Все первые свидания (All the First Dates)

В Джиттерс заняты почти все столики. Барри неуверенно оглядывается, от волнения у него сводит пальцы — как он должен найти парня, которого даже не знает? Но затем кто-то машет ему. Барри прищуривается и видит самого привлекательного парня, которого когда-либо встречал. Он определенно старше Барри, но выглядит как голливудская звезда, которую ждут на всех вечеринках и преследуют толпы папарацци. Кроме этого от незнакомца исходит уверенное чувство спокойствия, и Барри мгновенно перестает трястись и суетиться. Да быть того не может, как кто-то столь горячий мог обратить на него внимание? Инстинктивно Барри оглядывается, но за спиной никого нет. Он моргает несколько раз, а мужчина снова приветственно поднимает руку. Смущенно краснея, Барри пробирается к столику через толпу, разглядывая великолепную улыбку этого парня, его глаза (описание и вполовину не соответствовало тому, что было написано в дневнике), черную кожаную куртку, облегающую его плечи, когда он встал, чтобы пожать руку Барри. Хорошо, что он не стал обниматься или пытаться его поцеловать: Барри все еще напрягался от лишних прикосновений, а этот парень, независимо от его внешности, все еще был ему незнаком. — Хэй. Я Лен, — говорит он так спокойно, будто его совсем не напрягает то, что Барри его не помнит, словно он принял этот факт как саму собой разумеющуюся деталь отношений, и от этого сердце Барри тает. Длинные изящные пальцы твердо обнимают его ладонь, и Барри как раз хватает этой короткой заминки, чтобы поставить поплывший мозг на место. — Я Барри, привет, — отвечает он, но тут же хочет себя пнуть от души. — Но ты уже знаешь мое имя, да. — Я совсем не против услышать его снова, — ухмыляется Лен, отчего становится еще более красивым. — Будешь что-нибудь? Барри открывает рот, чтобы отказаться, но если он будет сидеть без напитка, это будет смотреться странно, и у Лена может сложиться о нем превратное впечатление, будто Барри пришел сюда ненадолго. Поэтому он шепчет «капучино» и смотрит на широкую спину Лена, когда тот идет к бару сделать заказ. Барри может смело сказать, что Лен его привлекает, по крайней мере на физическом уровне — все его тело будто окутало теплом, кончики пальцев и губы приятно покалывает только от одной мысли о поцелуе. Может, если бы Барри был здоров, он бы мог представить свидание с Леном, но вот так… в чем смысл? Барри не умел строить отношения исходя только из физической близости. Ему всегда нужно было больше, связь, основанная на доверии, но на это у него теперь ограниченное количество времени. Даже если за эти несколько часов он узнает Лена получше, утром он все забудет, а пытаться построить что-то серьезное с человеком, о котором ты будешь узнавать из дневника, плохая и донельзя глупая идея. Он обдумывает, как бы выразить свои переживания словами, при этом не выглядя полным мудаком, когда Лен возвращается с большой кружкой кофе. Барри не сдерживает довольного стона. — Спасибо, — искреннее говорит он, и Лен улыбается, отчего выглядит моложе и еще горячее, и сердце Барри сжимается от осознания, что Лен никогда не будет принадлежать ему. Мужчина, сидящий напротив, будто сверлит его насквозь своими ледяными голубыми глазами. — Теперь расскажи, что случилось. Барри удивлен — это не вопрос. Лен, кажется, уверен, что что-то происходит, и мысль о том, что этот незнакомец так хорошо его знает (или то, что Барри выглядит несчастным настолько, что Лен это видит), заставляет его внутренне взвизгнуть. — Почему ты думаешь, что что-то не так? — интересуется он. Лен так заботливо смотрит на него, что Барри почти восхищен. — Ты выглядишь уставшим. Теплая рука обхватывает его ледяные пальцы, Барри на мгновение чувствует желание уйти, но, как ни странно, ему совсем не некомфортно на таком уровне близости, поэтому он оставляет руку на месте. Вспоминая слова Айрис, Барри глубоко вздыхает: он все равно не думает, что у них с Леном есть шансы, так что нет смысла притворяться, что это обычное свидание двух нормальных людей. — Был у врача, — начинает он, мысленно умоляя, чтобы его голос не сорвался. В горле противный комок, и, чтобы от него избавиться, Барри отпивает кофе, но это не помогает. Лен дает ему время собрать мысли в кучу, он кусает губу, хмурится и наконец выдавливает. — Она сказала, что я выздоравливаю не так быстро, как планировалось. Видимо, я не приду в себя еще несколько месяцев, может, год или больше… и мне нельзя работать, я не могу ничего делать, остается только сидеть и ждать чуда, которое никогда не произойдет. Барри, сам того не желая, признался в своем самом большом страхе: он боялся, что никогда не поправится, не сможет вести нормальную жизнь, работать, встречаться… он не позволял себе думать об этом так категорично, но теперь, когда он произнес это вслух, мысли начали душить его, слезы полились сами собой, пока Барри едва мог дышать от боли в груди. — И я… проблема для всех. Для Айрис, Джо… я даже не знаю, что происходит в их жизнях, потому я понятия не имею, что происходит в моей… и я не представляю, что делать. В его голосе слышатся слабые намеки на истерику, люди начинают оглядываться на него, но Барри не может остановиться. — Я хочу сказать, что… я совсем тебя не помню, мне кажется, что я должен, а я не могу, это несправедливо… — Барри… — встревоженно зовет его Лен, но он не видит его лица, потому что глаза застилают соленые слезы. — Барри, послушай меня, я хочу, чтобы ты сделал глубокий вдох. Да, только вдох. Теперь давай, выдохни, отпусти это. Выдыхай. Голос Лена — маяк среди бушующего моря мыслей Барри, он сосредотачивается на простой команде, слушая чужое дыхание. Медленно напряжение, тисками сдавливающее грудь, ослабевает: тревога все еще бурлит где-то на поверхности, но это уже не похоже на приливную волну, которая вот-вот утащит его на дно. После нескольких вдохов Барри понимает: он сжимает руку Лена так, что та точно должна уже болеть. Он усилием воли заставляет себя ослабить захват, но другая рука Лена накрывает его пальцы, просто слегка придерживая. — Послушай, — говорит Лен тихо и успокаивающе, — я думаю, что тебе нужно подышать свежим воздухом, мы можем посидеть в парке, но если ты хочешь уйти, я схожу за Айрис. Решай, если хочешь, то просто кивни, и я ее предупрежу. Барри бесит делать из себя посмешище. Он все еще чувствует на себе чужие взгляды, но беспокоить Айрис он не хочет, она же работает. Он и так тяжелый груз для нее… причем груз на неопределенный срок. Глотая комок в горле, Барри решительно качает головой. В конце концов, прошлый он доверял Лену, так что… нужно поверить ему и сейчас. Он вытирает слезы, еще раз сглатывает, но голос все равно его подводит. — Нет. Я пойду с тобой. — Хорошо, — кивает Лен, успокаивающе поглаживая онемевшие костяшки пальцев Барри. — Пойду скажу твоей сестре, куда мы пойдем, хорошо? Я скоро вернусь. Просто продолжай дышать, хорошо? Барри кажется, что над такой просьбой вообще-то нужно смеяться, ведь это настолько тривиально… но теперь понимание нормальности у него размыто. Поэтому он концентрируется на заполнении легких воздухом, стараясь не задрожать, когда тепло руки Лена исчезает. Он не знает, сколько времени прошло с того момента, как ушел Лен. Минута, две или пятнадцать, но Лен наконец возвращается с картонным держателем для стаканов в руке. Он протягивает свободную руку Барри, тот мешкает, потому что жест только кажется простым, но стоит ему почувствовать прохладные пальцы, мир немного стабилизируется и перестает плыть. Он позволяет вывести себя наружу, где в разгаре теплый весенний день. Барри все еще смотрит себе под ноги, пока Лен ведет его через парк к свободной скамейке у небольшого пруда. Барри рассеянно скользит взглядом по людям по другую сторону воды и никак не может сосредоточиться на том, что мир все еще продолжает существовать и вращаться. Это только еще больше расстраивает, ему кажется, что он — единственное, что застыло на месте без надежды на восстановление. Глаза снова жжет, в горле першит, Барри судорожно глотает раз за разом, пытаясь избавиться от надвигающейся волны чувств. В руки ему суют картонный стакан, и он делает глоток не задумываясь — травяной чай обжигает ему язык. — Я решил, что кофеина на сегодня хватит, — поясняет Лен, хотя Барри даже не интересовался выбором напитка; в некотором смысле он рад этому разговору, ведь он не может перестать думать о своих проблемах. Лен выглядит немного задумчивым, возможно, вкус кофе вернул ему какие-то воспоминания. Барри жутко завидует, потому что у него в голове пустота. Он отпивает еще чая и смотрит на пруд, надеясь, что пульсирующая боль в горле и сырость в носу исчезнут, если он будет стараться достаточно сильно. — Давай, — тихо и очень спокойно говорит Лен. Барри не знает, что он имеет в виду, но плотину прорывает: он заикается, когда первая порция болезненных рыданий вырывается из него с оглушительным всхлипом. Он плачет так, как не плакал с одиннадцати лет, когда ему сказали, что его родители мертвы. Барри плачет надрывно, безнадежно, покачиваясь из стороны в сторону, сердце ноет просто невыносимо, но самое ужасное, что вполне возможно, что Барри плакал каждый день последние месяцы, и следующие годы он может провести в слезах, даже не зная об этом. А его близкие будут наблюдать за этим. Снова и снова. В какой-то момент теплая рука начинает вырисовывать круги на его спине, прикасаясь так легко и приятно, что Барри чуть ли не становится хуже. Он четко осознает, что должен отпустить Лена, сказать ему, что у них нет никакого будущего. Не то чтобы Лен этого не знал… просто теперь он уйдет навсегда. Барри дождаться не может ночи, чтобы забыть этот ужасный день. Он не разбирает слов Лена, пока истерические рыдания не превращаются в тихие слезы, струящиеся по его лицу. Почему Лен все еще здесь, ведь Барри сейчас такой слабый, униженный и сломленный, но теплая рука не исчезает, и в конце концов Барри умудряется разобрать тихое «вот» и «пусть оно выйдет, поплачь». Кажется, Лен совсем не возражает против этой истерики, которая случилась чуть ли не в первые пять минут их встречи. — Прости, — бормочет Барри, пытаясь вытереть лицо рукавом. В его размытом поле зрения появляется платок, он принимает его и утирает слезы на щеках, но даже не пытается высморкаться. Это будет выглядеть отвратительно, а где-то в глубине души он хочет выглядеть чуть более презентабельно, когда снова сможет посмотреть на Лена. Барри чувствует себя разбитым, у него больше нет сил плакать, поэтому он вздыхает и слабым голосом повторяет. — Прости. Лен качает головой и сжимает колено Барри, будто он беспокоится, что он исчезнет, стоит только разорвать контакт. Но Аллен там и не находится в прямом смысле этого слова, только не головой, к тому же, его так трясет, что он не может усидеть на месте. — Ты не виноват, — мягко говорит Лен, и Барри снова хочется разреветься — конечно, это его вина, такие несчастные случаи не случаются на пустом месте, в лаборатории что-то случилось. Он, должно быть, упустил что-то из виду, когда бежал, уронил что-то, пролил опасный реагент… это он виноват. Возможно, если бы Барри действовал иначе, если бы больше старался, то наверняка сейчас продвинулся бы дальше по пути восстановления. — Барри. — Голос Лена отвлекает его от круговерти мыслей, пальцы Лена немного сжимают колено , фокусируя внимание Барри так, что остальной мир перестает существовать. Это немного пугает, Барри этого не ожидал, но когда Лен начинает говорить, он и в самом деле способен слушать и понимать. — Ты не виноват, слышишь? С нами часто происходит то, чего мы не заслуживаем. Чего-то вообще никто не заслуживает. Не вини себя. Барри тихо прыскает со смеха: он знает, что Лен прав, ведь родители Барри не заслуживали смерти, Айрис не заслуживала потерять маму так рано, никто из мертвых, кого Барри доводилось изучать в своей работе, не заслужил оказаться на столе криминалиста. Такова жизнь, но никакое рациональное мышление не сможет убрать тугой комок вины из его груди. Потому что в этой вине есть крошечная надежда, что он сможет предотвратить подобное снова, как только поймет, как. — Прости, — повторяет он, как заезженная пластинка. — Я уверен, что ты не за этим сюда пришел. — Нет, — кивает Лен, и Барри потрясенно вскидывается, но он улыбается, будто это не Аллен выставил себя полным придурком. — Я пришел сюда ради тебя. Честно сказать, это самая милая и романтичная вещь, которую Барри когда-либо слышал. Часть его ценит эти слова, но другая просто орет. Что Лен в нем нашел? Это похоже на еще одно обязательство — а что, если Барри опять его разочарует? Он снова глубоко вдыхает, чтобы подавить растущую тревогу. — Да ну… — хрипло говорит он, скорее отрицая, чем задавая вопрос. Лен молчит слишком долго, и Барри успевает продумать несколько ужасных сценариев. Он все еще пытается решить, боится он, что Лен уйдет или все же останется, когда Лен говорит, глядя куда-то вдаль, будто ищет там ответы. — Потому что в тебе что-то есть. Барри не сдерживает громкого и едкого смеха. И внезапно он понимает, что злится — на себя, за то, что он не может понять, чем привлек такого красивого, доброго и уверенного в себе человека, как Лен. По крайней мере, он выглядит таким снаружи: кто знает, что под этой оболочкой находится, Барри бы все равно не понял. Он не выдерживает и оттаскивает ногу, чтобы Лен его не трогал. — Да? И что же? Чего ты от меня ждешь?.. Ты всегда ухаживаешь за больными, да? Я бы сказал, что не обижаюсь, но я о тебе ничего знаю, «Лен», за исключением того, что ты решил встречаться с больным. — Впервые мы встретились именно здесь. Голос Лена тихий, но Барри слышит его и замолкает на три секунды, прежде чем нахмурится. — Ты про собаку? Какое это имеет отношение… — Нет, — обрывает его Лен, ерзая на скамейке и снова глядя Барри прямо в глаза. — Тридцатое января. Я ждал звонка, а потом ты ниоткуда взялся на моем пути. У тебя закружилась голова, я помог тебе сесть вон там. — Он машет рукой в сторону скамейки чуть дальше того места, где они сидят. Барри душит в себе ненужную сейчас злость, отказываясь чувствовать себя смущенным, из-за реакции Лена. — Это правда? — вызывающе спрашивает он, и уголки губ Лена на мгновение опускаются. — Звучит слишком просто, да? Я буду честен с тобой, Барри, обычно я совсем не такой заботливый. В моей работе необходим определенный уровень… безжалостности, если угодно. Ты должен понять: обычно я не чувствую желания о ком-либо заботиться. Но ты так смотрел на меня, у тебя дрожали руки… я хотел позаботиться о тебе. Чтобы увидеть тебя снова. Я пытался: я снова пришел в парк, но ты меня не вспомнил. Подумал, что я какой-то придурок, когда я имел глупость предложить тебе горячий шоколад, и чуть не сдался. Да, ты был милый… но, возможно, слишком проблемный. Барри смотрит на Лена во все глаза, смущение и стыд накрывают его, а щеки горят. Лен тянется к нему и обхватывает его сжатые кулаки. Он не может отстраниться, будто есть какая-то невидимая сила, удерживающая Барри на месте, хотя на самом деле ему хочется сбежать сию секунду. А Лен держит его, будто ему все равно, будто он не понимает, что Барри не хочет слышать, что он для Лена не что иное как случайность. Он никогда не произнесет этого вслух, но ему отчаянно хотелось в тот момент услышать нечто большее, до горечи в горле хотелось ответов, которые он не был готов услышать. Барри хотел… глупо, но он хотел чего-то хорошего, а слушать жестокую правду от Лена, подтверждающую недавнюю злость Барри… это похоже на осколки стекла, впивающиеся в сердце. Еще один пункт в списке разочарований, которые Барри не терпится забыть. — Почему ты не сдался? — еле слышно спрашивает Барри, страшась услышать ответ. Лен большим пальцем обводит костяшки его замерзших пальцев. — Галерея. Это была случайность, я там тебя не искал, но… ты был на экскурсии. Я увел тебя смотреть картинку… и ты спросил меня, не привел ли я тебя туда, потому что мне было одиноко. А потом ты сбежал не попрощавшись, и я не мог после этого перестать думать о тебе. Это так странно — слушать воспоминания Лена, которые он не помнил, те воспоминания, что они создали вместе, но Барри где-то их потерял. Он вдруг представил Лена, лежащего в постели и думающего о нем, пока сам Барри даже не представлял о его существовании, и от этой мысли у него в животе становится тепло-тепло. — Итак, собака… — подсказывает он, а Лен посмеивается. — До нашей встречи не было никакой собаки. Я купил поводок и решил, что смогу поговорить с тобой, помочь тебе… но ты нашел настоящего пса, мне пришлось забрать его домой. И я все еще должен сестре туфли. — Я… не знаю, мило это или жутко. — Справедливо, — ухмыляется Лен, очаровательно щурясь. От этого желудок Барри ухает в пятки с громким «у-ух!». Шаткий баланс между гневом и влечением склоняется в пользу Лена, и Барри нужно держать себя в руках, чтобы не совершить что-то нелепое, например не наклониться и не поцеловать Лена прямо там. Независимо от того, как звучат истории Лена, Барри все еще ничего о нем не знает, и выбрасывать из головы все рациональные мысли, кроме желания поцеловать его, глупо. Барри почти себя не узнает: его еще никогда не влекло к кому-то с такой силой, насколько он помнит, и от этих диких эмоциональных качелей его слегка мутит. В конечном счете это ощущение превращается в слабый сигнал тревоги где-то у него в голове. Может, он таким образом компенсирует время, которого у него нет, может, его подсознание толкает его в руки Лена, потому что утром он все забудет и… кажется, Барри очень хочется жить моментом, как говорила ему Айрис. Но это не то, что ему нужно, и, несмотря на всплеск желания, он слишком хорошо знает себя, поэтому он разжимает ноющие кулаки и теперь уже сам обхватывает ладонь Лена. Тишина окутывает их как теплое удобное одеяло, Барри чувствует, как раннее весеннее солнце греет его лицо. Это… приятно — просто сидеть здесь, удивительно хорошо, потому что паника отступила. Забавно, Барри даже не понял, когда это случилось. Вероятно, его сегодняшняя истерика, это всего лишь один из этапов на американских горках эмоциональных срывов, затишье перед штормом, но он готов наслаждаться этим моментом, пока он длится. Барри не хочет больше говорить, обдумывать все эти сумасшедшие вещи, которые крутились у него в голове с момента пробуждения — он узнал, что забыл четыре месяца своей жизни и, скорее всего, забудет еще, и нашел парня, которого не помнил. Слово «парень» весомо оседает в груди ответственностью и обязательствами, к которым Барри не готов. Он опять начинает думать, не стоит ли сейчас попрощаться и уйти, прежде чем произойдет еще что-нибудь плохое или хорошее, что Барри больше не вспомнит. Словно чувствуя напряжение в плечах Барри, Лен сжимает руку и нарушает тишину. — Теперь, когда ты все знаешь… чего ты хочешь, Барри? Ну вот и вопрос. Чего он хочет? Чтобы Лен держал его за руку, сейчас, или… завтра, когда Барри забудет об этом моменте, своей болезни и враче. Он хочет убежать, спрятаться и переждать, пока он снова станет нормальным, пока болезнь не отступит и он не сможет встретиться с Леном на равных, не сможет построить с ним что-то прочное, реальное и долговечное. Но дело в том, что он не знает, когда это случится — или случится ли вообще, — будет ли Барри вообще когда-либо близким к состоянию «нормально», чтобы не дать Лену ускользнуть. Барри слишком взволнован, чтобы принять решение, и он понимает это, но… сидеть здесь с Леном, под лучами весеннего солнца... это помогает ему чувствовать себя твердо стоящим на земле, и Барри это нужно больше всего на свете. — Я хочу… — начинает Барри, но выразить свои чувства реальными словами трудно, поэтому он делает еще один вдох и начинает снова. — Я не хочу, чтобы ты уходил. Но я не могу тебе обещать многого, не могу обещать, что станет лучше. Я, наверное, не могу дать тебе то, что тебе нужно… но было бы здорово. В смысле быть вместе. С тобой… встречаться. Чтобы кто-то переживал за меня, волновался, не умру ли я в какой-нибудь канаве. — Он криво улыбается Лену и вспоминает слова Айрис о том, что сегодня для него хороший день в физическом смысле. Интересно, как же выглядят плохие. — Я отнимаю слишком много времени у Джо и Айрис, мне кажется, я стал обузой для них. И не хочу, чтобы так было всегда, даже несколько часов в день. Не хочу, чтобы они ставили свои жизни на паузу из-за меня, чтобы они сидели и смотрели, как я жду того, что никогда не случится. Я хочу сказать… мне больше всего на свете нужен друг. Но я понимаю, что ты ждал не этого. — Проверять, не умерли ли люди в канаве, на самом деле мое секретное призвание, — смеется Лен, глазам Барри снова горячо, но он чувствует облегчение. — Мне повезло, — отвечает он с усмешкой, но шутка такая хрупкая и неправильная… Барри хмыкает, краснеет, но не сопротивляется, когда Лен обнимает его одной рукой. Объятия чувствуются поразительно легко, правильно, хочется свернуться у Лена под боком и забыть ужасный день. Барри вполне мог привыкнуть к этому, и это разбивает ему сердце, ведь он забудет… Но крошечная капля надежды, что Лен, возможно, останется с ним, даст им шанс, позволяет Барри закрыть глаза и позволить этой надежде заглушить все остальные переживания.