Необузданность всему виной

Новость о переезде Тэхена в Токио сказалась на Хёрим очередным сердечным приступом, который тут же прошел, стоило сыну добавить «это не обсуждается!». Уж что-что, но терпеть подобное безрассудство и спонтанное решение от человека, которого сама и породила, для Хёрим было слишком. Слишком было и для самого Тэхена. — Йа! Сопляк! — прижав правую руку к левой груди, а свободной — от души припечатав хорошую затрещину сыну, Хёрим пыталась своим настроем показать ошеломленному Тэхёну, что в этом доме последнее слово явно не за ним. — Ты как с матерью общаешься? В Токио? Диплом писать? Я тебе покажу этот диплом, сорванец. Осталось доучиться всего ничего, а он сбегает. Зачем, спрашивается, козе баян? — Мама! Ты не понимаешь… — Я не понимаю? Я всю жизнь только и делала, что входила в положения двух мужчин, которые меня ни во что не ставят. Хочешь уехать в Токио? Пожалуйста! Хочешь остаться без матери? Ради Бога! — Ма-а-а-ам, — новая сцена Хёрим ничуть не отличалась от тех, что бывали ранее. Только эта почему-то внутри Тэхёна пробуждала совесть, и значимость сказанного ею омрачилось густым туманом, как предвестник надвигающегося пиздеца. — Мой перевод уже одобрили. Пути назад нет. — Я все сказала, Тэхён. Расставляй приоритеты как хочешь. Я устала терпеть твой эгоизм. Уж лучше я протяну до старости лет одна. Если ты меня совсем не ценишь — езжай. Но взять и сделать задуманное не вышло уже по двум причинам: Хёрим и ее задетые материнские чувства, а также Джихён с новостью о Чонгуке. Вернувшись после тяжелого дня с университета, где решались вопросы о переводе в Токио, Тэхён в квартире застал встельку пьяных матерей, Хёрим и Джихён. Как в старые добрые времена. Мало того, что в гостинной воздух пропитался красным вином (а по сути галимым перегаром), повсюду были разбросаны детские фотоальбомы как семьи Ким, так и Чон, так и ко всему имеющемуся бурно обсуждались вопросы, которые по неизвестным причинам стали открыты и для них. — И понимаешь, я люблю Чонгука. Даже после его признания. Он мой сын и… не могу отказаться от него только потому, что он любит мальчиков. Я спросила у него сегодня «а как же внуки?», а он, дабы мне угодить, «усыновлю. Я буду лучшим отцом для него, а ты — бабушкой». Он так волновался, сам не свой уже какую неделю ходил, а дело все в его ориентации. Да плевать мне с высокой колокольни, кого он там любит, главное, что он мой сын и я его люблю таким, какой он есть. Хёрим с Джихён не сразу заметили появление третьего слушателя в их компании, потому и продолжали обсуждать накопившиеся за несколько дней разлуки новости, запивая их любимым вином и поддерживая друг друга словами. — Если бы мне Тэхён принес такую новость, я бы… тоже приняла. Какого бы они не выбрали, это сугубо их выбор. Да и по себе знаю: сердцу не прикажешь. Вот только он о своей личной жизни вообще, кажись, заботиться не собирается, переводиться собрался, в Токио. Рявкнула на него сгоряча, уже и отказалась от него словесно, но сама понимаю, что не смогу. Не могу отпустить его в свободное плаванье, ну вот сердце на части разрывается. Это же, если он уедет, я совершенно одна останусь. Хоть и понимаю, что не смогу быть рядом всю жизнь, но как-то… — Так Тэхён еще не уехал? — Нет. Мы поругались с ним вчера, как он от вас пришел. Я добро не дала. А что такое? — Чонгук вчера… — Джихён замялась даже с тем фактом, что вылито в нее было более литра алкоголя и язык был развязан пуще некуда, но все же женщина решилась продолжить, подливая вина в оба бокала. — Все и началось с того, что Чонгук плакал. Я как мать выпала при этом зрелище, ибо его фиаско в баскетболе так сильно сломало его, и я уже было начала пугаться, вдруг он что-нибудь с собой сделает. Но причина была далеко не в падение в игре, а в Тэхёне… Чонгук признался, что влюблен в него, так плакал, что я не совсем разобрала с первого раза. Потом уже, когда успокоила его, он более-менее объяснился. Так и так, говорит, гей и никого кроме Тэхена так сильно не люблю. Сегодня вообще сам не свой. Да и Чонгук сказал, что Тэхён вчера улетел в Токио. Ну и конечно же просил, чтобы это осталось в кругу семьи. Но просто, если Тэхён все еще здесь, я хочу поговорить с ним. Что бы ожидало Тэхёна при разговоре с Джихён предугадать заранее было невозможно, а узнавать лично — не предоставился шанс. Что побудило Тэхена к мысли, решить все раз и навсегда с Чонгуком, было непонятно ни для кого. Просто человек, привыкший убегать от собственноручно построенных проблем, вдруг взял и осмелился выйти из зоны комфорта. Уже знакомые двери на удивление закрыты на щеколду с внутренней стороны домы. На непрекращающийся долбеж ноль внимания изнутри, отчего приходится брать волю в руки и, сдерживая свои страх и сомнения в себе, продолжать долбить. И после пятиминутного дебоша двери все же были открыты сонным Чонгуком, который не сразу понял, кто стоит по ту сторону двери и кто его уже крепко-крепко обнимает, отнимая кислород. — Прости, — Тэхён от волнения и переполняющего его страха не мог доступно и внятно говорить, то и дело дрожа и задыхаясь. — Давай попробуем… После чего еще крепче сжал в своих объятиях, уверенно зарываясь длинными пальцами в копну каштановых волос друга. От неожиданных действий и самого факта здесь пребывающего в его квартире Тэхена Чонгук на пару мгновений выпал в осадок. Не было ни грамма радости на лице, ни сожаления, ни разочарования. Лишь две темные пуговки и застывшие приоткрытые губы на сонном лице. Чонгук безмолвно отстраняет от себя Тэхена, пытается сквозь его глаза заглянуть в самую душу, оголить уже тот фитилек, что побуждает друга к подобным действиям. Хёну уже просто-напросто нельзя верить. Сколько бы Чонгук не пытался убедить себя в светлости его разума и искренности чувств, каждый раз получал по носу захлопнувшейся дверью, как символ недозволенности. Тэхён умеет дразнить и давать попробовать лишь на кончике языка, а после, завидев горящие пламенем глаза, сливается с поля зрения хищника и делает вид, будто ничего и не было. Эгоистично и жестоко. Чонгук устал из пепла возрождать свое былое, только Тэхену принадлежащее девственное сердце. Оно не Феникс и из пепла восстать не в силах. Для его возрождения приходится прикладывать максимум усилий и не без помощи самого виновника уничтожения. — Ты не в Токио… — совсем тихо прошептал Чонгук, больше для себя, чтобы удостовериться в реальности событий. — Что попробуем? Из уст Чонгука слова прозвучали настолько грубо и сухо, что Тэхён от непривычности звучания потерялся. Затушевался от беспамятства и ударил Чонгука слегка в солнечное сплетение, «не будь таким» шепча. — Сначала ты даешься, а потом сбегаешь. Считаешь мои чувства несущественными, будто ими можно вот так, как ты, играться. Я не железный, Тэхён. Так, что попробуем? — Как я мог что-то тебе обещать, когда и сам не понимал, что происходит. Я и сейчас до конца не могу разобраться в себе, но одно понял: хочу рядом быть всегда, хочу снова чувствовать что-то необыкновенное, когда ты… когда ты… Признаться в собственных желаниях означало сдаться и признать поражение. Капитулирован не с целью дальнейшего уничтожения, Тэхён в плену у собственных чувств и, кажется, их пора принять. — Когда я что, хён? Обнимаю тебя, целую? Натуралам не нравится получать подобное от геев. — Пошел ты на хуй, Чон Чонгук! — на несколько мгновений Тэхён был пленен яростью и гневом, что не смогли пройти мимо в случае насмешек и непонимания со стороны младшего. Пусть выгоняет или дает четкое «нет», но не издевается. Чего только стоило Тэхену придти сюда, смириться с тем фактом, что ему, кажется, нравится Чонгук и признаться в этом спустя пару мгновений после осознания. — Хён, — наглая и до жути противная ухмылка на лице Чонгука сменилась на искреннее сияние кроличьей улыбки. — Я с удовольствием пошлю тебя на хуй. Только свой. Буду посылать каждый день. Как тебе такой вариант? — Ты долбоёб? — Я просто тебя люблю. Люблю Тэхён-хёна и передать не могу словами, как я рад, что ты не улетел. Я… я так разозлился на тебя, что ты сбежал, но вот, стоило тебе снова появиться рядом со мной и я не могу сдержаться. Впервые Тэхён, кажется, увидел горючие слезы юноши, что ранее скрывал одно их упоминание и всегда казался железобетонным. Не сказать, что и сейчас Чонгук грустит. Если он и плакал от боли вчера, то сегодня плачет от счастья. Он ждал Тэхёна так долго, подавлял в себе любые позывы чувств и делал так, чтобы хёну было комфортно рядом с ним. Даже когда очень хотелось — прикоснуться или просто быть немного ближе, — Чонгук думал в первую очередь о том, будет ли Тэхёну с ним комфортно как и прежде. Поддавшись вперед, Чонгук одним резким телодвижением заключил растерянного от увиденного Тэхена в крепкие объятия, утыкаясь мокрой щекой о его плечо. Теперь можно развеять все оковы и пуститься в свободное плавание. Дышать стало намного легче. — Просто пообещай не уходить от меня больше, как это сделал ты вчера. Я не прошу от тебя той вечности, но… давай попробуем. Я так люблю тебя, хён. Люблю, понимаешь? — Понимаю, — лаконично ответил Тэхён, носом зарываясь в копну каштановых волос и вкушая такой родной запах схожий с какао и кофе, который ранее был не столько значим. Оказывается, когда любишь, перед носом открываются двери многих обыкновенностей, которые при серой жизни не имеют и грош значимости. Чонгук всю свою сознательную жизнь пах горьким шоколадом, чего Тэхён ранее и не замечал, а сейчас упивается вседозволенностью. Принять, как данное, тот факт, что человек, с детства капающий на нервы и выпивающий всю человеческую кровь, вдруг стал тем, от кого хочется принимать ласку, укутываться теплом и всегда быть рядом, слишком сложно. Тэхену казалось по началу зарождения необъяснимого пиздеца, что он временный и вскоре все встанет на прежнее место, но вот, стоя в обнимку с другом, осознает, что как раньше ничего не будет. По крайней мере внутри от серости и сырости не останется и следа. Отныне такое ванильное «бабочки в животе» обретает очертание и ко всему имеющемуся хочется идти вперед рука об руку с человеком напротив. Если это еще не та безжалостная любовь, то симпатия — точно. Остается только смириться и с гордо поднятой головой нести одну на двоих привязанность так, чтобы в конечном счете она переросла в нечто большее, то, что пока остается в неведение. Тэхён Чонгуку в тот вечер ничего не обещал. Сошлись на обоюдном «пусть все идет так, как и идет». Перевод в Токио отменить было нельзя. А если и можно — то пришлось бы начинать все с начала. Хёрим первое время не разговаривала с собственным сыном, все дула наигранно свои губы и взгляд уводила каждый раз, стоило Тэхёну подойти к ней и попытаться поговорить. Но перед отъездом материнские чувства все же вывели ее на финишную прямую и заставили женщину простить. Абсолютно всё и всех. — Не забывай мне писать, — не унималась Хёрим в аэропорту, поглаживая сына по голове, загрязняя своими ладонями уложенные пряди волос. — А лучше звони. — Хорошо, мама, — уже который раз за это утро Тэхён сказал «хорошо» и «не переживай». Уже скоро вылет в страну настолько удаленную от дома, родных и друга, к которому сердце рвется так бешено, что вот-вот проломит от волнения не увидеть перед отлетом его грудную клетку Тэхена. Джихён написала, что они опоздают из-за образовавшейся пробки в центре Сеула. Но неужели они так и не успеют? — Тэхён! — из толпы послышался родной голос Чонгука с дрожанием и хрипотцой, видимо, бежал целый марафон. Оставив сумки с матерью, Тэхён двинулся в сторону с большой концентрацией тепла, и не прогадал, сразу врезался в Чонгука, утыкаясь носом тому в ключицу и обвивая его корпус руками да сильно прижимая к себе. — Йа! Я же просил выдвинуться пораньше, — начал с обвинений Тэхён. — Какого хуя, Чон Чонгук? Я вылетаю через 10 минут. — Ты знал, что когда злишься у тебя нос морщится как у котенка? — А ты знал, что кто-то лишается вида этого носа аж на год? — отстранившись от Чонгука, Тэхён хотел в последний раз вдоволь наглядеться очертаниями лица друга, вкусить его природного запаха, смешанного с нотками шоколадного геля для душа, и отложить в укромный уголочек памяти этот взгляд, пожирающий все живое. И пока Тэхён безмолвно смотрел на друга, тот в свою очередь копошился с чем-то на своей шее и, справившись с целью, снял серебряную цепочку, на которой висел маленький кулончик в форме баскетбольного мяча. — Отдашь, когда я вернусь к тебе, — с кроличьей улыбкой на лице, Чонгук потянулся ближе к другу, позволяя себе при поодаль стоявшей Джихён чмокнуть смущенного друга в шею, за мочкой уха, и застегнуть цепочку на чужой шее. — Ты всегда был моим талисманом. Мне другой не нужен. Буду побеждать только с тобой. Скоро увидимся, верно, хён? — Верно, — широко улыбнулся в ответ Тэхён, теплом восполняясь от подаренного талисмана. — Чонгук, я… да, ладно. Буду ждать тебя в Токио. Мне пора. — Стой, — даже слыша на фоне об объявленной посадке, на которую опоздай Тэхён улететь сегодня уже не сможет, Чонгук настоятельно притянул друга к себе, сократил расстояние между их лицами до минимума и, не сводя взгляда с удивленных глаз Тэхена, вновь сказал это: — люблю тебя. Даже присутствие двух матерей, что только что встретились друг с другом и со слезами на глазах уставились на них, не остановило Чонгука перед неутолимой нежностью. Он как-никак лишается своего излюбленного хёна на промежуток, от одного упоминания которого сводит конечности. Губы у Тэхена мягкие и сладкие от уже выветрившийся гигиенички. Чонгук мнет чужие губы в невинном поцелуе, не лезет языком вглубь, а лишь наслаждается губами хёна и улыбается сквозь. — Кажется, у тебя предстоит долгий разговор с Хёрим, — напрощанье цмокнув оцепеневшего Тэхена в кончик носа, Чонгук с гаденькой ухмылкой смотрел на задний фон, где от навернувшейся картины Хёрим стояла, как немая рыба в воде, то и дело открывая и закрывая рот, а Джихён утирала с щек слезы счастья за своего сына. — Тебе пиздец, — затылком ощущая пронизывающий взгляд матери, Тэхён благодарил всех богов, что он вновь может убежать от проблем, ибо скоро вылет, а разговоры можно перенести на потом. — И что ты сделаешь мне? Я в другом городе, — усмехнулся Чонгук, последний раз обнимая хёна так крепко и отчаянно. — Как-нибудь ночью позвоню тебе по видеосвязи, я буду в комнате один, на мне будет всего-лишь… — Хён! — не выдержал Чонгук, закрывая насильно ладонью рот Тэхена. — Ты опоздаешь. Иди! — И хер ты прилетишь. А если прилетишь, не сдав экзамены, я не открою тебе дверь. Ты меня услышал? — Я буду скучать, хён. — Я тоже буду скучать. Разговор с Хёрим так и не состоялся по двум причинам: страх Тэхена не давал возможности начать первому и запой самой матери с подругой, чье сердце ликует и пляшет ламбаду от счастья собственного сына. В такие вечера, когда женщины собирались вдвоем, Тэхён пытался не брать трубку. Одного раза было достаточно, чтобы вновь вспомнить былое и возненавидеть семью Чон, как в старые добрые времена даже через расстояние. Хёрим тогда встельку пьяная расплакалась и дала добро на их с Чонгуком отношения, а на утро, стоило Тэхену упомянуть вчерашний разговор, она само собой ничего и не вспомнила. Джихён же, когда Чонгук звонил Тэхену по видеосвязи, призналась Тэхену, что Хёрим уже давно смирилась со сложившейся ситуацией и что безумно скучает по нему. И с принятием самого себя Тэхён принял и Чонгука. Он принял все как должное, живет лишь одним днем, днем когда они вновь встретятся. — Проебаться с экзаменами, как последняя мразь, Чонгук. Это вообще не смешно, ты хоть понимаешь, что теперь тебе незачем приезжать в Токио. Ни один универ не возьмет тебя, даже с тем фактом, что ты в прошлом звезда баскетбола. Мы ведь договорились, что ты год пашешь, как не в себе, сдаешь эти ебанные эказмены и приезжаешь ко мне. Что теперь собираешься делать?! — Тэхён по телефону не может передать весь спектр своего гнева, даже с повышенным голосом до Чонгука не может дойти вся та агрессия, предназначенная лишь ему. Сегодня у Тэхена был последний репетиционный день перед защитой диплома. Дали два дня выходных чисто для себя, чтобы студенты могли отдохнуть, набраться сил и энергии, а с новым днем недели защитить то, во что было вложено столько сил и нервов. Тэхён, прогуливаясь от универа до съемной квартиры, решил позвонить Чонгуку. У того сегодня был последний экзамен и, зная, что предыдущие три Чон благополучно провалил, вся надежда была возложена на последний. Но и этот Чонгук завалил. — Успокойся, Тэхён. Не все так плохо, как кажется, — по ту сторону трубки раздалось тихое копошение. — Все просто хуево, Чонгук. Я разочарован. — Почему ты все еще не дома? Уже поздно. — Да пошел ты. Я в отличие от некоторых пашу. Ладно, позвоню потом. Ты испортил мне все настроение. Пока. И не дождавшись ответного прощания Тэхён отключился. От Чонгука можно было ожидать все что угодно, но провал в учебе, от которой зависело многое, вышел для Тэхена больнее прочего. Их разделял целый год. Тэхён думал, что время — ерунда, но на деле оказалось невыносимо. Невозможность вырваться домой, увидеть родные лица в живую, обнять до чертиков каждого била по душе. А теперь ко всему пиздецу прибавился провал Чонгука, что говорило лишь об одном — снова безвыходная разлука. Уже у дома Тэхён от разрывающей обиды поникнул настолько, что не сразу заметил мирно сидящего парня на лестнице у двери. Даже на такое родное «хён» отклика никакого не последовало, ибо затмевающие разум мысли не давали возможности находиться в реальности и принимать ее как данное. — Ты меня очень сильно разочаровал, — на автомате Тэхён все же ответил на такое жалостливое «хён» от Чонгука, сел рядом с ним и, тяжело вздохнув, положил голову на плечо друга. — Я так хотел вот так вот сидеть с тобой, когда ты, уставший после тренировок, будешь приходить домой. Так хотел просто быть рядом и наслаждаться твоим триумфом, а ты… — Хён. — А ты… — Тэхён подпрыгнул на месте сразу же, как рука Чонгука медленно обхватила его и сплела пальцы в замок. Видеть впереди себя Чонгука такого софтового и домашнего в реальности было сказочно. Что-что, но такого поворота событий Тэхён точно не ожидал. — Ты что здесь делаешь? — Сижу, хён, — по-кроличьему улыбнулся тот, в секунду оказываясь рядом с Тэхёном и крепко обнимая его после столькой разлуки. — Жду тебя. Господи, Тэхён ты всегда был таким мягким? — Сидишь? Ждешь? Ты, придурок, что здесь забыл?! Какого вообще ты творишь? — не унимался Тэхён то и дело вздрагивая при каждом новом касание друга. — А как же… учеба, на которую ты благополучно забил, скотина?! Прилетел лично получать леща от меня? Ну правильно сделал, ибо я так зол на тебя Чонгук! Так зол. — Хё-о-о-он, — пролепетал Чонгук, пытаясь своим взглядом ментально притянуть взгляд Тэхена и успокоить его одним лишь: — Мои документы уже приняли, хён. Для них будет честью обучать такого ученика, как я. А еще они надеются, что со мной в лидерах они вновь выйдут на первое место в баскетболе. Ты счастлив, хён? Глядя в глаза напротив, Тэхён впитывал в себя каждое слово Чонгука, пропускал внутривенно их и от переполняющего счастья за налаженную жизнь друга не мог больше сдерживаться. — То есть ты напиздел мне про свои экзамены? — Ну немного напиздел. С кем не бывает. — Получается, ты снова будешь играть? — Я буду побеждать, Тэхён. Теперь ведь у меня есть ты. Целый. Невредимый. Мой. Учеба в новом месте, в новом городе, под крышей с единственным излюбленным хёном казалась раем для студента, чьи навыки в игре баскетбола были замечены на первом же отборочном занятие. Чонгук поступил с целью вырваться в мировые лидеры, показать себя как настоящего баскетболиста и достичь детской мечты. Только вместо того, чтобы шаг за шагом целенаправленно достигать высот, Чонгук за раз убил двух зайцев: сошелся с человеком, чьи думы были посвящены последние годы жизни, и, конечно же, перешёл в сильнейшую команду Токио по баскетболу. Джихён как-то раз расплакалась после очередной девичьей вечеринки, проведенной с Херим, и призналась сыну, что безмерно счастлива за то, что Чонгук именно ее сын и что он наконец-то обрел любовь. Сказать, что женщина не права — солгать в первую очередь себе, плюнуть в лицо судьбе и как минимум отвернуться от Тэхена. Чонгук с каждым днем все больше и больше влюбляется в своего хёна, как взрослый мужчина принимает в себе те зарождающиеся чувства, которые отныне с Тэхеном они делят на два. Тэхён защитил свой диплом на отлично. Теперь он специализированный сотрудник в развивающейся компании. И каждый вечер после работы, возвращаясь домой, Тэхён дожидается на лестничной клетке своего друга, дожидается и от переполняющего счастья внутри не может сдержать улыбки. Чонгук отныне не просто друг детства, который сквозь время остался рядом, Чонгук именно тот человек, которого сердце принимает как свою половинку, наполняет его кислородом и соединяет в один такт ритм двух сердец. — Я люблю тебя, Чонгук, — при очередной встрече впервые признался Тэхён, впитывая в себя Чонгука целиком и сливаясь с ним воедино.