Необузданность всему виной

Тэхен был уверен на все сто один процент, что триумф в токийском матче одержит команда из Сеула. По его скромному мнению, иначе быть не могло лишь потому, что играет в «ЛионКинге» не кто иной, как Чон Чонгук — единственный игрок в своем роде, который не только на словах умел удивлять Кима, но и отлично справлялся с поставленной миссией на деле. Чонгук всегда добивался своего, какой бы тернистый путь не ожидал его у ворот мечты, он добивался и доказывал всем смотрящим на него, на что способен. В особенности его кры́ло от одного зрителя своей жизни, который с детства ни разу не изменил ему, оказывая моральную поддержку со стороны и подбадривая изо дня день своим существованием. Если бы не Тэхен, Чонгук бы не добился всего того, что имеет… 3:0 в пользу команды из Токио. «ЛионКинг», заполнивший баскетбольную площадку своими падшими мечтами, разорван в клочья. Нет больше целей, связанных с баскетболом и карьерным ростом, потому что это игра была единственным шансом для школьников сделать шаг на встречу к мечте, на встречу к знаменитости. Но поражение дало сбой в системе, после которого навряд ли кто-то из команды сможет оклематься и, несмотря на все падения, дойдет до победы. «Не конец жизни», — пытался поднять дух ребят тренер Ли, сам мало веря своим же словам. Он больше не увидит этих ребят в спортзале, не проведет у них тренировку и не надает нагоняев за халатное отношение к игре. Не будет всего этого, потому что все они оканчивают школу, оставляя после себя череду побед и одно фиаско. «Вы были лучшими из лучших, — не унимался тренер по пути на Родину, — школа запомнит вас как победителей». На финальную игру не пришел талисман команды. Тэхена ждали все, до единого, держа в руках для себя значимую вещь; понадеялись на никогда не опаздывающего Кима, но так и не дождались. Как оказалось позже, он и вовсе не пришел на игру, покинул их раньше положенного и за день раньше улетел в Сеул. Больше всех уход Тэхена подкосил Чон Чонгука, который на игровой площадке без него потерялся, в миг забыл, как играть, то и дело, совершая ошибку за ошибкой. Его поведение было непозволительно на данном этапе его жизни. Он, можно сказать, совершенно не думал о других, упиваясь собственным горем, смотрел вперед, но видел неизвестность, пустоту. Даже Джиха во время игры пытался всеми силами разбудить Чонгука из непробудного сна, старался докричаться до игрового состояния Чонгука, но остался где-то позади. Для Чонгука Джиха — пятно, мешающее сосредоточиться на своих мыслях, все остальные — сплошные отголоски реальности. Чонгук подвел не только команду, он подвел в первую очередь себя. … Тэхен всю прожитую неделю без Чонгука высох, сам не понимая как. Вроде, Сеул заряжал недостающей энергией, матушкина еда возвращала утерянный аппетит, из-за чего щечки за раз вернули былую пухлость, вот только все равно Киму не жилось на старом месте так, как было до отъезда. В первую очередь, узнав, что Чонгук вернулся пораженным токийской командой, хотелось ринуться, что есть мочи к другу, прижаться, как бывало в минуты затмения, и уверить, что все хорошо, все впереди. Но чувство стыда не позволяло ступить за порог чужого дома. Тэхен слабак. Всю жизнь был им. Ему сложно придти к другу и посмотреть в глаза, наполненные болью и разочарованием. Чонгук верил в свой талисман, но тот в самый важный момент жизни покинул его. Непростительно. Низко. У Тэхена не найдется ни одного оправдания, которое, по сути, и не нужно никому. Все, что нужно сделать Тэхену — пересилить собственное «Я» и придти, заглянуть в глаза друга и сказать все, как есть. Это лучшее, что может сделать Ким, а для Чонгука это жизненно необходимо, ибо высох всего за неделю не один Тэхен. Наплевав на все ранее поставленные собой запреты, Тэхен, на ночь глядя, перешел дорогу, обессилено постучался в знакомые двери и встретил Джихён виноватым взглядом. Женщина же явно была рада видеть Тэхена на пороге своего дома, пусть на дворе и стояла глубокая ночь, и им был прерван седьмой сон. Женщина, как в воду глядела, — знала и верила, что Тэхен зайдет, не оставит ее сына наедине со своими дурными и убивающими собственные представления о мире мыслями, и потому впустила скукоженного от неловкости Кима и предложила чай, одобрительно приняв отказ. Оказывается Чонгук, со слов его матери, перестал посещать школьные тренировки, ссылая свои пропуски тем, что больше незачем посещать то место, которое вскоре и вовсе придется забыть. Давить Джихён не стала и оставила все, как есть. — Он убивается на пустом месте, — провожая Тэхена до комнаты сына, непонимающе возмущалась мать. — У него большие перспективы, впереди университет, а там-то уж он покажет всем, кто есть, покажет, кто такой Чон Чонгук! На что Тэхен непроизвольно улыбнулся и пожелал женщине приятных снов. Чонгук крепко спал на одной половине кровати. Оставил место рядом с собой, будто чувствовал, что предстоит принять гостя в собственных стенах комнаты. Но Тэхен не спешил ложиться рядом, как сделал бы это раньше, не задумываясь. Ему все еще неловко перед самим Чонгуком, и это чувство не оставляет его даже с тем фактом, что все возможные укорители спят, не видят провинившихся его глаз и явно не обвиняют. Лишь приблизившись, Ким тяжело вздохнул, присел на колени и вложил свою ладонь в раскрытую и будто жаждущую объятия руку друга. Сжал. Внезапно, не открывая глаз. — Почему пришел только сейчас? — осипшим после сна голосом Чонгук вызвал в Тэхене ряд противоречивых чувств, одновременно своим поглаживанием большим пальцем по тыльной стороне ладони друга вызывая у того табун мурашек, так внезапно и предательски его подставивших. — Дождался момента, — на деле вышло хуже, чем планировалось: с дрожанием в голосе и мелким заиканием. — Не смог… Виновато. В самое сердце. Бесцеремонно Чонгук за руку притянул друга к себе и, подстроив его под себя, навис сверху. Глаза в глаза. — Я не мог придти, хоть и хотел. Безумно хотел придти к тебе и услышать твое «это фиаско, братан». Думал, мне станет в разы легче, если бы ты первым постебался надо мной. Но… до тебя было столько людей с разочарованием во взгляде, что теперь даже твой стеб не спасет ситуацию, — выпалил на одном дыхании Чонгук, так и нависая сверху друга и протирая в его иступленном взгляде дыру. В глазах напротив явно читалось негодование, смешанное с чем-то непонятным и ранее неизведанным Чонгуком. Тэхен одним своим молчанием вызывал в Чоне бурю эмоций, которые сдерживать после стольких жизненных потрясений было невозможно. «Прости», — с губ Тэхена сходит совершенно беззвучно, но читаемо. Чонгук многое хотел услышать от друга, но уж точно не слова сожаления. Отступая назад он лишь грезил об одном — вернуть заплутавшего в дребезгах всего того говна Тэхена, поставить перед собой и омыть святой водой, потому что сейчас он несет полную чушь, верить в которую Чон отказывается. Отдаляясь от Кима все дальше и дальше, он боялся убежать настолько, что получившееся расстояние затмило бы рассудок и исказило прекрасное нечто, что сейчас видит перед собой Чонгук. Еще одно телодвижение и он окончательно оставит Кима одного на постели, но последний неожиданно подается вперед, сплетает свои длинные руки в замок на затылке у Гука, вписывается своими губами в губы напротив, мажет, но не теряет уверенности, продолжая следовать плану. У Тэхена губы на вкус сладкие, как плавленая карамель. Сминать их в мягком, по-детски нежном поцелуе казалось из ряда прекрасных. Но, проникая языком внутрь и чувствуя отдачу, вседозволенность, что Тэхен афиширует так явно, Чонгук тушуется. Поверить в реальное расположение дел слишком сложно для человека, который постоянно искал тактильного контакта с другом, но получал вечные отказы. Чонгук отстраняется на мгновение, уточнив свою вседозволенность, и, получив на мутный вопрос в глаза разрешение, вливается в долгожданный омут похоти. Если бы Тэхен всегда был таким молчаливым и податливым, Чонгук бы, наверное, был самым счастливым человеком на планете, как минимум, ибо насладиться его телом за раз невозможно, чисто морально. Хочется больше и еще. Опаляя горячим дыханием шею Кима, Чонгук принялся изучать миллиметр за миллиметром тело друга, его приторность кожи и нежность, что всегда была присуще точно не представителю мужского пола. Плевать. Чонгук давно смирился с тем фактом, что Тэхен многим походит на девчонку. Зато ни одна девчонка и рядом не стояла с его хёном. При этой мысли Чонгук непозволительно больно укусил Тэхена за пульсирующую на шее венку, безмолвно извинился, зализывая кровоточащее место, и принялся дальше постигать неизвестное и одновременно прекрасное. Тэхен отдается полностью. Не жалея ни о чем. По крайней мере, сейчас. Ему приятно от прикосновений друга настолько, что глаза закатываются от наслаждения, хочется большего, и оттого изнутри вырываются тихие поскуливания, которые не остаются незамеченными. Чонгук лишь при их появлении начинал посасывать определенные участки кожи более усердно, руками очерчивал мягкость бедер и боялся одного — спугнуть. Спускаясь все ниже и ниже, Чонгук свободной рукой оголил впалый живот Кима, посмотрел исподлобья на то, как по-блядски тот закусил губу, и оставил россыпь поцелуев на нежном участке кожи ниже пупка. Ким Тэхен — творение Всевышнего. Ким Тэхен — тот, кому стоит поклоняться. Приспуская домашние штаны Кима и замечая горящие от смущения щеки, Чонгук поднялся до уровня его лица и так успокаивающе спросил: — Доверишься мне, хён? Пути назад нет — все, что понимал в данный момент Тэхен. Если он позволил другу начать, стоит дать и закончить. К тому же возбуждение, что нещадно мучает член, само не снимется, да и нежные поцелуи нетерпеливого Чонгука внушали доверие. — Можно, — томно и сладко, из-за чего Чонгука ведет. Теперь ему можно все, о чем раньше позволялось только грезить. Ким Тэхен больше не является объектом вожделений, до которого и дотянуться было невозможно, вместе с его «можно» рухнули все сдерживающие Чона цепи, выпуская наружу годами сдерживающуюся страсть. Глубокий поцелуй, от которого Тэхен не мог сдержать тихого всхлипа, исходящего откуда-то изнутри, был каким-то звериным. Чонгук и не целовал будто его, а пожирал, всё не имея возможности насладиться вдоволь, языком блуждал в чужом рту, то и дело посасывая такие сладкие и мягкие губы. Да, именно! Чонгуку явно не хватало Ким Тэхена полностью, не хватало его присутствия, а также этих манящих и сочных губ, от которых оторваться ровнялось предательству. Ему лишь нужно еще и еще, Чонгуку нужно больше. Крышу сносит обоим одновременно. Чонгуку становится чисто морально плохо потому, что плод запретного вдруг дал попробовать себя на язык, поделился своим ядом и теперь его хочется сожрать. Обглодать до истощения и, дождавшись малейшего восстановления сока, вновь выпить его. Тэхену же дурно от происходящего, от переполняющих чувств в данной момент и от желания, что с каждым прикосновением друга возрастает до бесконечности. Еще неделю назад он не мог понять, что происходит там, внутри, застукав Чонгука с Джиха, но сейчас в бреду начинает накручивать. Чонгук стягивает с себя домашние штаны вместе с бельем, откидывая их на пол, подальше от себя, разводит длинные ноги Кима в стороны и поудобнее устраивается меж них. Тепло и слишком нереально. Член от такой близости болезненно пульсирует, сочится природной смазкой и требует проникновения, потому что рядом с Тэхеном в таком положении иного не дано. Нежный поцелуй в ключицу перед самим проникновением и такое тихое «прости», наводящее на Кима панику. — За что? — охрипшим голосом спросил Тэхен, запуская ладонь в темную копну волос друга. И ответ приходит моментом позже, когда Чонгук начинает медленно входить, обильно смочив перед этим задний проход друга слюной. Неприятно и пока что не больно — все, что понял Тэхен, почувствовав друга внутри. Но какого же было его разочарование, стоило Чону создать медленный ритм, то и дело с каждым толчком все больше и больше растягивая Кима и проникая глубже. — Больно, — вместе со стоном выкинул Тэхен, вцепляясь в массивные плечи Чонгука пальцами, после которых явно останутся следы-полумесяцы на неопределенный срок. — Чонгук, больно! — уже громче оповестил того Ким. Но остановись Чонгук сейчас, навряд ли доведет себя до нирваны и покажет Тэхену то прекрасное, от чего тот отказывался столько лет. — Прости, — все, что смог сказать Чонгук, втрахивая друга в собственную постель. Первый всхлип и слезы, ручьем стекающие по горящим щекам Кима не остановили Чонгука на полпути. Ему очень жаль, что так все получается, ведь последнее, что хотелось бы сделать Тэхену, так это причинить ему боль. Но вот уже под усталью мышц Чонгук находит нужный угол, задев простату, ощутил чужую дрожь по телу и напряжение. Еще пару махинаций и Тэхен сам безвольно стал насаживаться на член друга, скрестил пятки на его пояснице и вгрызся в шею, показывая физически насколько ему ахуенно. Они слились воедино, как инь и ян. Чонгук, что годы сдерживался, и Тэхен, не до конца разобравшийся в пожирающих мыслях, что в настоящее время отошли на второй план, выпустили семя любви одновременно, оседая на постели безжизненным осадком. Тэхен ахуенный. Всегда таким был. И Чонгук, зарываясь носом в изгибе его шеи, до хруста в ребрах сжал его в своих объятиях. — Я люблю тебя, хён, — устало, но искренне тянет Чонгук. — Так люблю, что никогда не отпущу… Утро для Чонгука наступило настолько неожиданно, что отсутствие Кима в собственной постели не сильно было заметно по пробуждении, даже спустя пару минут в отступающей дреме Чон не паниковал. Токио. Падение. Дом. Тэхен. Секс. Секс! Чонгук подскочил в кровати, вспоминая свершившееся ночью. Но где, черт побери, сам Тэхен? Неужели испугался произошедшего? Напридумывал себе лишнего, что в принципе в его стиле, и сбежал? Закрылся дома и изолировал себя от чужого общества? Тем более от общества Чонгука? Непозволительно. Чонгук, вкусив запретное, навеки заклеймил себя Тэхеном. Один раз Тэхен — навеки Тэхен. Натянув на себя найденные на полу домашние штаны, Чонгук спустился вниз на кухню, где уже с утра у плиты стояла выспавшаяся Джихён и готовила что-то аппетитное. — Где Тэхен? — вместо доброго утра спросил Чон, ошарашено осматривая гостиницу и холл. — Где он? — Он, разве, не с тобой? — видимо Джихён побег Кима так и не застала, учитывая, что встает женщина довольно рано изо дня в день и явно могла заметить уходящего гостя. Но нет. — Я проводила его ночью до тебя и больше не видела. Видимо, ушел домой. А что случилось-то? Вы поссорились? — Нет, — отрезал сын и убежал снова наверх. Неужели Тэхен и правда сбежал, после проведенной ночи вместе? Вот так взял и сбежал… Уму непостижимо. Чонгук собрался звонить исчезнувшему другу и всем своим недовольным голосом показывать ему, как тому неприятно поведение старшего, но не приходится, ибо на дисплее телефона высвечено сообщение, отправленное Кимом в три часа ночи. От кого: Хён (3:31) Наверное, стоило раньше сказать о моем отъезде за границу. Но, думаю, ты взрослый мальчик и примешь мое решение с пониманием. Я перевелся на оставшиеся годы обучения в Токио, сказали, так я наберусь больше опыта и еще… обдумаю случившееся. Не подумай, что я жалею, Чонгук. То, что было между нами, останется при нас. Я буду искренне рад, если ты в следующем году запишешься в универе на баскетбольный кружок и покажешь всем, кто есть Чон Чонгук. Скорее всего, тебе придется найти нового талисмана, ибо я не справился со своей задачей. Мне жаль, что пришлось оставить тебя после всего, что произошло, но, думаю, так будет лучше. Надеюсь, ты согласишься со мной и не будешь долго дуться. Спасибо, Чонгук… Сообщение будто оборвалось на полуслове, но Чонгуку все равно, ибо после слов «за границу» он перестал читать. А если бы и захотел когда-нибудь вновь его перечитать и на этот раз до конца, не получится — телефон разбит вдребезги об стену. Ярость, заполонившая разум Гука, клубами вырывалась на волю. Не может быть, чтобы Тэхен вот так трусливо сбежал, оставил Чонгука одного и даже не попрощался. У Чонгука внутри сломался построенный годами мир, принадлежащий не кому иному, как Ким Тэхену. Нещадно щемит. То ли сердце, обливающееся кровью, то ли душа, что вот-вот очерствеет навеки. Больно терять близких, больно рассыпаться от несправедливости. «А чего ты хотел, — горько усмехается Чонгук у себя в мыслях, оседая на пол пеплом. — Тэхен никогда не принадлежал тебе, идиот! И никогда не будет…»