Letters from the past

      Вот уже как два года я живу пригороде Лондона, в самой, мать ее, неприглядной и небезопасной части города. За те годы, что я скитался по углам своей жизни, довелось побывать в разных местах. И вот конечный итог 10-летия двадцать первого века привел меня сюда. Знакомых, кто мог бы знать мою страшную тайну, мое истинное прошлое, дарованное еврейскому мальчику из Санкт-Петербурга при рождении, осталось в том проклятом кэбе. Я сплюнул сквозь зубы в открытое окно и посильнее затянулся сигаретой. Сегодня я отмечал своеобразную дату — в тот далекий день, в 1929 г. я умер и воскрес заново в самом буквальном из возможных смыслов этого слова. И перестал стареть.       Круто, конечно, с одной стороны. Вечно молодой, вечно пьяный, как пел один из моих соотечественников в далеких 90-х. Но в этом есть своя грустная ирония. Куча возможностей для саморазвития и самолюбования, новых знакомств и прочих сладостей жизни, что доступны для 21-летнего молодого и амбициозного человека, умножились в моем случае в десятки, сотни раз. Когда я только начал обнаруживать свою странную способность, это привело меня ни то восторг, ни то в странное и отупляющее чувство злости. Я просто не понимал, что со всем этим, черт возьми мне делать. Я учился. Учился жить с мыслью, что каждые десть лет придется менять место жительства, что нигде, ни в одном уголке мира я не мог бы стать по-настоящему своим, обзавестись семьей, по-настоящему посвятить себя любимому делу. Но я учился и другому — с остервенением фанатика я проглатывал книги одну за другой, впитывая в себя все знания, которые мне были доступны. Можете себе представить, за 50 с лишним лет я мог бы побывать в сотнях университетов и прочих учебных заведениях, прослушать миллион лекций и, может быть, даже получить степень. Еще одна ирония моей судьбы — я ни разу не был в Оксфорде, хотя моя семья эмигрировала в Англию еще в далеких 20-х. Что ж, тогда, для нас, молодых и необремененных рассудком и благоразумием юношей, было главнее взять от свободной и так вкусно пахнущей новизной заграницы по максимуму. Но вот он я, дряхлеющий изнутри старик, стою перед раскрытым окошком моей однушки и жадно вдыхаю промозглый ветер с капельками еще утреннего дождя. Поежившись, я захлопнул створку и, наскоро нацепив спортивные штаны и худи вышел из квартиры.       Девица сама найдет выход — подумалось мне. Ха, а плюсы нестарения давали о себе знать, ебался я все так же дико и по-зверски желал каждую, оказавшуюся в моей постели. Можете мне поверить, КАКОЙ у меня был опыт. Это десятилетие было каким-то особенным, во всяком случае, мне так показалось. Я решил снова взять свое имя — Мирон Фёдоров. Было в этом что-то романтично-грустное, будучи здесь таким же русским эмигрантом, без денег, но с весомым образованием, я отлично вписывался в тусовку. — Хей, Мирон, ватсап? — меня окликнул сосед по лестничной клетке, с которым мы познакомились на фестивале уличной еды, проходившей неподалеку от кампуса моего университета. Я тогда все-таки пошел в Оксфорд, но закончил его с максимально возможными низкими оценками. Эти профессора даже ни на толику меня не заинтересовали своими методиками лучшего британского образования. Еще бы, мне осточертело все, тогда к депрессии накатило и чувство собственной никчемности, ненужности и глупого одиночества. А еще я ненавидел фотографироваться, да и опасно это было попросту. У меня появилась новая страсть, становившаяся в то время все более модной, — хип-хоп. — Здорово, брат, — я похлопал Марка по плечу, — как сам? — Да все так же, кутим помаленьку, — он почесал бритый затылок, — что-то ты выглядишь хуево, мужик. -Да так, воспоминания нахлынули. Он пожал плечами, а я потопал к ближайшему парку, чтобы достать блокнот с ручкой и набросать пару строк, которые уже давно вертелись у меня в голове. Из эмигратнов тех лет… — «Что, написать трек о том?» Когда нет никого, кто плечом бы к плечу встал Я не хочу вспоминать эти дни, но забыть их — тоже кощунство…       Н-да… Ничего из этого не выйдет. Нет, я был в своей тусовке одним из немногих, кто действительно одуплял всю природу этого «искусства». 80-е, Бруклин, первые мафоны и я в полосатой майке стою позади чернокожего парня, взмахом фокусника превращающего пластинки в эйфорию для уха обыкновенного уличного парня. Вся эта соленая, зыбкая, но такая манящая уличная жизнь начала меня привлекать после разоблачения моей сущности, в 30-е. Ведь если ты на улице, ты либо один и никто, либо растворяешься в толпе. Я откосил от призыва, пробрался на баржу до порта в Сиэттле и стал носильщиком деревянных коробок на фабрике.       Но здесь теперь все иначе. Я решил, что стоит попробовать, по крайней мере я чувствовал силы в себе. И почему-то казалось, что именно нулевые — мое десятилетие, когда все получится. Начинало темнеть, откуда-то притащились знакомые парни с района, которым, к слову, было совершенно срать на мое прошлое, что меня безмерно устраивало, и приволокли пару банок пива, кинув одну в меня. Раздавив ее, я поднял глаза к кроне вековых деревьев, которые-то, наверное, были всего-то мне ровесниками, фонари вдруг стали ярче, а по спине пробежал горячий холодок пота. Я вдруг все понял. -Эй, Окси, ты куда?       Я их уже не слышал, судорожно нащупывая в кармане брюк ключи от хаты. Замочная скважина, скрип, пустая темная комната. «Девка съебала,» — подумал я про себя, что было только плюсом. Не разуваясь, я плюхнулся на стул, врубив комп. Все-таки интернет — гениальное изобретение их времени (ну ладно, моего тоже). Я зашел на форум и сразу же создал профиль с доступом к разделу «Демо». Немного подумав над ником, написал в строчке «McMif». Хм, а что, неплохо, эдакий налет моей старины и невозможности всего, что происходит в моей жизни. Тьфу, нет, говно какое-то. Я почувствовал рвотные позывы, то ли от пива на пустой желудок, то ли от своего гадского снобизма. Я зажал кнопку delete и капсом впечатал «OXXXYMIRON».       Интернету неважно, кто скрывается под маской ника, пусть даже и с фото профайла; ему неважен твой жизненный путь, твой внутренний, давно избитый самобичиванием старикашка. А мне это играло только на руку.