Letters from the past

      1920-е. Молодые люди, уже позабывшие все тяготы Первой мировой и не знавшие тягот Революции на их родной земле, с усладой смотрящие на девушек в модных шляпках из фетра и отпивающие горький чинзано с водкой и лаймом, скучающе протирали кожаный диван английского паба. Что ещё могло волновать их в жизни? Вторая волна эмиграции завершилась, а их, в отличие от родителей, завернутых в гулкую череду газетных событий, приходящих из далёкой родины, тревожил лишь новый свет и новые развлечения, которые щедро раздавала им Европа. - Сэр! - кто-то громко шепнул на ухо ему, - может быть, угостите даму спичкой? На него смотрела нимфа в прекрасных бархатных перчатках, кокетливо перебирая в пальчиках тонкую сигаретку в изящном мундштуке. - Отчего же нет, - цокнув языком ответил он, и, щелкнув спичкой о коробок, услужливо поднёс её к напудренной щеке девушки. - Подарите мне танец? - А я думал, кавалеры идут в ход первыми, - усмехнулся собеседник, - я плохой танцор, а свинг - совершенно не мое. Ненавижу джаз. Девушка пожала плечами и, нервно вскинув брови, отошла к барной стойке. - Зря ты так, Мирон, - сладко пропел Джеймс, - ведёшь себя, как ваши большевики на маевках.       Мирон скривился и опрокинул внутрь остатки бокала. - Мне нужно домой, завтра экзамен по алгебре, я совершенно не блещу в системе открытых уравнений, или как их там.       Чуть качнувшись, он встал из-за стола и, захватив с собой шляпу, застегнул пуговицы пиджака. - Зато глаза у тебя блестят, как фонари маятников на Брайтоне! - загоготала компания подвыпивших парней.       Молодой человек лишь сухо скривил правую сторону рта и направился к выходу.       Стояла промозглая осень, ещё не успевшая перерасти в полноценную зиму, хотя календарный период уже настойчиво требовал снега вместо слякоти под ногами. Мирон Янович вскинул руку, и к нему тут же подкатил потрепанный кэб. Плюхнувшись на переднее сиденье, а не по обыкновению, на заднее, он задремал.       Разбудил его громкий вскрик на английском и яркая вспышка света. Внезапно машину повело в бок и по уху пробежала тонкая, но обжигающая струйка бордовой крови. «Черт возьми, что это такое?» Мирон, силясь повернуться всем телом, посмотрел на уже бездыханное тело водителя. Ручка двери не работала, и тут он, к своему удивлению и приближающемуся и все нарастающему гневу в попытках вырваться из этой стальной клетки, обнаружил, что автомобиль лежит в кювете на левом стороне крыла. Он не успел как следует выругаться отборным русским матом, ещё один тупой удар погасил свет в его глазах.       Вспыхнула молния, ещё одна и ещё одна. Следующий удар пришёлся на крышу одинокого, волею судьбы оказавшегося на окраине лондонской объездной дороги, автомобиля. Раздался оглушительный треск, и всплеск электрической энергии осветил весь мрачный ночной пейзаж. Пошёл снег.       Сердце молодого человека все ещё билось, гулко и отчетливо, но не так, как прежде. Наши дни.       Я перебирал в уме, что именно должен ответить на невнятное сообщение Дерека, очередного братишки с Гринпарка, которое высветилось на моем телефоне. Похмельные судороги в моем мозгу не позволяли пальцам попасть по экрану, отчего я злился ещё сильнее. Оставив попытки вразумительно ответить на сие послание, я резко встал и покрутил головой. Ага, жив. Обведя взглядом комнату, оказалось, что все не так уж и плохо после вчерашнего веселья. Опять тупо уставясь в одну точку, я начал восстанавливать какие-то отрывки из ночи, силясь вспомнить, где, что и с кем я имел честь делать. С подушки предательски свесились длинные чёрные волосы, принадлежавшие, вестимо, какой-то шлюхе. Я тяжело вздохнул и пошёл за кофе.       Из пучины мыслей меня снова вывел звонок телефона. На проводе висел какой-то подросток, по голосу которого можно было вычислить число прыщей на его лице. «Твои документы готовы, Окси. Только не понятно, зачем ты просил написать, что тебе 21, выглядишь ты даже чуть старше». Я бросил трубку. Дурачьё, чем меньше мне лет, тем дольше я задержусь на этом месте.       Я подошёл к зеркалу, висевшему в узком коридоре квартиры и смахнул ладонью невидимые пылинки. Отражение вскинуло правой бровью и едко мне усмехнулось. Вот уже как 73 года мне 21.