Причина для элиминации

      Жизнь вернулась в привычное русло. Антон перестал прогуливать уроки и курсы. Они с Димой теперь сидели на последнем ряду на разных концах длиннющей скамейки. Такое положение напрягало обоих, но что-либо изменить никто не решался. От Антона не поступало ни одного язвительного комментария в сторону преподавателя или кого-то еще. На самом деле он вел себя тихо как никогда. Конечно, хорошо, что он снова стал уделять внимание учебе, но такая обстановка все-таки действовала на нервы. Дима незаметно достал телефон и задумался. Затем он набрал «Мне дали купон на скидку в том кафе, ну ты понял, представляешь» и поразился собственной тупости только когда отправил. Какой толк с этой информации адресату? Наиглупейший способ начать хоть какой-то диалог, тем более давно известно, что Антон не отвечает на сообщения. Однако, через несколько минут телефон завибрировал в кармане. Дима прочитал на экране «ну го» и вздрогнул. В каком месте это было похоже на приглашение? Перечитал свое сообщение. Возможно, «ну ты понял» было похоже на намек. Но чтоб так просто? Они же не смотрели друг на друга еще минуту назад.       Занятиям свойственно кончаться, оставался выбор: пойти пообедать как ни в чем не бывало, либо сообщить, что все это ошибка и недопонимание. И Дима уже было собрался с мыслями, чтобы выбрать второе, но его опередили: — Можешь не напрягаться. Ты ведь хочешь сказать, что я тебя неправильно понял, да? Дмитрий промолчал несколько секунд и покачал головой: — Нет, ну что ты! Пойдем! — Надо же. — усмехнулся собеседник. — Решил отплатить за халявный обед, я прав?       Дима на некоторое время застыл, но ответа от него никто не стал дожидаться. Чуть позднее он вспомнил, что за халявный обед он задолжал.       И этот с прошлым были на удивление похожи. Они сели за тот же столик, а в воздухе вновь царило неловкое молчание. В тот раз все омрачала попытка выяснения отношений, в этот раз все было ясно, что накаляло атмосферу еще сильнее. Возможно, было лучше ничего не знать. — Теперь моя очередь портить все ненужными вопросами? — неожиданно поинтересовался Антон. — Есть у меня один. Зачем? — Что «зачем»? — не понял Дима. — Зачем ты все еще пытаешься продолжать общаться со мной? Это же совершенно глупо. — он фыркнул. — Зачем поддерживать связи с тем, кто портит твою жизнь? — Так вот что ты думаешь. — вздохнул Дима. — Ну, может быть, не хочу, чтобы ты портил жизнь кое-кому другому. — рукой указал на собеседника. — Другому? Ты издеваешься? — Антон не сразу заметил жест. — Постой, так ты имел в виду?.. — Дима коротко кивнул. Антон схватился за голову. — Слушай, извини. Мне действительно сносит крышу сейчас. Я вообще не понимаю, что происходит и какого черта. — А кто понимает? — пожал плечами Дима. — Давай просто будем и дальше стремиться к нашей цели. — Я тебя уделаю, — Антон заметно повеселел. — И буду копаться в чужих внутренностях лучше тебя. — Ну-ну. — Дима тихо рассмеялся. — Ты же знаешь, что патологоанатомы — всего-навсего недоделанные врачи? — Ты кого недоделанным назвал. — произнес Антон совсем без злобы. Остаток дня ребята провели, обмениваясь шуточными оскорблениями.       Экзамены — одно из самых напряженных и глупых занятий во время учебного процесса. Весь последний год школьники никак не могут выбрать, куда хотят пойти учиться, а после за пару месяцев пытаются вдолбить себе в голову огромный объем знаний, причем почти все, что они наконец запомнили, в жизни им не пригодится. Ребята любыми методами стараются получить балл как можно выше. Естественно, многие (можно сказать почти все) станут пользоваться шпаргалками, умение работы с коими отрабатывали на протяжении долгих школьных лет, но когда ты заключил на результаты пари, то жульничать не позволяет хотя бы собственная гордость.       Несколько раз тебя сгоняют со всем твоим горячо нелюбимым классом в какую-нибудь школу на задворках мира, а там вас распределяют по аудиториям, где нужно всего-то отстрадать несколько часов. И чего только не увидишь за это время. Перед началом незнакомый парень будет кричать, что смог протащить телефон, а лишь потом заметит камеру. Из-под юбки ноунеймовой девочки выпадет небольшая свернутая бумажка. Но все они останутся безнаказанными. Все эти камеры и собаки у входа лишь для виду. Классический пример людского лицемерия.       Примерно такими мыслями Антон отвлекал себя от волнения, связанного с предстоящим экзаменом. Изображать безразличие было несложно, но вот потные ладони и трясущиеся колени от этого никуда не делись. Вопросы в тесте будто специально построены так, чтобы внушать сомнения каждым своим словом. Порой кажется, что все варианты подходят, а выбрать нужно только один. Но там хоть угадать можно (что, безусловно, не является лучшей идеей), а в финальной части необходимо как следует пошевелить мозгами, чтобы получить хотя бы несколько баллов. Даже выложившись на все сто, Антон выходил из аудитории в весьма скверном настроении. Он был не последним, хотя в классе оставалось всего несколько человек. Порой наступает момент, когда понимаешь, что достиг своего предела, и мучиться дальше нет никакого смысла.       Когда, наконец, все экзамены были сданы, вздыхать с облегчением все равно было рано. Все в напряжении ждали результатов, но не только их, ведь близился выпускной. Юные дамы за полгода начали готовиться к такому событию, в то время как некоторые ребята решили там не появляться еще в средней школе. В день, когда обещали опубликовать результаты, многие обновляли нужную страницу на сайте раз в несколько минут. (А) не стал так поступать, решив отложить это дело на вечер. Когда он наконец увидел свою оценку — радости не было предела. Целых 76 баллов! Да многие в его школе и 60 не набрали. Когда Антон уже злорадно начал придумывать, что бы такого заставить Диму сделать, от того уже пришло СМС. Ответ был отправлен незамедлительно: «76, и какого это проигрывать, м?))))». На что последовало скромное: «Не знаю) у меня 82)))», отчего улыбка сползла с лица Антона незамедлительно. Какому дьяволу этот ботаник продал душу, чтобы так написать? Хотя теоретически оставалось еще 18 баллов до максимальной оценки, в их богом забытой школе получить 82 баллов было настоящим рекордом. Наверное, отец этого зазнайки гордится своим говнюком.       Антон не стал отвечать. Не столько потому, что был зол или расстроен, сколько из-за невероятного стыда за собственную самонадеянность. Это мерзкое чувство, когда хочешь сделать кому-то больно, а тебя окунают в грязь лицом, причем совершенно заслуженно. Словом, так и провалялся Антон в кровати несколько часов, и лишь за несколько минут до полуночи пришло еще одно сообщение, также оставшееся без ответа: «Прости, если чем-то тебя обидел. Но у нас было пари, если помнишь. Ты сказал, что сделаешь все, что я захочу. Я хочу, чтобы ты пришел на выпускной. Увидимся там.» — Так это написал, словно я действительно сдержу слово и выбора у меня нет. — думал Антон, напяливая пиджак. Он ведь еще давным-давно решил, что ноги его не будет на этом параде лицемерия, так какого черта? Зачем ему вообще это? Можно было предположить, что Дима хочет его публично унизить, но такой поступок мог подмочить его собственную репутацию. Хотя, какая там у него репутация? Скорее всего, все куда проще. Что-то в духе «посмотрите на меня, я хороший мальчик, вытаскиваю друга из его асоциальной скорлупы». Чушь собачья! Но уговор есть уговор. — Точно хочешь пойти? — по виду очень уставшая женщина в растянутых майке и спортивных штанах выглянула из-за двери, попивая при этом свой кофе. — Ты ведь всегда говорил, что ноги твоей там не будет. Что заставило тебя передумать? А, может быть, кто? — Мам, замолчи. — проворчал Антон, сердито поправляя галстук. — Все иногда совершают то, о чем потом жалеют. Уж мне ли не знать, как последствию такого поступка? — Поэтому тебе и стоит знать, что нужно думать головой, а не совершать глупости. — вздохнула мать. — Ладно, пойду собираться. — Тебе не обязательно. — возразил сын. — Поверь, это не то, на что ты должна тратить свое время. — Мое время не настолько ценно. — махнула она рукой и пошла искать более-менее приличное платье.       Когда они стояли в тесной маршрутке в тридцатиградусную жару, Антону хотелось сказать «ну я же говорил», но все это бессмысленно. Его мать еще зачем-то напялила сандалии на шпильке, можно было догадаться, какое это «удовольствие», когда и ему уже на туфли наступили не менее трех раз.       На месте поджидала парочка одноклассников, с ехидством заметившие, что не ожидали здесь увидеть Антона, на что тот их послал на веселые три буквы, чем вызвал недовольство своей матери. — Ну почему ты всегда такой грубый? — с досадой качала она головой. — Надеюсь, ты хотя бы не ведешь себя так с той девочкой? — Какой? — не понял Звягинцев. — Ты же не думаешь, что я поверю, будто ты пришел сюда просто так, — подмигнула мама.       Антон закатил глаза. Ему захотелось рассмеяться или же покинуть это место сейчас же, но так реагировать на ее провокации было слишком глупо. — Послушай, ты говоришь о том, чего нет. Тут и говорить не о чем.       Они как раз заходили в зал, и первым, что Антон там увидел, был Дима, окруженный шумными одноклассниками. Такое зрелище заставляло невольно дернуться. Один здоровяк громко заявлял, как же это круто, получить самый высокий балл за историю школы, что уже было думал, что Дима — тупица. Как, должно быть, приятно слышать подобные заявления от того, кто совсем недавно хвастался наибольшим количеством хромосом среди знакомых. Но тот, на кого сейчас обращено всеобщее внимание, просто выслушивает все и по-дурацки улыбается. Очаровательно. Просто очаровательно.       Равнодушно кивая на заявления матери, что «не нужно завидовать, он мог бы также, если бы меньше волновался» и прочее в том же духе, Антон по возможности стал искать место в зале как можно дальше от сборища недотеп. Недолго осталось. Просто получить аттестат, а потом съездить на выпускной. Полчаса там отмучаться и уйти. Всего-то.       Спустя полчаса, если не больше, начиная с того момента, как все собрались, завуч озвучила ежегодную речь, чтобы каждый смог почувствовать радость, что бессмысленные и мучительные одиннадцать лет жизни наконец закончились. После чего толпа радостных девушек в разноцветных платьях и молодых парней в темных костюмах поднимается на сцену. Они по очереди подходят к завучу и забирают заслуженные аттестаты и награды под громкие аплодисменты. Некоторым хлопают значительно громче, чем другим. То ли радуются успехам молодых людей, то ли тому, что никогда больше их не увидят. Да, половина выпускников будут уверять каждого, что будут видеться чуть ли не каждый год, но какой идиот им поверит?       Конечно же, на Диму обрушился целый вал аплодисментов. А еще недавно забили на него из-за результатов пробного экзамена. Лицемеры.       Антон глубоко задумался. Со стороны, похоже, кажется, что он завидует, хотя это не совсем так. Все было бы по-другому, если бы в отношении Димы что-нибудь переменилось. Если бы он воспринимал товарища хоть немного серьезнее. Не обращая внимания на направленные со всех сторон взгляды, Антон схватился рукой за голову, словно та невыносимо болела. Нет, дело было совсем не в этом. Ему просто сносило крышу, он понимал это прекрасно, вот только никак не мог это исправить. Просто ему еще не приходилось чувствовать что-то настолько унизительное, как безнадежно нуждаться в человеке, в жизни которого нет места для тебя. Да, это было самое подходящее слово. Унизительно. Чувствовать, как он без зазрений совести проводит пальцами по твоей спине, желая разбудить. То, как он закатывал истерику, только чтобы ты назвал его другом. Как он беззастенчиво хватал за руку, искренне недоумевая, что же не так. Как вспоминает о твоем существовании только когда всем остальным на него плевать. Выигрывает в своем глупом пари, а потом требует выполнения своих дурацких условий. Глупо улыбается, когда заявляешь, что не хочешь видеть его счастливым. Не позволяет держаться достаточно далеко, чтобы не думать о нем. Придя в себя оттого, что кто-то потянул за рукав, Антон с досадой про себя заметил, что это именно то самое чувство. Он слишком близко. — Нам уже пора спускаться, — тихо произнес Дима. — Не спи на ходу. А огляделся вокруг, замечая насмешливые взгляды окружающих. Все кроме их двоих уже покинули сцену. Оставалось только безразлично кивнуть и последовать за всеми. — Можешь поехать с нами, если хочешь, — смущенно добавил товарищ. — Я думаю, места в машине всем хватит.       В другой ситуации Антон бы послал его куда подальше, но истязать свою мать дальнейшими поездками на маршрутке не хотелось. Пришлось согласиться.       За рулем был, по-видимому, отец семейства: серьезный, на вид молодой мужчина, однако уже слегка поседевший. Он очень контрастировал с сидевшей на соседнем кресле особой, которая была облачена в длинное нежно-розовое платье и пахла духами с легкими нотками жасмина и являлась, скорее всего, его супругой. Она казалась такой беззаботной и ухоженной, что матери Антона, кажется, было неуютно находиться поблизости. Во всяком случае, перед тем, как сесть в машину, она шепнула сыну на ухо, что засматриваться на чужих матерей нехорошо. Впрочем, как бы сильно ему хотелось взвыть от нелепости ее предположений, необходимо было держать себя в руках.       Три пассажира успешно разместились на двух задних сиденьях и доехали до места назначения без происшествий, если не считать попыток дамы в розовом расспросить об отце Антона. Зал, где проводился банкет, не поражал воображение своим видом или размером, но и слишком маленьким назвать его было нельзя. Нормально. Именно то, что ожидалось.       Друзья зашли в зал одновременно, но почти сразу разошлись и сели за разные столы.       Несмотря на это, их родители уселись на соседние места за родительским столом. Вскоре принесли салаты. Бывшие ученики стали участвовать во всевозможных конкурсах, один нелепее другого: принести ведущему расческу, быстрее других осушить стакан с водой или же собрать на доске слово из предложенных букв. Если Антон и чувствовал себя идиотом после результатов экзамена, то не настолько, чтобы участвовать в подобном. Он украдкой взглянул на Диму. Тот тоже не спешил присоединяться к остальным. Да уж, этот тип мог раздражать, но он всегда прекрасно понимал, где проходит грань между весельем и идиотизмом. Дима заметил на себе посторонний взгляд и уставился на наблюдателя. Антон отвернулся настолько быстро, насколько только мог, и сделал несколько глубоких глотков из своего стакана. Поняв, что выпил совсем не то, что ожидал, он закашлялся. Он так и не понял, что это было, но затошнило почти сразу, так что пришлось как можно скорее покинуть зал.       Склонившись над раковиной и тяжело дыша, он не мог думать ни о чем, кроме как о желании покинуть это чертово место. Никакие споры и уговоры не стоят того, чтобы терпеть этот отвратительный вечер. Хотя, было уже слишком поздно, покинуть это место представлялось непростой задачей, особенно, когда общественный транспорт уже не действовал, а на такси денег не было. Не идти же пешком все эти километры. И почему он раньше об этом не подумал? Вернувшись в зал, Антон поспешил занять свое место и закрыл руками лицо. Так он провел какое-то время. Неизвестно, сколько бы он так сидел, если бы не услышал знакомый голос. — Так и будешь сидеть весь вечер? Дима стоял совсем рядом и безмятежно улыбался. Выглядел он так, словно опустошил уже не первую рюмку. — Что тебе? — недовольно буркнул Антон. — Зачем тебе я? Иди пообщайся с фанатами или… не знаю, в стулья с ними поиграй. — Смешной ты. — Дима неприятно захихикал. — Эта музыка не подходит для этой игры. Согласен? Антон прислушался: — Ну да, пожалуй. А что это? Медляк что-ли? — Похоже. — Дмитрий загадочно улыбнулся. — Не хочешь?.. В груди что-то сжалось от этого вопроса. — Что? — А ты не понимаешь? — Не спрашивал, если бы понимал. Дима немного наклонился и негромко произнес: — Танец. Я про танец. Антон в равной степени боялся как отказаться, так и согласиться. — Все смотрят. — А ты не смотри на них. Да и с каких пор чужое мнение имеет для тебя значение? Антон сделал вид, что задумался, после резко встал и протянул товарищу дрожащую руку: — Наступишь мне на ногу — ты покойник.       Дима звонко рассмеялся и повел его за собой. Антон и сам был готов разразиться хохотом: до чего же это было иронично. Весь вечер он поражался глупости окружающих, а теперь делает нечто самое нелепое за весь день. Он ведь никогда в жизни не танцевал. Приходилось закрывать глаза или просто смотреть в пол, чтобы не встретиться взглядами с кем-нибудь в зале. Но это было бессмысленно, ведь никто в зале, похоже, не придавал происходящему значения.       Размышляя о том, кто должен все-таки вести в танце, Антон задумался о том, кто вообще из них должен доминировать. Он затряс головой, пытаясь отогнать подобные мысли. — Что-то не так? — Дима слегка наклонился, чтобы его было слышно. — Нормально. — фыркнул Антон. — Странно, что ты танцуешь со мной, как с какой-нибудь училкой.       Вообще-то таким образом Звягинцев намекал, что предполагал, что тот будет сегодня танцевать исключительно с преподавательским составом, но Дима понял его по-своему. — Да не так близко! — агрессивно зашептал Антон. Все это и прежде выглядело странно, а теперь и вовсе… — А ты против? — за этой фразой последовало молчание. Не против. Конечно, нет. Но все это было слишком непривычно и неожиданно. Антон был в смятении. Он понял, что даже не предположил, что это может быть взаимно. Вдруг, Дима пытался все это время намекнуть, что чувствует то же. И это его желание пригласить друга на выпускной, хотя можно было попросить все, что угодно. Все сходится.       На пару мгновений Антон почувствовал себя самым счастливым человеком в мире. Возможно, всему виной алкоголь, но, если все это ему не снится и не мерещится, то этот день способен изменить жизнь навсегда. Все вдруг стало легко и радостно, как никогда. Это место вмиг стало прекрасным, а люди уже не такие мерзкие. Антон понимает, что все, что он говорил прежде было неправильным, полным желчи и ненависти. Он собирается с силами и горячо шепчет: — Я люблю тебя. — Я знаю. — звучит ответ.       Музыка замолкает, Дмитрий отходит на шаг и смотрит ничего не выражающим взглядом. Затем, не издав не звука, направляется на свое место в другом конце зала. Антон пребывает в полнейший растерянности, но все же пытается что-то сказать: — Постой, я подумал… — А ты не ошибся? — Антон растерялся только сильнее. Он замер в центре зала, с ужасом понимая, что вот теперь все внимание окружающих недоумков приковано к нему. А Дмитрий продолжил. — Прости, если я заставил тебя поверить в что-то…хм, чего нет. Ты выглядел печальным и я… — Пожалел меня? — медленно процедил сквозь зубы Антон. Дима коротко кивнул и отвернулся. В зале послышались смешки и нарастающий шепот.       Антону было тошно, как никогда в жизни, он искренне не понимал, почему до сих пор не забрызгал пол содержимым своего желудка. Он не понимал сейчас совершенно ничего. Особенно, почему он разразился хохотом, заставляя замолчать тем самым всех в зале. — Так вот ты как думал? Что делаешь мне одолжение? Думал, что сдался мне твой выпускной со всей этой буффонадой? О, нет-нет, ты думал, что победил, так? Ладно, пари ты, может и выиграл, но победил в конце концов я. Ничем ты не лучше этих ушлепков. Ты наконец показал свою грязную душонку во всей красе. — О чем ты? — Дима нахмурился. Он явно не ожидал такой реакции. — Может, ты успокоишься? — Я спокоен! — усмехнулся Антон. — А вот ты, приятель… ты полон дерьма. Так стараться втереться в мое доверие, чтобы подойти на расстояние, достаточное, чтобы плюнуть в лицо. Браво, верх мразотности, ты чемпион в этом, признаю. — Да что ты несешь? — не выдержал Дима. — Тебе не кажется, что ты делаешь из мухи слона? Я просто волновался за тебя! Я не хотел, чтобы мой друг вскрылся, это тебе не понятно? — У тебя нет друзей. — отрезал Антон и быстрым шагом направился прочь из зала. Он шел по пустой темной тропе некоторое время, игнорируя крики бегущей позади матери. Она оказалась на удивление упрямой и все-таки догнала сына и резко схватила его за локоть. — Ты что себе позволяешь? — тяжело дыша, спросила она. — Тебе кто дал право так с матерью обращаться? Мне плевать, какие с кем у тебя отношения там, ясно? Не смей себя так вести! — Ты должна была оставаться так. — тихо произнес Антон. — Ага, а ты бы бросился под машину, да? — И ты туда же. — Антон разочарованно покачал головой. — С чего вы вообще взяли что мне приходило в голову наложить на себя руки? Это ничего уже не исправит. Ты уже упустила свой шанс всех осчастливить. — То есть это теперь я во всем виновата? — возмутилась мать. Антон кивнул. — И чем же? — Ты могла сделать аборт.       За такие слова Антон незамедлительно схлопотал по лицу. Она продолжала что-то кричать, задыхаясь и активно жестикулируя. Ее лицо стало неравномерно красным, а вокруг глаз появились черные разводы. Звягинцев с не меняющимся выражением лица повторял «замолчи, замолчи», пока не почувствовал, как по его щеке стекает предательская капля. Мать крепко прижалась к его груди, пытаясь успокоить не то сына, не то себя. Сын тем временем думал, что она на самом деле злится на него. Что она боится потерять последнее, что ей дорого, но не оставляет тем самым ему выбора. Он думал, что и сам злится, ведь из-за нее он не может сам выбрать, жить ему или нет. Его жизнь ему не принадлежит. Он медленно гладил ее пахнущие дешевыми духами волосы, совсем не слушая, что она в это время говорит. Он был слишком погружен в свои мысли. Он понял, что самые ужасные люди — это те, кого ты любишь. Неважно, любят ли они тебя в ответ или нет, они постоянно причиняют тебе боль. Ты ненавидишь то, с какой жалостью они на тебя смотрят, будто бы уже твоя к ним привязанность заслуживает жалости.       Наверное, у других людей все не так. Они улыбаются при встрече, они любят с удовольствием и их любят, они обсуждают свои планы на будущее, точно зная, что оно есть. Но он не такой, ему этого не понять. Он ненавидит людей, даже тех, которых любит. В зале тем временем продолжали веселиться, в туалет тем не менее звук не проникал, лишь редкие отзвуки голосов, когда кто-то заходил. Периодически кто-то подходил к кабинке и раздраженно стучал в дверь, но вскоре уходил. Дмитрию было слишком плохо, чтобы на это реагировать. Он стоял, согнувшись и упершись руками в ободок унитаза и тяжело дыша. Мысли понемногу прояснялись, а от того становилось хуже не только физически. Дима пытался убедить себя, что ни в чем не виноват, что поступал правильно, хотя не существует верных и неверных решений. Он понимал, что теперь ему самому стало сносить крышу, но это не должно было произойти. Гораздо проще было делать вид, что Антон раз за разом понимает его неправильно, хотя это было совсем не так. Этот тип видел его насквозь, что пугало больше всего.       Звягинцев был нужен ему, но не понятно, зачем. Они были слишком близки, чтобы всерьез ненавидеть друг друга, но слишком далеки, чтобы любить. Сейчас это чувство казалось чем-то непонятным и невероятным, но со временем они поймут, что оно отвратительно банально.       Дима понял, что-либо ему стало лучше, либо в желудке закончилось содержимое, но это означало, что пора покинуть это неприятное место. С досадой отметил, что отражение в зеркале было бледным, как никогда раньше. Пора перестать загоняться по пустякам. «Ничем ты не лучше этих ушлепков». Больно надо стараться быть лучше окружающих. «Чемпион мразотности». Чтож, спасибо, хоть в какой-то сфере его признали. «У тебя нет друзей»… вот это было обидно кстати. Но это неправда. Незачем вообще обращать внимание на слова идиота, выпаленные с горяча. Пока он набирался уверенности, в кармане зазвонил телефон. Секунд тридцать в трубке звучал только искаженный шум ветра, пока собеседник не заговорил: — Привет. Я не вернусь уже сегодня. Так что не парься. Веселись там. — Антон делал небольшие паузы между предложениями, словно каждое слово давалось ему с трудом. — Пообещай мне две вещи, ладно? Просто… не общайся со мной особо, хорошо? Как бы мне ни хотелось, но нам нужно видеться пореже. Понял? — А второе? — тихо, почти беззвучно спросил Дима. — Второе… Понимаю, что глупо такое просить, но все же просто… просто будь счастлив. Не слушай меня, никого не слушай, просто…просто будь. — Сколько ты выпил? Из трубки послышался хриплый смешок: — Не больше тебя. Я наговорил много всего неприятного сегодня. Прости. Я позволил себе пустую надежду. Это больно. Но ты не должен об этом думать. Только о своем будущем.       Дима оперся рукой о раковину, но та начала трещать и он быстро отпрянул. Собеседник говорил самые обычные слова, какие можно услышать от завуча, когда он провожает класс полный дураков во взрослую жизнь, но было отчего-то тяжело все это слушать. Антон рассмеялся: — Я удивляюсь, что ты все еще не послал меня. Ладно, тогда… — И ты будь. — Что? — Ты тоже будь счастлив. — … Он будто бы на какое-то время задумался. — Ну да. Хорошо, прощай. Дима прислонился спиной к стене и медленно сполз. — И почему все так сложилось? — прошептал он. — Это моя вина? Как же все нелепо.       Лето выдалось жарким и долгим, хотя ничего особенного не происходило. Выпускники нервничали, ведь тогда решалась их судьба. Звягинцев и Лавров поступили в тот самый университет, куда мечтали попасть, но, похоже, оба не были рады такому раскладу. Еще несколько лет они будут избегать друг друга в коридорах и садиться в разных концах аудиторий. Однажды Дима найдет себе девушку из приличной семьи. Не потому что полюбит ее, а потому что так надо. Однажды Антон уйдет в запой почти на целый семестр. Не потому что так решил, а потому что не смог иначе. Так и начнется их взрослая жизнь. Жизнь, в которой молчание превращается в ложь, которую надо просто пережить.