***
Новая обитель Тэхена благоухала пока что только пылью и своей холодной пустотой. Из-за отсутствия в ней постоянных жильцов, комнатушка напоминала больше кладовую, правда, без вещей, но зато с таким же обилием пыли и сырости. Узнай мать, куда переехал Тэхён и в каких условиях ему приходится жить, не пережила бы данное известие. Вновь бы закатила истерику, притворялась бы умирающей от несправедливости женщиной до тех пор, пока Тэхён не одумался бы и не вернулся обратно в материнское гнездышко. Но, благо, Хёрим не изъявила желание погостить, а значит, у Кима ещё есть время из имеющегося «клоповника» сотворить комфорт и пригодное для жизни жилье. Какое небывалое облегчение почувствовал Тэхён, уединившись в своём маленьком необжитом местечке. Возможно, здесь не столь комфортно, как дома, нет тех продовольствий, что были там, зато какая тишина царит в квартире! Её не променяешь ни на что. «Ну ты говнюк, конечно же», — первое сообщение, пришедшее глубокой ночью, принадлежало не кому иному, как Чон Чонгуку. Тэхён даже, пребывая в новой квартире, удивился, — как это, уехал, а от Гукки ни привета, ни ответа. Ведь маленькое исчадие ада ежеминутно тёрлось подле своего друга, исключением была лишь школа, но и тогда Чон умудрялся связываться со своим хёном, получая в ответ «абонент вне зоны действия сети» голосом не оператора, а самого Тэхена. «Чувствую моральное удовлетворение сейчас, довольствуясь нахождением в полной тишине», — ответ от Тэхена прилетел Чонгуку мгновенно, что не только удивило самого получателя, который привык оставаться в черном списке, но и самого Кима. Старший осознал всю плачевность ситуации только тогда, когда сообщение от него уже считалось прочитанным собеседником. Но, не успев обдумать дальнейший план действий, Тэ, с поднятыми руками и белым флагом, ответил на входящий от Гука, а после — с болью на лице принялся выслушивать тираду. — Ну ты подстава, конечно же, Ким Тэхён. Съебал на свою квартирку, а меня оставил одного? И не стыдно ли тебе, хлопчик? Ты даже представить себе не можешь, какие планы строят эти две женщины. Я бы на твоем месте боялся собственной матери, серьёзно. — Своей бы матушки побоялся. Что бы моя мать ни делала, задумка всё равно Джихён. Когда вы уже съебёте к себе? — голос звучал более спокойно и мирно, не было того невроза и стресса, что каждодневно успевал выслушивать Чонгук. И от этого Гукки стало даже как-то не по себе — ещё никогда ему не приходилось разговаривать так просто и без «пошел нахуй» с Тэхёном. А если такое когда и было, то младший этого не припоминал. — Ну, так-то мама уже ушла домой. Ей, якобы, на работу завтра. Да и Хёрим тоже спит, — Чонгук говорил прерывисто, видимо, параллельно чем-то занимаясь ещё. Он перешел на шепот, говоря сладостно и так… странно. — Я надеялся сегодня порубиться в приставку, а ты, говно эдакое, съебал. — Угу, — безынтересно промычал в трубку Тэхён, поудобнее устраиваясь на кровати и с головой зарываясь под теплое мягкое одеялко, которое, благодаря новому белью, пахло свежестью. — Школьник, спать не собираешься? — Ну так, только лег, — продолжая шептать, удовлетворенно ответил Чонгук. — Твоя подушка пахнет тобой. Неужто я соскучился? Или же… — Чо, блять? Ты где? — прерывая Чонгука на полуслове, Тэхён от неожиданных мыслей, возникших в его голове, напрягся. От младшего можно ожидать что угодно, а потому очко с каждой его проделкой безудержно сжималось. — Ну, я же сказал, хотел в приставку порубиться. Хёрим предложила остаться на ночь, и я… — Фу, господи, спаси, упаси. Только не говори, что ты сейчас весь такой грязный, противный лежишь в моей постели и даже не побрезговал не стиранной наволочкой? — запищал, как сущая девчонка от брезгливости, Тэхён, роняя на подушку невидимые слезы отчаяния. — Ну твою же мать, Чон, ебанный, Чонгук! — Ну, если тебе будет спокойно, то я принял душ и даже труселя чистые надел. А что касается твоей подушки, ну, подумаешь, ты на ней уже поспал. И вообще, — с гнусненькой улыбкой на лице, делая вид будто вышел из себя, Чонгук рыкнул: — я — твой Гукки. Ты — мой хён. Какие-то проблемы? — Самая большая проблема в моей жизни — это ты, уебище. А ну сдрисни с моей кровати и вообще забудь дорогу к моему дому. Тем более меня там нет, какого черта? — Ой, да даже когда ты тут, ты только и делаешь, что меня прогоняешь. А ну пошел нахуй, хён, где хочу там и сплю, кого хочу того и ебу… Минутная пауза. Чонгук молчал от пышущего бешенства, Тэхён же — от смущения и конкретного непонимания. — А это тут причем? — решился все же поинтересоваться Тэхён, выползая из своего кокона теплого одеяла. Жарко стало, аж ладони непроизвольно вспотели. — Ну… ебу, не в смысле траха… — Все, спи, где хочешь и когда хочешь, еби, кого хочешь и как хочешь. Твоя жизнь. Адьос. Сброс. Утро вечера мудренее… «Утро вечера мудренее», — думал все это время Тэхён, до того как полностью не провалился в мир утешительного Морфея. Ким уже не раз в своей жизни пролетал по всем неудачам. У него, скорее всего, судьбой прописано на лбу огненное «лох», что сам не увидишь, а близкие запросто так не скажут. Но обычные неудачи быстро бы забывались и исчезали, не будь Ким таким болтливым. Его язык — враг его. И убедился в этом Тэхён в тысячный раз наутро. Трель будильника оповещала не только о восьми часах утра, но ещё и о том, что просыпать свои планы сегодня категорически противопоказано. Отложи Тэхён будильник на пять минут, не миновать беды. Но он не был бы Тэхёном, если бы не промахнулся пальцем, нажимая не на «отложить», а на «отключить», если бы не уснул ещё на добрые два часа. Открыв глаза и улыбнувшись яркому солнышку за окном, Тэхён даже не додумался проверить время. Ему казалось, что до будильника ещё далеко, ведь не слышны легкие шажки матушки за дверью, её приятный голосок, напевающий ободряющую мелодию, и такие еле уловимые похлопывания ладошкой по её бедрам. Хёрим спала, а значит, время и семи нет. Как же сильно Тэхён ошибался… — Твою ж, — вскрикнул он, попутно подпрыгивая на кровати, стоило ему посмотреть на дисплей телефона и распознать на нем ебанные десять часов утра. — Привет, отчисление, да здравствует, матушкин дом. Пары благополучно проебаны. Душа тяжела и возмущена, но вот совесть Тэхёна по-прежнему осталась непоколебимой. Что-что, а пропущенные пары её не сломят. Каждый уважающий себя студент хоть раз в жизни пропускал пары, так что стыдиться нечего. Тем более Тэхену, что только за второй курс, а точнее, только за два месяца учебы, пропустил уже более допустимого. Остается только молиться на благоразумие всевышнего и отключить, конечно же, телефон, чтобы в случае чего притвориться мертвым. План так себе. Но Тэхену нужно было срочно что-то придумать, вот только, раз в университет сегодня больше идти не нужно, то для начала можно и отоспаться как следует. Не упускать же такой драгоценный шанс. Звонок в дверь и неугомонные попытки сломить мешающую преграду перед собой малость пугали Тэхена. Да и незваные гости никогда не сулили ничего хорошего, тем более если эти гости настолько знакомые и носят имя Чонгук. Открыв дверь и увидев радушного Гукки за ней, Тэхён без стыда и совести поспешил ее закрыть, да так поспешно и неожиданно, что инстинкт Чонгука, срабатывая на автомате, пожертвовал рукой хозяина, что встретилась с дверью и перегородкой. — Твою ж мать! — завопил от невыносимой боли маленькое исчадие ада, так свойственно представителю низшей жизни, что по телу Тэхёна от басистой ругани прошли табуном мурашки. — Рука… руку… сука, Ким Тэхён! Оставлять свирепого друга по ту сторону двери было уже никак нельзя. От него исходило столько шума, что соседи, с коими Тэхёну ещё не предоставилось возможности встретиться, сразу припишут его к ряду всей той низшей ступени, где кроме наркоманов и алкашей водятся только проститутки, да и только. Пришлось на свой страх и риск запускать бушующего быка внутрь, награждая жертву смачным подзатыльником. — Ну раз руки лишние, то сходи и ампутируй. Хули в двери суешь на отсечение? — недовольно цокнул Тэхён, встречая гостя включенным светом и раздражением в глазах. — Да не смешно же, хён. Я руки не чувствую. Для Чонгука совсем не свойственно жаловаться на чтобы то ни было. Не в его это натуре уведомлять о своих болячках кого-то постороннего, даже такого родного, как Тэхён. Но ситуация, видимо, выходила за все рамки приличия, а разрастающаяся боль, что била по нервным окончаниям на левой руке Чонгука, и вовсе срывала крышу. Наблюдая за скрючившимся Чонгуком, который от боли чуть ли не по полу валялся да на стены лез, Тэхён душой смягчился, потому и смотрел уже не так раздраженно и холодно. А мысль «а ведь прихлопнул-то я нехило» и вовсе заставила Кима действовать непредусмотрительно. — Где? — подойдя вплотную, так, чтобы можно было внимательно рассмотреть место ушиба, Тэхён протянул руки к пуговицам школьной рубахи, и, начиная расстегивать их, нахмурившись, пробубнил. — Да не трогай ты! Скорее всего, просто ушиб. Приложишь лед, и все пройдет. Не раздувай из мухи слона. До конца справившись с рубашкой, Тэхён неохотно стал стягивать облегающие рукава с рук Чонгука, и только сейчас заметил, что они все ещё на пороге. Как-то глупо. — Иди пока в комнату, — скомандовал старший, обнажив верхнюю часть Чонгука от рубашки. — Я пока лёд принесу. Вид у руки, что испытала на себе покушение двери, выглядела из ряда «требуется срочная ампутация, медицина в этом бессильна». И понимая это, Тэхён лишь совестно прикусывал губу, стоя на коленях перед сидящим Чонгуком и не переставая держать у самого уязвимого места мешочек со льдом. Вину за случившееся парень явно испытывал, но признаться в этом — не в его духе. Извиниться… стоило бы, но гордыня уже давно зазналась и не позволяла Тэхёну идти на такой низкий, как ей казалось, поступок. Да вот только и Чонгуку всякие «простите-извините» не нужны. Уж точно не от его хёна. Вникая полной тишине, Чонгук лишь смотрел на свои руки: сначала на здоровую, а потом на посиневшую. Уже не было столь больно, как до этого, но вот горечь от случившегося все ещё витала где-то внутри и скребла парню бедное сердце. — Нужно к врачу, — сдался Тэхён, освобождая пострадавшую руку Чона ото льда. — Я не доктор, и у меня нет рентгеновского зрения, но там, — указывая прямиком в место ушиба, — либо перелом, либо ахуенно хороший ушиб. Не знаю. Одевайся. — Расслабься, — осипшим голосом ответил Чонгук, пытаясь поднять руку, но, испытав при этом острую боль, оставил эту затею. — Я. Сказал. Одевайся.***
Корейская медицина, благо, не подвела. Сделав снимок кости и ещё пару базовых обследований, уставший, но добрый и отзывчивый доктор пояснил Чонгуку и его «опекуну», что не так уж все и критично, как те думали. Без гипса в данном случае обойтись можно, но вот без наложения бинта возможно осложнение. Одно только «перелома, благо, нет» так обрадовало Тэхёна, что тот всю оставшуюся процедуру бинтования просидел, выжидая Чонгука, с счастливой улыбкой на лице — несчастье миновало. Был бы перелом, старший бы никогда не смог простить себя. Чонгук в дальнейшем планировал стать профессиональным баскетболистом, это Тэхён прекрасно помнил, а инвалидность ему явно была бы некстати. Да и как бы сильно Ким ни ненавидел это исчадие ада, в глубине сердца точно есть частичка друга, что не даст Гукки в обиду. Никогда. Вернулись парни домой ближе к одиннадцати часам ночи. Тэхён полдороги возмущался, как всегда оно и бывало, что смысла нет идти к нему и было бы разумнее Чонгуку отправиться к себе, на что получил одно ясное «мама узнает про руку — тебе пизды даст», что отметало все желания не впускать Чонгука к себе в обитель. Пришлось пристроить друга на ночь у себя. Уж лучше будет, если Джихён ни о чем не узнает, нежели за сына прибежит жопу рвать. Старшему весь вечер пришлось помогать Чонгуку, чтобы тот ни принялся делать: от снятия рубашки, до кормления токпокки, купленных в ночном ресторанчике возле дома. Нет, терпение-то у Тэхёна железное, лопнет, но не из-за подобной ерунды. Вот только Чонгук вёл себя подозрительно тихо, не капризничал и даже не пререкался, что не просто озадачило Кима, но и вывело малость из себя. Казалось, что находишься в компании не Чонгука, а хорошего друга. Понимающего. Добродушного. Неужели Гукки всегда таким и был? Или, быть может, повзрослел? Так или иначе, Тэхену подобные изменения в Чонгуке были ни к чему. Что-то внутри подсказывало, что это неспроста. — Так, а что ты сегодня вообще пришел-то? — первый вопрос, спустя получасового молчания, напугал Чонгука, покоившийся, как царь, на кровати, в то время, когда Тэхёну пришлось довольствоваться жестким полом, накрытым для удобства пледом, который ситуацию никак не смягчал. — Потому что кто-то ахуел и решил жить своей жизнью, — ответ тихий, умеренный. Не слышится ни насмешки, ни упрека, что настораживало Кима ещё больше. Нахмурив брови, Тэхен предпочел закончить их сегодняшний разговор. Развернувшись в другую сторону и поджав к груди колени, он лишь сладостно причмокнул языком и опустил веки. Завтрашние пары придется вновь пропустить, ибо оставлять Чонгука у себя дома одного — себе дороже. Чужие руки, покоящиеся на собственной талии, огромная нога, закинутая на бедра, и тяжелый храп прямо у самого уха — последние вещи в жизни, что хотелось бы видеть, просыпаясь у себя в квартире утрецом. Мало того, что от тесноты на кровати затекала рука, прижатая телом, так ещё и Чонгук — накачанное его тело — налегал так безбожно и напорно. Тэхён первые минуты по пробуждению смотрел на пол, где он уснул ночью, и на кровать, где оказался в итоге; на руки Чонгука, обвивающие его тело, и на свои обнаженные ноги, где поверх покоилась окорочка этого мудака. Многое не сходилось. Логика заторможена с утра или по жизни — неважно, главное — Тэхён откровенно ничего не понимал, и единственное, что его переполняло — злость. Предприняв первые попытки по освобождению своей тушки из плена сонного гостя, Тэхён запыхался — не получалось. Поёрзав снова, уже более усерднее и проворнее, он ягодицами достал до места Чонгука, что не просто стояло колом, но и зудело явно да вибрировало. — Всё, Чон Чонгук! — рев не человеческий — чисто звериный. — Беги, пока можешь, делай наследников, уебок ты ссаный. Пробудившись от не совсем ясной речи, Чонгук от сухости во рту противно стал причмокивать губами и облизывать их вялым языком. Разум ещё в плену сна, туман в голове не давал соображать нормально. Но вот тяжело дышащий Тэхён рядом говорил всё за себя. Это полный пиздец. Давно Чонгук не видел его таким злым. — Я, блять, тебе собственными руками оторву твой мизерный болт, если ты прямо сейчас… я сказал, свалил нахер от меня! Вот вам и доброе утро.