This is Halloween

      Лицо Генджи было так близко, что Хандзо даже не мог на нем сфокусироваться: вместо этого Шимада-старший рассматривал свой лук, устроившийся позади стола в его комнате. Он теперь тоже был сделан под стать его образу: цвета оцинкованной стали, кое-где с бордовыми подтеками, будто пятнами крови. Всегда готовые к бою агенты даже на маскарад не явятся без своего оружия, а раз уж с родным луком Хандзо расставаться не будет, то почему бы его не сделать в антураже?       Кисточка в руках брата уже привычно мазнула по скуле, оставив прохладный мазок краски.       — Уже скоро начнется маскарад, — лучник выглядел встревоженным. Его брови иногда хмурились по непонятной Генджи причине, а взгляд избегал прямого зрительного контакта и отправлялся изучать знакомые углы собственной же комнаты.       Никто из остальных членов Овервотч, столкнувшихся с ним с утра, ничего, конечно же, не заметил: для них Шимада-старший просто был таким же сосредоточенным и серьезным, как обычно. Но либо при младшем брате он позволял себе явить настоящие чувства (хотя у того сохранялось ощущение, что он пытался их скрыть, пусть и не очень удачно), либо самого Генджи было не так легко провести, и эта хмурость в итоге рикошетом ударила по нему же: киборг не без печали заметил, что тяжелое предчувствие пеплом осело на его душе, подпортив настроение в праздничный день.       — Угу. У тебя всё нормально?       Взгляд карих глаз, такого глубокого оттенка, что в нем можно было утонуть, на секунду встрепенулся, стрельнул по траектории на брата и обратно в сторону, уткнулся в пол.       — Да.       «Захочет — поделится», — ниндзя решил не лезть в чужую душу, хотя из-за этого кошки начали скрести по собственной. В крайнем случае, всегда можно отвести брата в укромное место и поставить в безвыходное положение: либо Хандзо объясняет, что происходит, либо он его просто так не отпустит.       «Может, обычный перепад настроения», — решил он, подаваясь вперед и тянясь кистью, вымазанной в серой краске, к шее брата. Глаза лучника округлились на долю секунды, и только через усилие воли он вернул самообладание; его мышцы напряглись, как будто он приготовился к бою, и так и не вышли из такого состояния, заставив следом насторожиться и Генджи.       Нет, обычным перепадом настроения тут и не пахнет. Воробей почему-то почувствовал обиду. Он же не мог стать ему неприятен? На всякий случай он быстро перебрал в голове последние события, параллельно выводя узор на идеальной бледной коже. Вроде ничего не натворил.       Самому ведь нелегко: Шимада-младший принял решение, от одной мысли о котором его выворачивало наизнанку и пускало по кибернетическому телу практически осязаемое ощущение мурашек. Узнает о нем его брат только вечером.       Лучник, кажется, выиграл молчаливую борьбу с самим собой: терпеливо дождавшись, когда мазки сложатся в финальный узор, он чуть отодвинулся и начал говорить. Очень мягким тоном, словно шелестели лепестки цветущей сакуры.       — Я немного напряжен, только и всего, — Хандзо протянул руку к переносице в желании привычным жестом ее помассировать, но вовремя остановился, вспомнив про грим. — С тобой это не связано! — поспешно добавил он, заметив, как изменилось выражение лица Генджи.       Лукавит, конечно. Но иначе пока нельзя.       Прекрасное лицо Шимада-младшего прояснилось, он кивнул. Если каждому есть, что сейчас нужно оставить в секрете, значит, пусть так и будет. Лучник скрыл вздох облегчения. Он внимательно посмотрел на брата, пытаясь как можно детальнее запомнить его черты, пока тот снова не скрыл их под бездушным металлом, ненавистным ему шлемом.       — Мне тоже собираться пора, — тот подскочил, положил кисть на стол, с неожиданной для киборга неуклюжестью сбив пару баночек с краской. Бодипейнт был достаточно густым, поэтому фестиваля красок не случилось; Хандзо спокойно кивнул и принялся собирать грим, как бы показывая брату, что сам здесь всё уладит.       Тот неловко улыбнулся, уже натягивая на голову шлем; из-за спешки темные волосы встопорщились, обещая превратиться в полный беспорядок, но киборг, не обращая на это внимания, быстро зафиксировал его и выскользнул за дверь.       Хандзо, чуть приподняв брови, усмехнулся: все-таки братишка не так уж сильно и изменился. Повзрослел, конечно, даже посерьезнел, но внутри остался растрепанным Воробушком. И это не раздражало его, как раздражало десятки лет назад, только грело осознанием того, что это тот же человек, которого он знал. И металл — это просто внешняя усовершенствованная оболочка, которая никак не меняет его сущности.       «Нельзя же всем быть занудами, как я, — фыркнул он про себя. — Так и умереть со скуки можно».       Шимада-младший торопился в свою комнату. Его пальцы чуть подрагивали, как случается, когда человек сильно переживает или волнуется; дело-то в том, что Генджи не полностью человек, но он замечал за собой всё больше и больше тех деталей, от которых он успел отвыкнуть после своего… перерождения. Его руки дрожали, если он нервничал, в голове лавой растекалась всеохватывающая боль, а сердце порой пускалось в гонку.       Когда это началось? Пожалуй, с того признания Хандзо на холме*. Когда это закончится? Генджи надеялся, что никогда. Он не мог с уверенностью сказать, была это какая-то встроенная мышечная память или фантомное ощущение, внушенное ему мозгом, но давно забытые чувства были как родник чистейшей воды прямо перед ним: подставь ладони да пей. Особенно, если сравнивать его желание вновь испытывать себя человеком с непереносимой жаждой.       А испещренные шрамами губы горели даже после пятого подряд поцелуя. Был ли Генджи против этого? Конечно же нет.       Белая рубашка, черный галстук и штаны были переброшены через спинку стула. Ниндзя со вздохом взял ножницы: портить такую красоту не хотелось, но соответствовать тематике надо.       На лестнице Хандзо чуть не снес Д.ву с ног. Кореянка удивленно воззрилась на него, еле удержав в руках макет какой-то детали для своего костюма: особой собранностью она не отличалась, и сейчас, за час с лишним до мероприятия, спешно дорабатывала образ.       — Эй, что за спешка? — шутливо поинтересовалась киберспортсменка, окидывая его уже заинтересованным взглядом. Она и не знала, что Хандзо обращается с кистью так же умело, как и с луком.       Следом она неожиданно для Шимада-старшего ойкнула и приложила ладонь ко лбу: точно, Генджи ведь бодипейнт не для себя просил! Интересно… Девушка расплылась в хитроватой улыбке.       При всем уважении к самым юным бойцам Овервотч, Хандзо был не в настроении для чьих-то хихиканий и загадочных взглядов.       — Хана, смотри, куда идешь!       Ярко-накрашенные глаза в непривычных зеленых линзах, придававшие Д.ве какую-то кошачью искринку, округлились. По имени ее редко кто называл. Она даже чуть надула губы:       — Грубо-то как! Это тебя, наверное, зрение уже подводит. От старости, — на всякий случай добавила девушка, чтобы лучник точно ее понял.       Хандзо выдохнул через раздутые ноздри с таким яростным лицом, что девушка даже попятилась.       — И нечего так кипятиться из-за какой-то ерунды! — пискнула она и ретировалась в направлении своей комнаты, застучав сапожками — новой обувью для образа Фионы — по бетонному полу.       «Пусть скорее наступит этот вечер, — взмолился он мысленно. — Или я перессорюсь со всем составом Овервотч, и меня отсюда просто выставят».       — Сам чуть не снес меня, и я же осталась виноватой! — обиженно всплеснула руками Д.ва, делясь произошедшим с Фарой и Ангелой. Последняя, от старания даже прикусившая кончик языка, красила прядку на парике девушки в красный — финальный штрих подготовки к маскараду. Ракетчица же вальяжно развалилась на одном из стульев, всё еще в привычной белой футболке и джинсах: со своим умением собираться по щелчку пальцев она совершенно не торопилась.       Фара переглянулась с ученой.       — Милая, я не думаю, что тебе стоит принимать это на свой счет, — осторожно сказала Мерси, убирая руки от головы Ханы и отходя на шаг, чтобы оценить проделанный труд. Выглядело отлично, но прежде чем она успела сказать об этом кореянке, та только сильнее прежнего нахохлилась.       — А что с ним тогда?! Это всё потому, что я здесь самая младшая. Мне кажется, он просто не воспринимает меня всерьез!**       Она принялась мерить шагами зал — уже украшенный и готовый к принятию гостей. Два длинных стола, накрытых белыми скатертями, стояли друг напротив друга у стен. Как раз недавно девушки принесли и расставили еду, и теперь Ангеле приходилось следить за тем, чтобы египтянка не воровала виноград с ближайших тарелок. С потолка струился мягкий свет: лампы с нехитрым устройством от Уинстона были специально разработаны так, чтобы освещение витиеватыми столпами лилось вниз и рассеивалось где-то на середине, еле доходя до столов. Создавалась причудливая иллюзия, которая добавляла загадочности общему виду зала. Пол был устлан черным меховым ковром: стоило на него ступить, как казалось, что ноги утопают в самой тьме. По стенам была развешана паутина, свисающая лохмотьями тут и там (интересно, что об этом подумает Роковая Вдова?), а пятна бутафорской крови расплывались в строго отведенных местах (Мерси лично выводила их так, чтобы они выглядели антуражно, а не просто небрежно разлитыми наугад). Эффект получался что ни на есть самый потрясающий, и Ангела с Фарой, к которым случайно присоединилась Д.ва в поисках помощи для завершения образа, с нетерпением дожидались вечера, чтобы увидеть реакцию гостей.       — Генджи тоже сам не свой, — на выручку пришла Фара. — Может, у них какие-то проблемы.       Киберспортсменка внезапно остановилась и тряхнула короткими волосами, видимо, по привычке.       — А вы, — она замялась, подбирая слова, — ничего странного в их поведении не заметили? В целом, а не только сегодня.       — Если бы я убила собственного брата, а он бы потом вернулся живым и стал работать вместе со мной, я бы точно чувствовала себя не в своей тарелке, — резонно заметила египтянка, протягивая руку к одной из золотистых тарелок. Мерси кинула на нее осуждающий взгляд.       — Что? — невинно спросила та.       — Фрукты на место положи, вот что. Вообще-то, мы тоже кое-что заметили.       Фара как-то напряглась и даже яблоко, нарезанное аккуратными дольками, оставила в покое.       — Милая, ты уверена, что хочешь это обсуждать? Сплетни — это не очень хорошо. И мы даже не уверены, что…       — Вы думаете, я пущу какие-то слухи? — Д.ва выглядела так, словно разочаровалась в человечестве. Непривычный для нее головной убор — белая шляпка — так и норовил соскользнуть, и ему это почти удалось, когда она резко повернулась к подругам.       — Не-ет! — поспешила с ответом Мерси. — Просто мы не уверены, что между братьями происходит. И стоит ли нам вообще в это лезть.       — Но они подозрительно хорошо общаются для тех, кто раньше был врагами, — не выдержала Фара.       — Они не были такими уж заклятыми врагами. Хандзо пришлось убить брата из-за долга перед кланом! — их разговор звучал как давно начавшийся спор, который вновь оказался поднят на поверхность.       — И по-твоему, это не зародило у них вражду?       — Ребят! — вклинилась Д.ва, перепуганно переводя взгляд с одной девушки на другую. — Я не хотела вас так задевать. Давайте оставим эту тему.       Мерси дотронулась до своего лба в изящном жесте, коснувшись его аккуратными наманикюренными пальчиками.       — Лично я просто переживаю за нашу команду. И за них в частности.       — А по-моему, за них переживать вообще не нужно, — египтянка внезапно сдавленно хрюкнула, уткнувшись куда-то в ладони, и, скорее, обращаясь к себе, чем к кому-то еще.       Д.ва перевела на нее полный подозрения взгляд.       — Так вы тоже… Мы об одном сейчас думаем?       — Я вообще с Хандзо в комнате живу, — как-то очень многозначительно заявила Фара, но свое объяснение завершить не успела.       — Если братьям Шимада будет что нам сообщить, я уверена, они это сделают. Мы — их семья, — уверенно сказала Мерси, поставив в разговоре точку.       Девушки, правда, к этой точке добавили хвостик, превратив ее в запятую: когда Ангела отвернулась, они переглянулись и синхронно прищурились, а потом, кажется, установили между собой некое согласие и понимание одним только взглядом и телепатическим контактом. Вечер 31-го.       Зал сиял: не только потрясающим убранством, но и улыбками и восторженными взглядами гостей. В Хэллоуин, конечно, все носили костюмы, но загляни к агентам Овервотч сейчас кто-нибудь посторонний, подумал бы, что попал на другую планету: такое разнообразие цветов, материалов и образов будоражило воображение и вызывало массу восхищенных комплиментов друг другу. Звенели бокалы с игристым вином, с шампанским; кто-то не изменял традициям и похлебывал Маунтин Дью из неоновой жестяной банки. Хандзо как раз подготавливал для себя и брата саке: сам он всегда предпочитал пить его холодным, добавляя в напиток колотый лед, но для брата готовил противоположное — Генджи любил саке исключительно теплым.       От начала официального празднования отгремело только минут десять — и всё же лучник чувствовал неясную тревогу. Младший брат теперь был пунктуальным, особенно если дело касалось миссий, ну, или праздников. Он осторожно подхватил керамические кувшинчики с жидкостью и поставил их у двух тарелок рядом друг с другом. Хорошо, что Шимада предусмотрительно не красили ни руки, ни губы — чтобы наслаждаться едой ничего не мешало, но сейчас ему было как-то не до яств. Может, стоило пойти вместе? Вдруг что-то случилось? Обычно Хандзо избегал подозрительных, по его словам, появлений рука об руку, но он решил откровенно наплевать на это и развернулся на пятках к выходу, заметив какое-то странное затишье среди гостей. Все повернулись к выходу, или это ему мерещится?       Да, Генджи немного опоздал, но не опоздание вызвало десятки прикованных к нему взглядов. И даже не официальный костюм, так идеально севший на него, местами порванный и испачканный алыми пятнами.       Он был без маски. Темные волосы — в легком беспорядке, бледно-карие глаза спокойно исследовали зал. Кожа покрыта шрамами, которые каждый раз вызывали у Хандзо чувство вины и приступ ненависти к себе. На лице Генджи они зажили давно, напоминая о себе только неглубокими царапинами, но в душе лучника были раны куда более серьезные, до сих пор кровоточащие.       Притихшие на какое-то мгновение агенты Овервотч внезапно вновь заговорили, зашумели тарелками, бокалами, частями эпатажных костюмов, которыми случайно друг друга касались. Многие помахали Генджи, и тот неуверенно улыбнулся в ответ. Через несколько секунд внимание сместилось с центра зала — все вели себя, как и до этого, совершенно спокойно встретив киборга, как будто он всегда ходил без маски.       Семья.       Следующим ниндзя увидел брата, приближающегося к нему широкими шагами. Его лицо не выражало ни злости, ни удивления, ни одобрения. Он остановился прямо перед ним. Тот даже удивился: где его манера выдерживать дистанцию на людях?       Но дистанция полетела ко всем чертям, когда Хандзо без слов накрыл его губы своими. Приникая к ним, он мысленно благодарил брата за помощь: Шимада-старший планировал сегодня официально прекратить эти прятки и сообщить всем на маскараде, что они вместе. Только не знал, как именно — но появление младшего брата сразу подало ему отличную идею. Теперь всю эту любовь и благодарность он старался вложить в поцелуй. Когда они с некоторым усилием оторвались друг от друга, ошарашенное лицо Генджи, быстро перейдя в неимоверно довольное и растекшееся в радостной и немного смущенной улыбке, наглядно показало, что у него получилось.       Когда они сплели пальцы своих рук и повернулись к остальным — Шимада стояли прямо, подняв головы, и открыто смотрели на гостей — те уже успели стряхнуть с себя удивленные выражения лиц и громкие, рассыпающиеся в поздравлениях агенты Овервотч нахлынули на них, как безудержная волна, омывающая море.       — Я так и знала! — довольно заявила Д.ва, оставшаяся в стороне, чтобы попозже лично поздравить парней. Она тянула газировку через трубочку прямиком из банки, наблюдая за сформировавшейся около братьев Шимада толпой.       — Не ты одна, — парировала Фара.       Мерси закатила глаза и присоединилась к остальным, и ее радостный голос потонул в гуле ликующей команды.