Чтобы найти Эдем, надо низвергнуться в Ад.
26 мая 1980 года
Lonesome Town – Ricky Nelson
Дождь барабанил по стеклу тёмно-синего автомобиля, что мчался по мокрому асфальту. «Добро пожаловать в Дерри, штат Мэн», гласила табличка около дороги. Это не очень впечатлило Оливию. Она лишь кинула скользящий взгляд на лицо спящей матери и отчима, что сидел за рулём. И о, боги, как же ей хотелось убежать из этой машины! Рывком открыть ручку легковушки, рвануть в лес, словно голодная волчица, и больше никогда не возвращаться в этот проклятый город и машину. Но она лишь сжала зубы до скрипа, вновь посмотрела в окно и прикрыла глаза. Может, уехать к брату? В последнее время она стала замечать, что эта мысль довольно глубоко обосновалась у неё на уме. Однажды, она даже была близка к этому, очень, но чёрт возьми! Всё оборвалось в самый ненужный момент. А во всем виноват глупый соседский щенок! Эта псина залаяла, завидев сбегающую Лив. После этого она вновь распахнула веки. Кидая холодные взгляды на человека, которого ненавидит, продолжала нервно теребить резинку для волос. О, ещё как ненавидит! Он, Джереми, портит ей жизнь. После того, как отец погиб, в их семью пришёл ужасный до невозможности мужчина. Сначала, где-то глубоко в душе, Лив таила добрую надежду на то, что, возможно, они поладят, уговаривала себя потерпеть. И да, раньше всё было не так плохо, но спустя месяц, может больше, каждый день начали вспыхивать ссоры. Один раз он даже поднял руку на мать. Девочка бросилась загораживать женщину, но тоже схватила синяк. Потом она несколько дней усиленно замазывала фиолетовое пятно под глазом, стыдясь этого в школе. А ещё она стыдилась своего заикания. Хотя, это было не совсем заикание, скорее запинки, если она волновалась и начинала тараторить. Но все за это всё равно прозвали это заиканием. Это было у неё с рождения. Как говорил врач: «Её мысли быстрее слов». Но мама не хочет ничего исправлять. Как она говорит, «любовь ещё не ушла». Но разве может быть эта любовь настолько ужасной? Сразу после гибели отца, Джон уехал в Бостон, штат Массачусетс. Оливия отчаянно просила брата взять её с собой, но как они могли там жить вдвоём? Джону надо было поступить в университет, денег хватило бы только на небольшую комнатушку в общежитии. Да, разве могли они бросить мать одну?* * *
Багажник захлопнулся, разнося отчётливый гул по улице. Взяв несколько сумок, Уилсон направилась прямо в их новый дом, хлюпая по небольшим лужам. Дожди для мая – редкость. Зайдя в помещение, Лив поднялась по скрипучим ступенькам и завернула в небольшую, но уютную комнату. Выглядела она немного обшарпанной, но это поправимо. Вид со второго этажа открывался довольно хороший, так что можно было рассмотреть соседние дворы. Через участок, возле аккуратного домика, играла в мяч группа мальчишек. Выглядело всё не прямо так, чтобы ужасно, но рядом с Джереми всё становилось отвратительным. Спустя некоторое время почти все вещи были разложены: романы и детективы занимали своё обыденное место на деревянной полке, одежда повешена на вешалки в гардеробе, а гитара лежала в углу рядом с фортепиано. Справившись с убранством комнаты, Оливия легла на кровать. Приятное чувство дремоты заволакивало её, уставшую от всего, и она начинала понимать, что скоро провалится в глубокий, спокойный, беспробудный сон. Но вдруг она услышала крики снизу. Спать больше не хотелось вовсе. Все её попытки убежать от суровой реальности не увенчались успехом, вгоняя её душевное состояние ниже плинтуса. Лив соскочила с кровати, схватив ранец. Бросила на дно горстку цветных карандашей, альбом, собрала непослушные каштановые волосы в высокий конский хвост и подошла к подоконнику. Те мальчишки всё ещё играли. Но это её не остановило. Дёрнув за ручку, она отперла окно, взобралась и посмотрела вниз. До земли было метров пять. Я могу умереть… Конечно же, умереть она не могла, но сломать себе ногу или руку — запросто. От этих мыслей стало не хорошо. Тошнота подобралась к горлу, словно юркая змея ползёт сквозь заросли кустарника, а потом начинает душить бедного кролика. Захотелось вернуться обратно в кровать. Серые глаза лихорадочно заблестели. Но, собрав всю оставшуюся силу в кулак, она закрыла глаза, оттолкнулась и сиганула вниз. Приземление было довольно мягкое, потому что упала она прямо на куст. Повернув голову направо, Уилсон заметила старую ржавую дренажную трубу, которую до этого не увидела. Слава Богу, что она не свалилась прямо на неё. Ведь, упади она дюймов на пятнадцать правее, спокойно могла бы сломать себе позвоночник. Радуясь такому раскладу событий, Оливия подскочила на ноги, отряхивая шорты, и перелезла через ограду заднего двора.* * *
Спустя полчаса ходьбы по улицам Дерри, Лив набрела на водонапорную башню, которая чуть блестела на солнце и возвышалась среди домов, будто огромный серый великан; прошла вдоль канала, что идёт к юго-западу города. Направление реки Кендускиг напоминало движение маленького чёрного ужа, извивающегося в степи. Лив однажды увидела такого, издалека подумав, что на ветру танцует чёрная ленточка. Но, подойдя ближе, даже смогла разглядеть жёлтые пятна-отметины по бокам головы. Канал уходил всё дальше в лес, и вскоре исчезал в зарослях. На минуту можно было и забыть о его присутствии, но большие трубы, покрытые железной решёткой, неприятно гудели, словно какой-нибудь прибор на заводе. Возможно, они откачивали сточные воды, потому что в этих местах веяло отходами и дерьмом, словно ты забрёл в бедный район города Олд-Кейп. Именно здесь явно чувствовалась борьба между городом и природой: одна из сторон поочерёдно брала верх, ночь за ночью чащи, луга, дальние просторы стекают по оврагу всё ближе, захлёстывают город запахом воды и трав, и город словно пустеет, мертвеет и вновь уходит в землю. И каждое утро овраг ещё глубже вгрызается в город и грозит поглотить гаражи, точно дырявые лодчонки, и пожрать допотопные автомобили, оставленные на милость дождя и разъедаемые ржавчиной. Погрузившись в эти мысли, Оливия заметила, что спустя некоторое время вода вновь показалась, и девочка взяла камешек из реки, серый, гладкий камешек. Затем прошла ещё метров десять, беззаботно вертя в руках находку, но вдруг остановилась. До слуха долетел детский смех. Задорный, заливистый детский смех, исходящий из той трубы. Лив стояла, как вкопанная, не могла обернуться на звук. Потому что дети не могли играть в сточных трубах. Последовал шёпот, которой повторял её имя на разные лады. Так продолжалось ещё несколько минут, но потом и этот голос начал смеяться. Только он был не детский. Уилсон крепко сжала в руке камень, приготовившись атаковать, но обернувшись, голоса прекратились. Было тихо, безлюдно. Может, ей показалось? Нет, такое не могло показаться… Страх начал отступать. Она лишь стояла и пытливо смотрела на стволы сосен, ворошив опавшую хвою ногой. Но вдруг Оливия заметила шарик. Красный воздушный шарик, который вылетал из-за дерева. Он заманчиво переливался на солнце, но было в нём что-то и ужасное. Чарующее. Необычное. Из-за дерева выступила фигура. Несколько секунд Лив не могла разобрать кто это, но потом её осенило: пшеничные волосы, зелёные глаза с коричневыми вкраплениями, россыпь веснушек, еле заметных, и губы, растянутые в улыбке. Открытой улыбке, но она не притягивала Оливию. Улыбка была безумной. И это снисхождение ударило ей в голову, словно гром бьёт летним вечерним дождём, и молния врезается в широкое поле. Она с ужасом узнала в этой фигуре отца. –Хочешь шарик, Лив? Пойдем со мной и будешь летать! –Папа, я-я н-не хочу ле-летать…– слова застревали у неё в горле, не давая дышать, словно она была около доски. Каждый раз отвечая в классе, лицо и щёки её горели, она опиралась на парту, впиваясь в неё пальцами так, что белели костяшки. Но сейчас всё обстояло по-другому. –Ты будешь со мной, Лив. И ты будешь летать! — он затрясся в остервенелом порыве безудержного смеха. В один миг перед ней вместо отца предстал клоун. Он был выше её на головы две, и эта картина напомнила ей то, когда та водонапорная башня возвышалась над лесом; клочья рыжих волос торчали по разные стороны, пепельного цвета мешковатый костюм висел, закрепляясь красными пуговицами-помпонами, а рука в перчатке всё ещё держала алый шар. Клоун всё ещё продолжал смеяться, вызывая у девочки неподдельный ужас. И кое-что ещё привело её в это состояние: тот самый воздушный шарик остался на месте, даже когда ветер зашумел в верхушках сосен. Резкий хлопок оглушил лес, словно мгновенный пистолетный выстрел. Шар лопнул. Уилсон было набрала воздуха, чтобы что-то ответить, но вместо этого рванула назад. Она бежала, бежала; кровь висках не переставала стучать, заглушая пение птиц. Спустя несколько минут Оливия обернулась, но не обнаружила за собой погони. Но тут её охватила паника. Стало понятно, что она потеряла свой единственный ориентир — реку. Оглянувшись вокруг, увидела уже не сосны, а низкие ели и акации. Неужели, она заблудилась? Слёзы грозились политься из глаз, на что она запустила пальцы в волосы. Оливия решила бежать дальше: рано или поздно, река вновь появится в зарослях, или она набредёт на захалустное шоссе. Лив уже миновала половину поляны, а перед глазами всё ещё стоял образ отца. Нет, это не мог быть он. Разум сыграл с ней злую шутку… Стук сердца в голове, словно барабанная дробь, стал немного утихать, но был так же гулок. Но к ушам начал прокрадываться голос. В её случае, это мог быть здравый разум, направлявший её. Голос принадлежал мальчику. Возможно, её возраста. И она услышала эту нить помощи. Остановилась, облокотившись на шершавую кору дерева. Прислушалась. Он казался ей открытым, и инстинктивное желание идти на него появилось, как само собой разумеющееся. Но была ещё одна причина, по которой Лив заинтересовалась далёким звуком: голос заикался. Тогда она думала, что такой недуг что-то из ряда вон выходящее, и за всю жизнь не будет никого, сплочённого с ней единой проблемой. И поэтому, услышав такое, Уилсон стремглав бросилась на зов.* * *
Сегодня Билл Денбро встал рано. Утром он планировал и дальше строить плотину на Пустоши вместе с Эдди Каспбрэком. Поэтому, быстро расправившись с завтраком, он поспешил к Каналу. Понятие «Пустошь» было ошибочно, ведь в этом зловонном месте вовсю колосилась сорная трава, крапива и прочие прелести дикой природы. Но ребята прозвали его именно так. Сегодня Билл взял с собой рогатку «Яблочко» по просьбе Эдди, чтобы они могли вместе погонять белок или просто пострелять в деревья, но сегодняшним планам не довелось сбыться. Во-первых, когда тишину, прерываемую лишь их заливистыми смешками, разорвал истошный мальчишичьий крик, стало понятно сразу: что-то грядёт. И правда: сбегая по крутому склону, сплошь усеянному высокими липами и сырой прошлогодней листвой, к ним ворвался Бен Хэнском. А за ним и вся шайка Генри Бауэрса. Бен тяжело дышал, разорванный бордовый свитер, один из тех, которые он надевал, чтобы скрыть свой лишний вес, висел бесформенными комьями, а на животе красовались следы, ещё сочившиеся тёплой кровью, от перочинного ножа Генри Бауэрса и его недописанное имя: «H E N» и пара линий от ещё двух букв «R Y». — О… Они уже здесь. Ухо… Уходите! — крикнул им Хэнском, с трудом переводя дыхание и проглатывая буквы. Но они бы всё равно не успели. Генри влетел, разводя вокруг себя брызги воды, а за ним и Виктор Крисс и Рыгало Хаггинс. Мерзкие ухмылки красовались на их нескладных лицах. –Ну, сейчас ты получишь, маленький засранец! — потом прозвучала ещё парочка неблагозвучных слов в адрес ребят.* * *
Эта потасовка закончилась весьма удачно: хулиганы вынуждены были уйти, потому что больше терпеть прилетающие камни в голову они не могли. Но теперь Эдди сидел с расквашенным носом, привалившись к дереву, и жадно пускал в рот струю лакричного воздуха из ингалятора; Бен устало склонил голову к коленям, а Билл промывал «боевые» раны в воде Канала. –Вы могли бы и не ввязываться…– виновыто произнес Хэнском.– Но спасибо вам большое. –Э-это ни-ничего. Смотрю, о-они-то те-ебя знатно по-побили.– ответил Билл. –Правда, ничего страшного. Я и сам давно хотел им показать, где раки зимуют…– дополнил Эдди. Бен радостно и даже счастливо улыбнулся. Теперь он был спокоен. Но, услышав приближающиеся шаги и шорох листьев, что-то в его душе заволновалось. Мальчик обернулся, думая увидеть Генри. Но эта фигура вдалеке не принадлежала ему. Все остальные тоже последовали его примеру, силясь разглядеть кого-то очень напуганного. Тем временем, Оливия уже спустилась с пригорка, внутренне ликуя, увидев Канал. Перед ней предстали трое, причём не в самом лучшем виде, мальчиков. –Тебе нужна помощь? — резонно спросил Бен. –Я… Я не-немного за-за-заблудилась.– Лив ответила с небольшим опозданием, не решаясь сказать хоть что-то. После своей даже самой первой фразы она увидела, как взгляд одного из ребят оказался просто намертво прикован к ней.– Меня з-зовут О-оливия. –Где т-ты жи-живёшь? — сказал Билл. Теперь Уилсон поняла: тот голос принадлежал ему. Она поняла и его столь нестандартную реакцию на её реплику и слегка улыбнулась ему, ярко блеснув серыми глазами. –На К-канзас-стрит. Мы только сегодня переехали. Прямо сейчас, когда эти двое — незнакомые друг другу темноволосая девочка и голубоглазый мальчик, расстеряно стояли, не в силах подобрать слов; прямо сейчас Эдди про себя подумал, что Ричи с большим удовольствием сказал бы одним из своих Голосов «Встретились два одиночества» или что-то, наподобие этого, перед этим смачно пустив очередную шутку про его маму. В данный момент читателю может показаться, что на той самой поляне заросшей Пустоши стояли трое мальчиков и одна девочка — всего лишь четыре ребёнка. На что они способны? Что великого эти маленькие дети могут сотворить? Многие взрослые проговорят односложную фразу в ответ: «Ничего». Но на самом деле, это было начало новой истории, которая осталась незамечена большинством людей в этом городе. Истории, не обделённой и толикой боли, но о самых больших добродетелях нашей жизни — дружбе и любви.