Необузданность всему виной

Быть рожденным в семье матери-одиночки — ещё не есть плохо. Тэхён никогда не жаловался на метод воспитания своей любимой матушки, не чувствовал себя ущемлённым в каких-либо вещах, а также не питал от женщины излишнее внимание, что в итоге могло плачевно сказаться на формировании его личности. Нельзя также считать отсутствие отца чем-то извне, так как Тэхену он, в принципе, и не нужен. Единственная трагедия в жизни Тэхена — лучшая подруга мамы — ещё одна мать-одиночка. На руках которой рос и баловался маленький дьявол во плоти. Вопрос под сомнением: кто именно усложняет жизнь Тэхену: Джихён или же её отродье — «маленький Гукки»? Но, так или иначе, с возрастом ситуация, увы, не улучшилась, а Тэхён, формируясь и становясь на ноги как самостоятельная личность, и вовсе начал подумывать о переезде в другой город или даже в другую страну, чтоб уж наверняка. Одно останавливало двадцатилетнего парня — мать. Женщина всегда была одна. Овдовев, Ким Хёрим даже и не пыталась завести новый роман, поклялась покойному мужу в верности и вот уже на протяжении восемнадцати лет остается безгрешной. Тэхён совершенно не помнит своего отца, ведь на момент, когда его не стало, мальчику было всего два года. Если Тэхён и ответит на вопрос «помнишь?», то это будет из ряда «ну, такое». А на самом-то деле «никакое». Мальчику было два года, логично, что он ни черта не помнит. Но вот мать, после каждой гулянки со своей лучшей подругой, заводила байки о том, что отец Кима был чуть ли не святым, любил сына и её, несмотря на разницу в возрасте. Хёрим было тогда двадцать восемь, когда отцу Тэхена стукнуло уже все сорок девять. Любовь ли это была или простая привязанность — ответить довольно сложно, потому парень всегда умалчивал свой комментарий на эту тему. Но вот тот самый «маленький Гукки», что уже вовсе не маленький, да и Гукки его назвать слишком стрёмно, не стеснялся встревать в беседу двух пьяных дам. Ему было неважно, о чем говорят бредившие мамочки, гены подарили ему общительность и излишнюю болтливость, чем гордый Чон и пользовался. — Я считаю, аджума, что ваш муж любил вас так же сильно, как и вы его. В каждой бочке затычка! Тэхён лишь закатил глаза и откинулся на спинку дивана, как бы находясь рядом, но в то же время не принимая участия ни в чём. Мамочки вновь решили организовать мини-пати по поводу… на пустом месте, вновь накупили отменного вина и море вкусностей. Раньше, в таких ситуациях, женщины оставляли своих детей в комнате Тэхёна, якобы играться, но на самом деле — чтобы не мешали. А сами же оставались в гостиной с алкоголем и беседовали о своем, о девичьем. Но вот, мальчики выросли, и теперь они не хотели сидеть с женщинами, но те, каким-то магическим материнским образом, оставляли их рядом с собой и умудрялись обсуждать самые фейловые моменты жизни сыновей. — Ты так думаешь, сынок? — глаза Хёрим загорелись ярким пламенем то ли от сказанного Чонгуком, то ли от лишне выпитого вина. — Да, у нас была любовь. Вот только… Тэхён не верит. — Он не верит, потому что сам никого не любил. Вас, аджума, он любит как мать, но вот полюбить так, как вы своего мужа, ему ещё не посчастливилось. Льстец из него отменный — это даже Джихён заметила. Но кроме довольной улыбки из себя ничего более не выдавила, и Тэхён, заметив это, цокнул языком да покинул клуб идиотов. Находиться там более? Лучше убейте. Учеба в университете предоставляла возможность жить в общежитии, но этот вариант Хёрим благополучно отклонила, так как жить её сыну есть где, а тесниться в клоповнике нет никакой необходимости. Зря Тэхён согласился с этим: сейчас бы жил себе припеваючи, не зная ни Чонгука, ни Джихён. Но повернуть время вспять поздно, точно так же, как и закрыть дверь на замок. Чонгук ввалился в чужую комнату, как в свою. Возможно, потому, что она отчасти и была его, если не формально, но фактически. — Хён, ты придурок, — легкий смешок и тяжелая тушка поверх Тэхёна. — Я там такую речь собирался бахнуть, а ты ушел, мудак. Чонгук рос в этом доме точно так же, как и сам Ким. Да, у них с Джихён была собственная квартира по соседству, но на то она и по соседству, чтобы без стыда и совести жить здесь, с Кимами. Вполне логично. — Я что говорил насчет моей комнаты? — нервы уже на пределе, до грандиозного срыва осталась самая малость. Столкнуть Чонгука с себя — чисто физически сложновато, возможно, конечно, но не для Тэхена. Да и младший, как назло, начинает дрыгаться на хёне, провоцируя того на долгожданную ругань. — Ты говорил, чтоб ноги моей здесь больше не было, — спокойно ответил Гукки, приподнимаясь на локти. — Потом я сказал, что мне похуй, потом ты ударил меня, как девчонка, а потом… — За что? Просто, за что?! — За то, что ты мой хён, Тэхён-и, и я тебя люблю, — белоснежная кроличья улыбка, придающая лицу невинность и чистоту. С виду кажется, нормальный парень, альфа-бой и остальной перечень для фапалок девчонкам. Но на деле — придурок, которого Ким знает от и до. — «Я люблю тебя, я люблю тебя», — передразнивает с закатившимися глазами Тэхён, ворочаясь под весом Чонгука и безуспешно пытаясь столкнуть его с себя руками. — Ты придурок или как? Тебе восемнадцать, не надоело молоть чепуху? Уткнувшись носом в плечо Тэхёна, младший лишь создал из себя купол, крепко прижатый к Киму. Тут если и есть придурок, то только Тэхён; Чонгук — лишь искренний юноша. — Хён, ты воняешь, как девчонка, — и это не единственное из придурковатого поведения Чона, что на ровном месте затыкало рот Киму и совершало жгучий удар прямо меж ног. «Хён, дерешься, как девчонка», «хён, почему у тебя длинные ноги… прямо как у девчонки», «хён, почему ты такой чувствительный, как девчонка, ей богу», «хён, ты даже на приставке дерешься, как баба» — основное из списка недоразвитого подростка, что не просто переживает в жизни трудный период, а, кажется, болеет чем-то психическим. Чонгук сравнивает Кима с противоположным полом чуть-ли не каждый день, единственное, когда он молчит, это в дни сессии старшего, когда тот конкретно запирается в своей комнате и не пускает в свою обитель даже родную мать. — Может, у тебя и дальше есть перечень, в чем я ещё похож на девчонку? Ты, давай, прочитай его сейчас, чтобы я мог конкретно тебе въебать и с легкой душой съехать, — впервые Тэхён не растерялся после едких слов Гукки. Не сказать, что сравнение с противоположным полом уж так глобально задевало Кима, тут, скорее, обижал сам факт, что Чонгук, не до конца развитый, уже походил на приличного юношу: длинноногий, с накачанными бедрами, косолапой походкой и, главное, — парень в свои восемнадцать изрядно потрудился в зале, благодаря чему и появилась вся эта груда мышц. Тэхён же не любил места с большим скоплением железяк, он также не любил изнурять свой организм физическим трудом. Но на свою фигуру и внешность в целом Ким никогда не жаловался, ведь он всегда был симпатичным мальчиком, и скрывать это — глупость. Да, он был длинноногим, да, имел утонченные черты тела и смазливое личико, но благодаря этому Тэхён и пользовался популярностью, что в детские годы, что сейчас. — Что? Ты уезжаешь? — недовольство в глазах маленького Гукки так и пылало ярким пламенем. Усевшись всем своим немалым весом на пах Кима, Чонгук сжал запястья Тэхёна в своих руках, чтобы не сбежал. Кажется, назрел серьезный вопрос, который обсудить как-нибудь потом точно нельзя. — Да. От тебя подальше, — язвил, уже полностью сдавшись, Ким. — Ты же мне жить нормально не даёшь, мне легче съехать. Сказанное Тэхёном совершенно не удовлетворяло привязанную к другу душу Чонгука. Он, конечно, иногда действовал на нервы Кима, но обычно с любовью и без каких-либо негативных мотивов. От злости сжимая чужие запястья, Чонгук забылся буквально на пару минут, а Тэхён, с нежной кожей да и, в принципе, с чувствительным телом, весь сошёлся на «нет» и от боли даже поскуливал, моля младшего отпустить. Но Чон оставался непоколебим. Маленький Гукки в смятении. Он даже представить не мог, что значит — лишиться «брата», лишь понимал, что это весьма хреново и что впереди его ждет скучное будущее без своего любимого хёна. Когда Чонгук пришел в себя и отпустил Тэхёна из плена своих крепких «объятий», Ким уже от адской боли пустил пару капель слез, успел хорошенько прикусить губу и известись под Чоном до невроза. От увиденного Гук слегка опешил: неужели он лично навредил своему любимому хёну, своими же руками сделал больно и заставил его плакать, снова, как девчонка? Если так, то он не вправе более действовать против воли Кима, но Гукки также должен извиниться. Так, как учил его когда-то сам хён. — Т-тэхён, — что-то начал мямлить Чонгук, привставая на колени, тем самым высвобождая Кима от собственной тушки. — Покажи. Но Тэхён, пользуясь помилованием Чонгука, не терял ни секунды, мигом выполз из-под огромного тела и свалил на пол то ли от шока, то ли от удушающего страха. Его запястья до сих пор болезненно пульсировали, из глаз градом катились слезы, а губа потерпела поражение. Так сильно Ким ее прикусил. Либо день хуевым выдался, либо вся жизнь целиком — в принципе, лучше не станет. — Тэхён, я… я не хотел, — продолжал вести невнятную речь Гукки. Он сам был напуган не меньше Кима и боялся даже пошевелиться. Но, поняв намерения Кима сбежать из комнаты, Чон напрягся. Внизу сидят матушки, а получить в свои восемнадцать пиздюлей не очень-таки и хотелось. Свалившись следом за Кимом на пол, Чонгук снова оказался сверху Тэхена. Только на этот раз его руки крепко обвивали талию хёна, голова была прижата щекой к груди, а сердце стучало в тысячу раз быстрее прежнего. — Я не хотел, прости, — уверенно начал говорить Чонгук, не обращая внимание на сопротивление со стороны пленного. — Прости, хён, я больше так не буду. — Ты всегда так говорил, — малость успокоившись, Тэхён прекратил попытки выбраться из плена, понимая, что ему это вряд ли удастся, да и сил осталось за пройденный день не так много, чтобы решиться на это. Ким всего-лишь раскинул руки по сторонам, ноги выпрямил, принимая позу умершей звезды. — На этот раз честно, — подняв свои провинившиеся кроличьи глазки, Чонгук мгновенно лицом оказался на уровне лица Кима. — Ты такой красивый, хён. — Как девчонка? — усмехнулся парень, расплываясь в искренней улыбке. Но тут же сморщился от неприятной боли на нижней губе. — Нет, — закачал головой Гукки, приближаясь к губам Тэхена. — Ты красивый по-своему… ещё не встречал ни одной девчонки, похожей на тебя. Губы Чонгука невесомо коснулись поврежденной губы Кима. Целоваться младший ещё совсем не умел, да и Тэхён не особо блистал сексуальным опытом, потому и вышел детский чмок, как, бывало, в детстве мама дарила с любовью перед самым сном. Почувствовав чужие губы на своих, первое, о чем Тэхен подумал, «как мягко», и только потом поддался панике. От шока и удушающего страха парень толкнул Чонгука в грудь, с напуганными глазами приступил дрыгаться и выворачиваться, как он только умел. Если раньше наклонности Гукки к нежности были более или менее терпимы, то теперь достигли своей высшей планки. — Ты… ты… что сделал? — дрожащим от страха голосом спросил Тэхён, держа руки вытянутыми перед Чонгуком. — Ты… меня поцеловал? — Д-да, — неуверенно ответил Чонгук, спрыгивая с Тэхена и становясь в стойку смирно. Кажется, накосячил он изрядно. Неловкость, смущение и желание дать себе жгучей пощечины окутали маленького Гукки. Ему было весьма не комфортно находиться прямо сейчас в этой комнате, но не от того, что он сделал, а от чувств, что при этом испытал…