***
— На йогу? — спрашивает Барри, стараясь говорить спокойно, но тон все равно выходит каким-то высокомерным и явно демонстрирующим неохоту. Айрис только смеется и хлопает в ладоши. — Нет. В парк! Ты подышишь свежим воздухом, пока я буду на занятиях, а на обратном пути мы зайдем за кофе и пирожными. Как тебе такой вариант? Барри не воодушевился, но идея Айрис была лучше, чем сидеть в четырех стенах и киснуть, думая о том, что ты потерял кучу времени. — Дай мне двадцать минут на сборы. Хоть это и глупо, но Барри приятно, что он не забыл дорогу в парк; он боялся себе признаться, что переживал, что не узнает город или заблудится в местах, где вырос, но он по-прежнему отлично помнил все улицы, повороты и магазинчики вдоль аллеи. Мимо проезжает поезд, и Барри вспоминает свою дорогу до дома из Стар Сити, но впустую — голова снова болит, стоит ему попытаться выудить из памяти чуть больше. Так что он просто следует за Айрис. — Подождешь меня в парке? Барри кивает и направляется ко входу. Погода зимой не балует Централ Сити снегом, поэтому парк весь коричневый и серый, покрытый жухлой травой, а деревья голые; довольно холодно, и Барри рад, что в его пальто такие глубокие карманы. Он бесцельно шатается по парку и наслаждается тишиной — немногие люди решают провести утро пятницы в городском парке, так что он почти все время ходит один, разве что редкие бегуны проносятся мимо, оставляя после себя облачка пара в воздухе, и на нескольких скамейках греются бездомные, потирающие ладони. Когда Барри подходит к маленькому пруду посреди парка, ему вдруг становится плохо: голова кружится, а колени слабеют. Мир вокруг начинает вращаться, и Барри едва успевает подумать: «вот дерьмо…» и… …чьи-то крепкие руки обхватывают его за плечи. В глазах по-прежнему темно, и Барри издает слабый звук, отдаленно похожий на «простите», благодаря незнакомца, который помог ему избежать встречи нос к носу с землей. Сильные руки не отпускают, и мужчина — Барри уверен, что это именно мужчина, — провожает его до скамейки. От приятного запаха Кельвин Кляйн у Барри мурашки по спине. — Ты в порядке? — спрашивает мужчина, и Барри кивает, хотя в глазах все еще туман. — Да, простите… я в порядке. Спасибо. Интересно, как он умудрился произнести такое длинное предложение — голова адски плывет, а ноги не держат, так что можно даже не пытаться вставать. От слабого всплеска паники сердце Барри начинает стучать быстрее, и он глубоко вздыхает. Его держат за руку; ладонь холодная и немного сухая, но это все же прикосновение, и сейчас это все, что нужно. Мужчина, должно быть, нагнулся и разглядывает его лицо, потому что голос идет откуда-то спереди. — Ты уверен? — Да, — повторяет Барри. — Я… я буду в порядке. Это просто… я попал в аварию… — Только что? — резко спрашивает мужчина, задевая коленом колено Барри. Звонит телефон, и незнакомец спешно отвечает, коротко и быстро. — Нет, не только что, — бормочет Барри. — Недавно, но… — Последствия, ясно. Барри кивает, и туман перед глазами наконец-то рассеивается. Он почти поражен, когда наконец видит своего спасителя: мужчина красив, старше его и определенно относится к категории девять или даже все десять — боже, насколько же у Барри ограниченная оценка чужой привлекательности! Он слабо улыбается и получает дружелюбную улыбку в ответ вместе с рукопожатием. — Теперь тебе лучше? — Немного. Посижу тут, — добавляет Барри, потому что его ноги по-прежнему дрожат, даже когда он сидит. За две секунды он успевает пожалеть о своих словах, что мужчина сейчас уйдет, но тот вдруг снова обращается к нему: — Подожди здесь. Я сейчас вернусь. Барри проводит следующие пятнадцать минут, глядя на неподвижную глянцевую поверхность пруда, размышляя, не стоит ли ему на всякий случай позвонить Айрис. Но он не хочет мешать ее занятиям, может, она и телефона с собой не брала, поэтому Барри прикладывает все усилия, чтобы справиться с проблемой самостоятельно. Этот человек каким-нибудь убийцей быть не может — у него был такой ласковый взгляд, когда он смотрел на Барри и действительно переживал за него. Почувствовав, что замерзает, Барри решается встать. Он ощущает себя немного глупо, потому что сидит и ждет, пока этот красивый мужчина вернется. Но стоит ему попытаться подняться на ноги, он замечает своего спасителя, спешащего к нему с двумя бумажными стаканчиками в руках. — Я решил, что тебе не стоит сейчас употреблять кофеин. — Он протягивает один стаканчик Барри, который тот забирает с тихим «спасибо». — Поэтому горячий шоколад. У тебя ведь нет непереносимости лактозы? Барри поднимает голову и удивленно смотрит на мужчину. Красивый и внимательный — это что, чудо какое-то? Когда мужчина присаживается рядом и отпивает из стаканчика латте, судя по запаху, Барри чувствует приятную дрожь, пробегающую по спине. Хотя причиной мурашек может быть не только близость, Барри обнимает стаканчик озябшими ладонями и только тогда понимает, как замерз. Наверное, от него вся скамейка трясется, потому что плечи и шею Барри вдруг оборачивают теплым шарфом. — Лучше? — мужчина улыбается. Ничего себе, какой же он красивый… его голубые глаза отражают утреннее солнце. Барри улыбается, хотя его руки все еще трясутся, что странно, ведь ему уже не так холодно, потому что плечи укутаны шарфом, а к бедру прижимается чужое теплое бедро. Он заставляет себя не таращиться так нагло на чужие руки, обнимающие бока стаканчика с кофе. Барри хмурится, а его дрожащие пальцы будто живут своей собственной жизнью. Это шокирует, потому что руки — это то, чем Барри зарабатывает себе на жизнь. Мало того что мозг, так теперь еще и конечности съехали с катушек, что не сулит ничего хорошего для его работы… если Барри еще не уволили, потому что он пропал на пять недель, а теперь еще фиг его знает, когда он сможет нормально… Мужчина осторожно забирает из его трясущихся рук стаканчик, ставит его на скамейку, а потом обнимает ладонями, согретыми латте, пальцы Барри. Барри жутко стыдно оттого, как пальцы дергаются, но мужчина его не отпускает, просто осторожно сводит его ладони вместе и улыбается. — Кажется, тебе нужно больше тепла, — говорит он так легко, будто не понимает, что творится с Барри — хотя он, наверное, все понимает, просто хочет обставить все так, чтобы нанести минимальный ущерб для его гордости. И это чудесно: гордость Барри сейчас где-то на дне, поэтому он готов просто плыть по течению и наслаждаться тем, что прекрасный незнакомец держит его за руки в парке холодным зимним утром. — Я Барри, — произносит он через некоторое время, когда дрожь начинает угасать. — Мне сказали, что меня ударило молнией. — Привет, Барри, — весело говорит мужчина. Это так похоже на приветствие в группах психологической поддержки, что Барри не сдерживает смешок. — Твоя очередь. — Я… Лео. — Привет, Лео. — Барри отвечает так же, игнорируя настойчивый голос в голове, говорящий, что обычные люди не делают таких странных пауз, когда представляются тому, кого держат за руки уже несколько минут. — Итак, как ты оказался здесь один? — голос Лео выражает беспокойство, и Барри это неприятно; он привык быть самодостаточным, ну как привык, это последнее, что он помнит, и новообретенная личность, которая не может быть сама по себе, ему не особо нравится. Придется к этому привыкать хотя бы на ближайшее время, поэтому Барри пожимает плечами, а не хмурится. — Моя сестра пошла на йогу и подумала, что свежий воздух пойдет мне на пользу. Лео улыбается, и Барри кажется, что мир вовсе не против того, чтобы он побыл чуточку счастливее, даже в такой ситуации. — И это сработало? — Думаю, да. — Это вообще ни о чем не говорит, в самом деле. Ведь тонкие пальцы продолжают обнимать его руки. И Барри очень хочется спросить, не стоит ли им переместиться в какое-нибудь более теплое место, но у Лео вибрирует телефон, и прекрасное прикосновение исчезает. Лео с сожалением смотрит на Барри, читает сообщение, и его лицо мрачнеет; в прищуре взгляда пропадает тот свет, поразивший Барри секунду назад, и приходится признать, что момент упущен. Лео уходит, напоследок бросив: «мне пора», «приятно познакомиться, Барри» и «увидимся позже», и стаканчик с горячим шоколадом остается единственным доказательством того, что случившееся не было галлюцинацией его воспаленного мозга. Когда Айрис приходит к нему пару ударов сердца (или вечность) спустя, Барри снова дрожит, но все еще улыбается. Он говорит ей, что идея с прогулкой оказалась отличной. Барри молча клянется себе запомнить доброго мужчину с поразительными голубыми глазами и красивыми руками и спрашивает Айрис, нельзя ли ввести в привычку такие прогулки.***
Лен твердо уверен, что у него едет крыша. В воскресенье он сидит за компьютером и гуглит курсы йоги в окрестностях парка. Он определенно позволил себе лишнее, но не мог не согреть руки того парня, который практически вибрировал в его руках, его зелено-карие глаза так смотрели, что Лен просто ничего не мог с собой поделать. Оказывается, что есть группа, которая собирается в пятницу утром и во вторник вечером в соседнем общественном центре, так что Лен проводит следующие сорок восемь часов планирования следующего ограбления намного более нервно, чем обычно, но другим ни к чему об этом знать. Лен приходит в парк во вторник, несмотря на то, что сомневается в своих действиях. Он порывается уйти несколько раз, но только собственная непоколебимая уверенность в себе не дает ему сбежать из промерзшего парка. Еще рано, солнце только-только исчезло за облаками, день не успел смениться вечером, но Лен уже купил два стаканчика горячего шоколада. Ему не стоит так паниковать от мысли, что Барри может не прийти — это в его планы совсем не входит, но Лен понятия не имеет, хочет ли Барри встретиться еще раз. Но если он чему-то научился в жизни, так это тому, что когда ты чего-то хочешь, стоит попробовать, пока не поздно: поэтому он сидит и ждет, считая крошечные облачка пара от своего дыхания… пока не замечает вдалеке знакомую фигуру. Барри в том же пальто, и сердце Лена пропускает удар, когда он видит на шее парня свой шарф. Он встает и медленно идет к нему навстречу, засунув руки в карманы и повернув голову в сторону пруда, — вода замерзла за выходные, поверхность покрывает тоненький, как лист бумаги, слой льда. Лен довольствуется тем, что смотрит на Барри, он не может просто кинуться вперед и начать говорить: нужно решить, что именно сказать. — Привет, — наконец решается Лен, и Барри поворачивается к нему, заметно испугавшись. На секунду он мрачнеет, но тут же сдержанно улыбается. — Эм-м… привет? В глазах Барри нет ничего, кроме любопытства и, может быть, намека на настороженность. И это ранит гордость Лена. Его так легко забыть? Но подо всей своей гордостью Лен все еще умный малый — он наблюдательный и может сложить кусочки головоломки вместе и сделать выводы. Он помнит, что Барри ударила молния. Может, потеря памяти — это одно из последствий, наряду с тремором рук? — Прости! — он оборонительно поднимает руки. — Я просто хотел узнать, который час. Барри опускает руку в карман, и Лен за три секунды успевает подсчитать вероятность появления перцового баллончика, а не телефона, но, к счастью, Барри достает мобильный, щелкает по экрану и бросает на Лена короткий оценивающий взгляд, который должен был быть незаметным. — Семь двадцать. — Спасибо, — грустно улыбается Лен, почти уверенный в том, что пора уходить, но воспоминания о руках Барри не дают ему сделать и шага. — Итак. — Он быстро пожимает плечами и переходит в свой фирменный «Очаровательный лжец» режим. — Похоже, меня только что продинамили, так что… хотите бесплатный горячий шоколад? Барри смотрит на скамейку, где по-прежнему стоят два стаканчика в подставке, а потом его взгляд снова возвращается к Лену. — Я… не думаю, что это хорошая идея. Я имею в виду… ты вроде хороший парень, но… я не знаю. Лен едва сдерживается, но вдруг видит себя глазами Барри: незнакомец в темном парке предлагает бесплатный горячий шоколад… мда. Ему стоило сказать все как есть. Но он же не знал, что Барри его не вспомнит… Лен делает себе мысленную заметку — лучше продумать план, чтобы не пугать парня. — Ладно. Счастливо. Барри заметно сомневается, несмотря на свои подозрения относительно намерений Лена, но потом просто бормочет «счастливо» и уходит быстрым шагом. Его плечи под шарфом Лена странно приподняты, будто он приготовился защищаться. Лен выкидывает стаканчики в ближайший мусорный бак и уходит из парка другой дорогой.***
Барри просто умирает без своих воспоминаний. Технически он помнит только сегодня, но ему совсем не кажется, что он просидел без дела несколько недель, хотя, возможно, это лишь дурацкая мышечная память и подсознание. Честно говоря, дни жутко тянутся, поэтому Барри лихорадочно ищет, чем себя занять (уже два часа дня!) и собирается пойти на выставку в старую галерею, хотя он никогда особо в искусстве не разбирался. Он оставляет записку на холодильнике для Айрис и Джо, чтобы они не волновались, если придут домой пораньше. Барри не планирует задерживаться допоздна, поэтому он должен постараться вернуться раньше них. Ему просто нужно выйти из дома и почувствовать себя нормальным функционирующим человеком — утром Джо сунул соломинку в его утренний сок, потому что руки Барри тряслись слишком сильно и он не мог просто поднять стакан. Айрис и Джо сказали, что это нормально, и что он не должен переживать… но из-за проблем с памятью и тремором Барри не мог успокоиться, поэтому решил доказать себе, что может самостоятельно выйти из дома на час или два. Он сует трясущиеся руки в карманы и отважно выдерживает двадцать минут поездки на автобусе, с облегчением вздохнув, когда наконец добирается до галереи. Здание старое, похоже на лабиринт, и Барри с удовольствием присоединяется к экскурсионной группе. Но доволен он первые пятнадцать минут, потому что на поверку оказывается, что экскурсовод малообразованный и нервный, поэтому Барри переключает свое внимание на окружающих — точнее, на парня перед собой. Тот тоже понял, что с этим гидом каши не сваришь — Барри стоит близко, поэтому он единственный, кто слышит его ехидные замечания, которые он бормочет всякий раз, когда гид рассказывает о чем-то с кучей ошибок: он поправляет неправильные даты, цены на картины, несущественные мелочи из биографий художников. На фразе о том, что картины оригинальные, мужчина фыркает: «ага, оригинальные, как моя задница», Барри закусывает губу, чтобы не рассмеяться в голос. В конечном итоге Барри перестает слушать гида и сосредотачивается на незнакомце, слушая его подколы. Наверное, это ужасно, но серьезно, Барри имеет право расслабиться, пусть и таким немного гнусным образом! Экскурсия почти заканчивается, когда этот таинственный король сарказма достает из кармана жвачку и предлагает ее пацану, стоящему рядом. От этого жеста сердце Барри буквально тает — и тогда мужчина оглядывается на его с дерзкой улыбкой. — Вообще-то, я слышал, как ты смеешься, — говорит он, протягивая пластинку жвачки, Барри берет ее, чтобы скрыть смущение и успеть придумать оправдание. — Ты очень груб… в самом образовательном смысле, — в итоге коряво произносит он и сам же смеется. — Разбираешься в искусстве? Барри почему-то хихикает, но на него тут же шипят трое посетителей и гиперактивный гид. Мужчина ухмыляется и отворачивается к картинам с деланно серьезным выражением лица, которое Барри воспринимает это как довольно резкий, но явный конец разговора. Он продолжает поглядывать на мужчину, потому что ему не хватает этих саркастических замечаний, без них экскурсия какая-то неинтересная. Заглядевшись на какую-то картину, Барри чертыхается, заметив, что группа ушла в другой зал. Он делает несколько шагов следом, но его хватают за руку — мужчина улыбается так, что Барри напрочь забывает про картины и скульптуры. — Пойдем со мной. Барри даже не думает протестовать. Мужчина тащит его неведомо куда, но его сердце бьется так быстро… наверное, это плохая идея, позволять незнакомцу вести его за собой, но сейчас Барри об этом не думает. Когда они оказываются в соседнем зале, хватка на запястье ослабевает, но мужчина его не отпускает; его пальцы соскальзывают на ладонь, отчего рука Барри опять дрожит, а потом незнакомец просто переплетает их пальцы вместе. Он не оглядывается назад, и Барри смотрит на его широкие плечи, позволяя себя вести, наслаждаясь тем, как бьется сердце и циркулирует кровь внутри. Он чувствует жизнь, мрамор пустых залов под ногами, смотрит на мелькающие картины, в которых нет смысла, потому что он их не запомнит. Становится тошно, когда Барри понимает, что завтра ничего этого не вспомнит — ни музея, ни картин, ни мужчины, ни этого захватывающего чувства — ничего из этого не будет существовать, когда Барри проснется на следующее утро. Будет ли этот незнакомец помнить Барри или момент исчезнет навсегда? Останавливаются они в последнем зале — он намного меньше остальных, и двадцать футов белоснежной стены закрывает один большой холст. На нем изображена пустынная улица, за исключением одной фигуры, стоящей на мокром тротуаре. В картине нет ничего сложного, но она не кажется простой. Деревья вдоль дороги написаны яркими мазками красного и оранжевого, зеленого и желтого, фиолетового и синего: Барри никогда не поверил бы, что кто-то может так идеально объединить такие неподходящие друг другу цвета. Барри почти чувствует свежий воздух после дождя, холод уходящего осеннего дня, и в том, что фигура заставляет его ощутить одиночество, есть что-то странное — Барри вдруг сжимает пальцы незнакомца. Тот возвращает движение, и это вырывает его из благоговения; Барри забыл, что здесь не один, хотя картина заставила его чувствовать себя именно так. Одиночество ему не по душе, но это не меняет того факта, что осознать чье-то присутствие здесь ему сейчас сложно. — Это одна из немногих подлинных картин, — говорит мужчина. Его голос тихий, но в пустом зале звучит эхом. — Художник не очень известен, но эта картина была подарком галерее, поэтому они выставили ее. С тех пор я иногда прихожу сюда. Барри хмурится — картину как-то сложно смотреть в одиночестве. Он не может представить себе, что придет сюда, в пустой зал… одна только мысль заставляет его подсознательно подойти чуть ближе к незнакомцу. — Чувствуется одиночество. — Одиночество? — переспрашивает мужчина, поднимая бровь: Барри отводит взгляд от картины, но глаза мужчины смотрят вперед, в вихрь цветов, которые должны казаться гораздо более жизнерадостными из-за выбранной палитры. — Да, я думаю, что это часть очарования этой картины. — Вот почему ты привел меня? — Барри неловко поводит плечами. — Потому что не хочешь смотреть на нее один? Мужчина поворачивается к нему. Его глаза голубые, как мазок кисти с холста, и Барри на секунду представляет его здесь, одного, сидящего на узкой жесткой скамейке перед этой картиной, изучающего взглядом масляную фигуру, единственной спутником которой (или которого?) является отражение на мокром асфальте. Сердце Барри снова пропускает удар, мужчина моргает, а потом улыбается. Момент испорчен, но они оба смеются, и смех будто стирает общую меланхолию этого пустого зала. — Кофе? — Я даже не знаю твоего имени, — Барри это не особо беспокоит, но он все же хочет знать. — Лео. Барри подозрительно щурится. — Как Да Винчи? Ты шутишь? — Я могу притвориться «Джеком» или «Тони» или чем-то столь же обычным, если это заставит тебя согласиться. Лео улыбается — улыбка теплая, а его пальцы прохладные… и Барри вдруг представляет их через десять лет, держащихся за руки, вспоминающих об их необычной первой встрече, говорящими о том, когда они чувствовали себя одинокими в последний раз, потому что после этой встречи они всегда были друг у друга… Но Барри не вспомнит этого завтра — картину, Лео, внезапное осознание, что стоит выпить кофе. Барри не вспомнит ничего из этого всего через несколько часов, и со следующим вдохом он чувствует, как крошечные иглы впиваются в его сердце. — Мне… надо идти. Мне жаль. — Постой… Он высвобождает пальцы и решительно не смотрит на цветные завихрения краски. — Спасибо за… все, — бормочет Барри, прежде чем уйти от грустной картины и человека, который мог бы что-то значить для него... если бы Барри только мог его запомнить.