просит купить несколько энергетиков, а затем просит другую девушку к телефону. От неё он всё-таки узнаёт, что на окраине города произошла авария, а затем потасовка. Потому что столкнулись две шайки. Пострадавших много, и почти все врачи заняты. А тем, что не заняты, не хватает навыков и умений, чтобы разобраться с последним тяжелым пациентом. Всю оставшуюся дорогу Вонхо спрашивает, что конкретно она подразумевает под «тяжелым случаем», и начинает рассуждать о том, что можно сделать. 2.52: Хосок видит его историю болезни с перечисленными увечьями: раздробленное бедро, несколько колотых и уже обработанных ран в руку, повреждённые (явно ударами ног) внутренние органы и ожоги наружных тканей рук. Всё это украшено синяками и кровоподтёками на лице и рёбрах. Хоть голова не особо повреждена. Доктор продолжает читать: Ли Минхёк, 24, адрес, контактный телефон. 2.55: Вонхо смотрит на пациента, уже отключившегося под действием наркоза. Пока первая бригада выполняет данные им указания, парень успевает подметить то, насколько хрупким выглядит тело, лежащее на столе. «Неудивительно, что его так легко отмудохали…» Затем он подходит ближе, беря в руки скальпель… 6.11: Операция окончена. Она шла в несколько этапов, и ни один из них – без Вонхо, потому что Ли будто специально подставлял все самые важные части тела под удары. Понимая, что за эти три часа он отдал все оставшиеся силы во имя клятвы Гиппократа, и что до дома он дойти уже просто не в состоянии, Хосок, подключая своё природное обаяние, выпрашивает каталку у медсестёр и укладывается «с комфортом» в своём кабинете. Его долгожданное погружение в царство Морфея сопровождается мыслью о том, что Минхёк – его нелюбимый пациент, потому что он – первый, кого Хосоку так искренне жалко. 12.30: Санитарка, грозная и тучная женщина, голос которой всё-таки достиг до ушей так крепко спящего доктора, сообщает о том, что господин Ли очнулся и вот уже час с истерикой требует своего лечащего врача. Хосок отзывается и обещает прийти ровно через 20 минут. Половина этого времени уходит на то, чтобы привести себя в более-менее человеческий вид. Вторая – чтобы въехать в то, что ему было сказано, и начать ненавидеть нерадивого пациента. «С истерикой», - прокручивает ещё раз у себя в голове Вонхо. Он думает, что будет очень тяжело, потому что тяжелее всего – успокаивать больных, обреченных на долгое лечение. К тому же, рабочий день никто не отменял. Кое-как пересилив себя, Хосок толкает двери индивидуальной VIP-палаты и входит, внимательно рассматривая пустую историю. Он попросил сам отдельную палату для Минхёка. Парень делает так для каждого тяжело пострадавшего пациента. Ну, почти для каждого. - Здравствуйте, я ваш лечащий… - Хосок не успевает договорить, так как его перебивает громкий всхлип. - Ска… - начинает дрожащим голосом Ли, - жите… Это нормально, когда… не, - он делает глубокий вдох, чтобы не разрыдаться в голос, - когда не чувствуешь ног? Парень лежит на кровати, смотрит в потолок и содрогается от почти бесшумного плача. Где-то в груди трепещет то, что, как казалось Хосоку, ушло со смертью его лучшего друга: сочувствие и желание помочь. Он подходит ближе и касается наиболее здорового участка его левой руки. Минхёк резко прекращает трястись и переводит, за доли секунды ставший испуганным взгляд, в сторону доктора. Руку Вонхо приходится убрать. «А ведь и правда, даже не подумал о том, как он будет реагировать на прикосновения». Он пытается сделать тон своего голоса как можно более мягким: - Конечно, господин Ли, у вас сломано бедро, поэтому сейчас вы находитесь под постоянной анестезией, благодаря которой вы не корчитесь от боли, – начинает объяснения Хо. – Поэтому вполне закономерно то, что вы не чувствуете ног, и, возможно, боли во всём остальном теле. Вставать вам сейчас категорически запрещено. Надо же, как вы плакали пару минут назад. Готов поспорить, вчера в драку были первым на очереди. Минхёк мотает головой в отрицательном жесте и пытается привстать, чтобы рассказать, как было. Но Хосок не даёт. В ответ на это упрямый пациент уговаривает доктора сесть и выслушать всю историю, иначе «у вас сложится неправильное впечатление обо мне». На самом деле Вонхо глубоко плевать, ведь его дело – вылечить. Во всяком случае, он хочет так думать. «Будет ещё труднее, чем я думал», - проносится в голове парня, который всё-таки садится рядом, чтобы выслушать пациента. Минхёк просит воды и пытается отдышаться так, чтобы его можно было стопроцентно понять. - Извините, а как мне вас называть? - Если вам будет комфортно, можно просто по имени. Я не успел представиться, кстати. Шин Хосок, ваш лечащий врач на ближайший год. Вонхо не до конца понимает, почему он соврал насчёт срока лечения, ведь кости срастаются примерно за полгода. Но ему кажется, что лучше не обнадёживать, сделать так, чтобы Ли был готов к худшему, а ему подарить лучший исход. Но Минхёк как будто не придаёт значения этим словам. - Хорошо, спасибо. Так вот. Мой лучший друг взял меня с собой на подработку. Нас было четверо: он, два его друга и я. Честно говоря, я до конца не помню, что произошло, но, вроде бы, нас подрезали. Чонин выскочил из машины, чтобы разобраться (он очень экспрессивный). Он сказал мне не выходить. Ну, а потом из той машины, что нас подрезала, выскочило два человека, а Чонин, - Минхёк понижает голос, а в его глазах отражается вся боль, которую он тогда испытал, - один. Его начали бить. А потом один его друг выбежал из машины, чтобы, ну, два на два; а другой кому-то позвонил, стал кричать про то, что это люди из синдиката Нам Тэхёна. Не знаю, кто это, но люди у него жестокие. Я увидел, как из машины выскочило ещё два человека. У одного был нож. Я не смог сидеть больше. Но я не очень сильный. Собственно, поэтому я здесь… Там ещё много людей приехало. Сложно было разобрать, где кто. Два амбала схватили меня и стали бить ногами, а потом взяли под руки и позвали кого-то третьего. Я не помню, как он выглядел, я был в отключке почти. И… - Минхёк глубоко вдыхает и выдыхает, растирая ладонью лицо. - Я не хочу рассказывать. Для меня было самым важным, чтобы с моим другом было всё хорошо. Сейчас я даже не знаю, где он. Минхёк замолкает и отводит взгляд в сторону, изучая стену палаты. Вонхо же расматривает черты лица пациента. Такие странные: слишком мягкие для парня, слишком грубые для девушки. Парень на момент задаётся вопросом: на кого он так похож? - На бабушку, а что? Хосок бесится ещё больше, потому что, ну какого хуя он так лагает. Его ещё больше раздражает Ли и собственная тупость, его компания начинает напрягать по известным одному всевышнему причинам. Поэтому, бросив небрежное «Да просто», доктор практически выбегает из палаты. Он отмечает все назначения и приказывает медсестре следить за больным, как за собственным ребёнком, пока не объявятся его родственники. В отличие от других пациентов, к которым приходят целыми таборами, Минхёка даже не ищут. Даже не звонит никто, чтобы узнать, здесь ли он и живой ли. Весь рабочий день Хосока проходит как в тумане. Спать хочется до безумия сильно. Спать хотелось настолько, что Шин готов был продаться в рабство хотя бы за полчаса сна. Поэтому он потребляет максимально допустимое для человека и его нормального функционирования количество кофеина. Ему необходимо быть бодрым на всех операциях, потому что он – профи и не может допустить ошибки. Но весь день из его головы не выходит парень, которого он реанимировал полночи. Которого никто не ищет. Хосок думает, что плохо сравнивать человека с животным, да и вообще жалеть людей для хирурга недопустимо, но от понимания этого желание подкормить и забрать Ли к себе домой ничуть не уменьшается. Он старательно отгоняет от себя эти мысли, потому что считает это бредом. Просто недосып. К вечеру любопытство парня всё-таки берёт верх, и он спрашивает, не звонил ли кто-нибудь по поводу того пациента, который «утром закатил истерику». Получив отрицательный ответ, Вонхо решает нарушить своё золотое правило «Не видеться с пациентами дважды и более» и снова заглядывает в одиночную палату с табличкой «Ли Минхёк, 24». - Здравствуйте, - предварительно прокашлявшись, говорит парень, - я так и не осмотрел вас утром. Как вы себя чувствуете? Можете пошевелить пальцами? Как настроение? Минхёк, до этого смотревший в окно, слегка дёргается от неожиданности. Он кивает и тянет на себя носки стоп, а затем, всё так же, не отводя взгляда от уличных картин, очень мягко улыбается. - Сами как думаете? Очень скучно одному весь день. - Кстати об этом, - Хосок присаживается рядом с пациентом, - вам никто не звонил? Просто в больницу звонков от ваших родственников не поступало. У вас есть семья или друзья, которые могли бы позаботиться о вас вне стен больницы? Здесь за вами, в случае необходимости, присмотрят санитарки и медсёстры, сейчас не о чем волноваться. Хотя присматривают они так себе, конечно, - вполголоса добавляет парень, - А потом? Вас есть, кому забрать из больницы хотя бы? Минхёк очень заторможенно реагирует на слова Хосока, поэтому в ответ парень лишь отрицательно качает головой. Вонхо не трудно догадаться о том, что он, скорее всего, в дерьме. Ведь совесть не позволит выкинуть его одного на улицу. И, возможно, придётся собственноручно искать ему сиделку или просить кого-то из знакомых медсестёр. Но тут возникает следующая проблема: Хосок пытался через Че найти хотя бы что-то о его родственниках. И, хотя поиски не увенчались успехом, вскрылся малоприятный в данной (да и вообще в любой) ситуации факт. Минхёк безработный, а следовательно, неплатёжеспособный. И, вероятнее всего, придётся обращаться за помощью к Хёнвону. Тогда, скорее всего, Ли придётся отрабатывать каждую копейку после выздоровления. И Хосок не очень хочет знать как. Даже несмотря на то, что Че охотно помогает почти всем, он может заставить абсолютно случайно выбранного хэлпи* работать своей прислугой. Минхёк, наконец, отворачивается от окна: на его щеках разливается нездоровый румянец, а глаза блестят, как у больного лихорадкой. Доктор подходит к кровати и прикасается тыльной стороной ладони ко лбу Ли. Жара вроде нет. Странно. - Так как думаете, что будете делать после выписки? - Не знаю. – Минхёк пожимает плечами. - Моя семья не поддерживает контакта со мной уже четыре с половиной года. Им не нужен такой сын, как я. - Это какой же такой? Минхёка, и без того плохо соображавшего, этот вопрос, казалось, окончательно выбивает из реальности. Хосок понимает, что неосознанно сдирает корку со старых и очень глубоких ран. Но вопрос уже задан, а выходить из неловких ситуаций он попросту не умеет. К тому же, интерес в общении с такими интриганами для него превыше всякой этики. Но парень явно не собирается отвечать. Он, наконец, придя в себя, убирает руку Хосока, которая уже просто лежит на его волосах, с себя. И Шин уже до скрипа зубов бесится, потому что жёстко протупил второй раз за день. Ему почему-то стыдно за то, он, будучи высококвалифицированным врачом, совмещает статный образ с полной бестактностью. Ну, зачем он ковыряется в душе и проблемах того, кому и без него очень хреново. Хосоку ясно, что на его вопрос ответа точно не последует, поэтому он пытается попрощаться как можно спокойнее, но лишь краснеет до кончиков ушей, раздражаясь из-за этого ещё больше. Он винит во всём треклятый недосып, потому что он никогда так не реагировал на людей, будучи в здравом уме. Но рациональное зерно, кричащее о том, что у него, вообще-то, постоянный недосып со времён университета, не даёт ему дойти до дома без странных и назойливых мыслей о Минхёке. Парню хочется узнать как можно больше о человеке, который вызывает в нём бурю эмоций. Номер Хёнвона он знает наизусть, поэтому вводит вручную, забыв про автонабор. Хосок будто пытается отсрочить тот момент, хотя понимает: бояться нечего, ведь Че – его лучший друг, которому он доверят почти так же сильно, как и себе самому. И - о счастье! - это взаимно. И он готов поспорить: если бы между ними не зародилась дружба, Вонхо бы влюбился. - Есть ли у меня сегодня дела? Нет. Мог бы я сегодня приехать? Да. – вещает как обычно заспанный и хриплый голос на том конце трубки. – Мне кажется, что ты какой-то заёбанный. – И как всегда попадает в точку. – Ты хочешь поговорить со мной о чём-то? Конечно же. Хосок молчит в трубку, но не из-за того, что ему стыдно признаться в том, что он впервые за две недели звонит Че, и то по делу. Он просто не хочет открывать сейчас рот, потому что устал. Хёнвон говорит о том, что в районе часа он приедет с Чангюном и отключается, оставляя Вонхо наедине с попытками вспомнить о том, кто же такой Чангюн. У него есть час на то, чтобы дойти до дома и обдумать то, что с ним произошло за последние сутки. Выходит однозначно плохо, потому что легче лизнуть локоть, чем разобраться в себе в таком сонном состоянии. Поэтому быстрее понимания своих эмоций приходит осознание того, что ему не светит решить это прямо здесь и сейчас. У него, как минимум, есть Хёнвон, который выслушает его в скором времени. А Хёнвон констатирует, вероятно, самые первые чувства своего друга, но вслух об этом не говорит. Он слишком хорошо знает Хо - тот никогда не обращает внимание на людей вокруг себя, а особенно на своих пациентов. Вонхо каждой клеточкой тела ненавидит тех, кто по своей глупости попадает в его операционную. Он очень красноречиво отзывается о них, называя пранками эволюции, и считает, что естественный отбор на идиотах не работает. А к остальным Шин просто равнодушен. Основываясь не только на том, что он услышал, но и на том, как Вонхо дёргается и очень активно жестикулирует во время повествования, Че приходит лишь к одному выводу: это не просто интерес. Тут что-то большее. Чангюн (и как Вонхо мог не догадаться о том, что это тот самый «господин Ай Эм»; Пресвятая Богородица, как же это пафосно для двадцати двух лет) обычно молчаливый парень, от которого иногда доносятся лишь очень короткие, но достаточно меткие фразы, который пугает почти всех таким поведением, сегодня Хосоку задаёт вопросов больше, чем Че. И, в итоге, приходит к тому же умозаключению, что и босс. Он так же тактично не озвучивает озарившую его мысль. Все присутствующие в квартире, включая стены, понимают: Хосок влип. Только трактовка «влип» у всех различная. Кто-то думает, как попросить о помощи для Минхёка, а кто-то о том, как объяснить, что помощь скоро будет нужна вовсе не Минхёку. Хосока убедительно просят отправиться спать и запрещают думать о чём-либо, кроме сна, и он слушается. Хёнвон и Чангюн, перешагнув порог его квартиры, многозначительно переглядываются, негласно заключая соглашение о невыдаче Хосоку факта, который пока что ещё является для него тайной, покрытой мраком. Но ровно до тех пор, пока он сам не осознает сию правду.* * *
Минхёк опять плачет. Хосок всеми силами пытается его убедить в том, что всё не так страшно, что всё можно пережить. Но ему не верят, повторяя, будто заевшую в голове фразу, - «Я же совсем одинок, я не выживу». И внутри Хосока всё сжимается. Он крепко обнимает, касаясь губами лба, затем скул и щёк. Он заберёт всю эту боль, примет себе, лишь бы младший не плакал и больше никогда не говорил о том, что он один. Потому что Вонхо намерен остаться рядом с ним навсегда. И вот снова младший пытается произнести уже изрядно доставшую реплику, но его рот затыкают очень неловким поцелуем. Хосока передёргивает, и он резко садится, осматриваясь по сторонам. Он дома. В комнате обосновалась на законных правах почти абсолютная темнота, нарушаемая только лишь слабым светом от фонаря. В начале февраля погода самая отвратительная за год: тучи, норовящие свалиться кому-нибудь на голову, постоянно высыпают на город миллиарды тонн снежинок; отрицательные температуры заставляют Хосока раз за разом жалеть о том, что он вовремя не купил зимнюю обувь. Шин откидывается обратно на подушки и смотрит в потолок. Ему необходимо отойти от того, что произошло. И не потому, что Хосок кого-то там поцеловал в своём сне, а потому, что черт подери, он видит сон впервые за очень много лет. Его чертовски пугает тот факт, что один человек может вызывать не только бурю эмоций, но и такое давно забытое удовольствие, как сновидения. - Что же с тобой не так? – задумчиво спрашивает Хосок. Он сам не знает, кому адресован этот вопрос: то ли ему, то ли Минхёку, то ли оглушающей тишине, в которой поспешно растворяются его слова.