***
Гермиона вошла в кабинет профессора сразу после шести часов тем вечером. Она делала вид, что занята ужином, пока не увидела, как он покидает преподавательский стол, а затем, сославшись на домашнее задание по Арифмантике, покинула друзей, оставив их за столом в Большом зале. Только когда секретный дверной проем за его столом засветился зеленым, она поняла, что так и не переоделась после матча — на ней были джинсы, кофта с длинными рукавами под джемпером и, конечно же, нижнее белье. Как она должна была поднять для него юбку, если она не была в неё одета? Может, ей следует вернуться в свою комнату и переодеться… — Войдите, — сказал Снейп, его голос доносился из комнаты. Он, видимо, сидел за столом в своем кабинете. «Черт! — подумала Гермиона. — Мне рискнуть и пойти переодеться в свою комнату, ожидая, что он будет рад видеть меня, когда я вернусь? Или войти и надеяться, что он поймет?» — Последний шанс, Гермиона, — сказал он, и её глаза метнулись к дверному проему, где он теперь стоял, прислонившись к косяку, скрестив руки на груди. На нем был — великий Мерлин — плотный белый свитер с глубоким вырезом, подчеркивающий ширину его груди в сравнении с тонким торсом. Во рту пересохло, а разум опустел, когда она уставилась на него, удивляясь, как ему удалось так быстро принять душ и переодеться. Все еще влажные волосы Снейпа спадали со лба; он выглядел совершенно по-другому, когда чернильные кончики волос падали на плечи в этом светлом свитере, так отличавшемся от его обычной темной одежды. Что такого было в этом мужчине, что она мгновенно почувствовала себя глупой и переполненной желанием? — Гермиона, — снова произнес он, и она поняла по тону, что его терпение на исходе. Резко уткнувшись взглядом в пол, она протиснулась мимо него, глубоко вдохнув запахи его мыла, шампуня и зубной пасты, прежде чем остановиться позади. Она услышала, как дверь закрылась, но не подняла глаз; она все еще не знала, что скажет ему насчет своей одежды. — Возможно, ты хочешь рассказать мне, почему вошла в мой кабинет в таком наряде, Гермиона. Она сглотнула и осмелилась поднять глаза. — Я была так рада вернуться сюда, что забыла переодеться, — честно ответила она. Он внимательно изучал ее с непроницаемым выражением лица. Через мгновение Гермиона снова опустила глаза, внутренне корчась от дискомфорта. Как ему удавалось заставить ее чувствовать себя столь ничтожной, почти не прилагая усилий? Почему она позволяла делать это с собой? «Потому что тебе это нравится», — напомнил ей голос в голове. — Ясно, — сказал он. Гермиона уставилась на коврик на полу, и было так тихо, что она могла слышать лишь тиканье часов на каминной полке. Казалось, она стояла там вечность, прежде чем осмелилась взглянуть на него краем глаза, и он поймал ее на этом, вопросительно подняв одну бровь. — Да? — заговорил он. — Что мы будем делать, сэр? — спросила она тихим голосом. — Как ты думаешь, что мы должны делать, Гермиона? Ну, конечно, даже его неудовольствие было предпочтительнее, чем все время стоять молча! Она затараторила: — Вы сказали, что если Гриффиндор выиграет, то я получу порку по своему выбору, и я выбираю свою расческу! Он кивнул. — Это действительно ценная информация для меня, — сказал он. — Но ты не одета надлежащим образом для обучения у меня, правда же, Гермиона? — Да, сэр, — согласилась она. — Как ты думаешь, что мы должны сделать с этим? — его тон был терпеливым и рассудительным, но Гермиону это не интересовало. Ей хотелось ощутить тепло и волнение, и его руки на своем теле. — Я могла бы пообещать больше не забывать? — предложила она. — Я думаю, это может частично решить нашу проблему, — согласился он. — Но этого недостаточно, чтобы исправить ситуацию, не так ли? Гермиона стала нетерпеливо притоптывать. — А что будет достаточно, сэр? — Нагота, — коротко ответил он, поворачиваясь и отходя от нее. — П-полностью? — заикаясь, уточнила она. Гермионе ни разу не доводилось быть полностью обнаженной в чьем-либо присутствии. Даже ее собственная мать не нарушала границы приватности! Он остановился у камина и стал ворошить угли кочергой. — Тебе что-то кажется неверным в таком решении? — голос Снейпа звучал опасно. — Я могла бы просто снять все ниже пояса, — отчаянно торговалась она. Снейп положил кочергу обратно и повернулся к ней, прищурившись. — Если ты настаиваешь на своем решении этого вопроса, Гермиона, ты не сможешь получить порку по своему усмотрению. Она закусила губу и скрестила руки на груди, как бы защищаясь; он нахмурился. — Джинсы и трусики, — коротко распорядился он. — Затем наклонись над столом. — Н-но… — начала она, думая о том, как вышло так, что победила она, но выигранная порка ускользнула от неё. — Подчиняйся или уходи! — рявкнул он. — Я теряю терпение! Дрожащими руками Гермиона расстегнула джинсы; она стащила штаны и трусики разом. Инстинкт велел ей прикрыться руками, но она знала, что это его разозлит. Она поспешила к столу и наклонилась над ним, сразу почувствовав, что волшебные узы завязались вокруг запястий, как в прошлый раз. Она посмотрела в мутное отражение стеклянной стены и увидела, как профессор Снейп подошел к ней, начав расстегивать ремень. — Н-но я попросила расческу! — закричала она, вспоминая, как больно жалил ремень… и как он уткнулся лицом в ее влажную щель, облизывая её... как сосал клитор, пока она не потеряла рассудок… — Молчи, — прошипел он. — Ты не в том положении, чтобы требовать снисхождения. Гермиона утихла, понимая, что он серьезно ею недоволен. Она напрягала мозг, чтобы разобраться, как весёлое событие так быстро превратилось в нечто пугающее. — Во-первых, — сказал ее профессор, — ты вошла в мой кабинет — комнату, в которую согласилась входить только с поднятой юбкой и обнаженной пиздой, — в совершенно неприемлемой одежде. Он хлестнул её ремнем, и она громко ахнула. — Считай, Гермиона. Я хочу, чтоб ты считала каждый мой удар. — Один, — произнесла она, и он снова хлестнул ягодицы. К пятому удару она плакала, как от унижения, так и от дискомфорта. Гермиона была смущена и расстроена и хотела быть где угодно, но не здесь. Когда она сказала: «Десять», он остановился, слегка запыхавшись, и снова заговорил с ней: — Во-вторых, — продолжил Снейп, и она вновь заплакала, понимая, что испытание еще не закончилось, — ты спорила, когда я дал тебе прямой приказ, при том, что ранее ты согласилась с условием, что в этой комнате будешь повиноваться, не задавая вопросов. Ремень снова упал на ее задницу, и она прикусила губу, чтобы не кричать. — Ты снова будешь считать, Гермиона, с самого начала. Она вскрикивала и считала удары, пока он шлепал ее зад ремнем. Когда она шла сюда сегодня вечером, то не думала об обещаниях, данных ему раньше, — она мечтала о том, чтоб он шлепал ее и угождал. Она не подумала ни о своем месте, ни о своих обязательствах в этих отношениях. Она думала лишь о своем возбуждении, о своем волнении, о своей потребности — совсем не о том, чтобы подчиниться его власти или его воле, — она в действительности не думала о нем вообще, кроме как о верном источнике своего сексуального удовлетворения. Когда она сказала: «Десять», он снова сделал паузу, еще больше запыхавшись. Он заговорил в последний раз. — Не нужно считать следующие несколько ударов, Гермиона. Ты можешь просто плакать, думая о том, что хочешь сказать мне, когда порка закончится. Ремень снова опустился на ее истерзанный зад, и она позволила себе всхлипывать, зная, что вела себя глупо и эгоистично, непослушно и неуважительно. И понимала, что совершенно не заслуживает внимания и времени своего учителя. Он ударил её задницу еще пять раз, но Гермиона всхлипывала оттого, что сердце разрывалось от ощущения полного опустошения и разочарования. Запястья были освобождены, и с помощью магии её укутали в плед, а затем отлевитировали на диван, где ей разрешалось сидеть рядом с ним. Он не прикасался к ней, но протянул платок и стал ждать, пока она перестанет плакать. Трудно было остановиться; он стал центром ее жизни. Даже еда, сон и учеба были сосредоточены вокруг него и дневника, который она вела, чтобы он читал. Что она будет делать, если он скажет ей одеться и больше не приходить? И почему… почему он не прикасался к ней? Когда наконец она перестала плакать, профессор Снейп передал ей еще один чистый носовой платок и стакан воды. Гермиона выпила воду и вернула ему пустой стакан, прочистив горло. — Можно я скажу? — спросила она, глядя на свои руки. — Можно, — согласился он. — Прошу прощения, — тихо пробормотала она. — Я была безрассудной и неуважительной, — её голос дрогнул на последнем слове, и она снова задохнулась, слезы тихонько потекли из глаз, капая на одеяло и впитываясь в ткань. Профессор Снейп поднял палочку. — Акцио одежда и обувь Гермионы, — сказал он. Когда предметы упали ему на колени, он протянул их ей. — Одевайся, — тихо сказал он. — Целебное масло, которое ты сможешь добавить в ванну, находится на столе. В молчании Гермиона сделала как он велел, не задумываясь о забытой скромности. Она застегнула джинсы и засунула ноги в кроссовки, слезы застилали глаза. Когда она оделась, то попыталась попрощаться, но в горле словно ком застрял, поэтому она положила в карман баночку с маслом и повернулась. — Конечно, ты можешь уйти, — задумчиво протянул профессор Снейп, — но ты также можешь услышать, что я хочу сказать, прежде чем уйдешь. Гермиона остановилась и повернулась к нему, вытирая опухшие глаза рукавом кофты. Профессор встал, подошел к ней и, достав еще один носовой платок, протянул ей. — Ты хочешь продолжать встречаться со мной в качестве твоего наставника, чтоб научиться быть сабмиссив, Гермиона? Сердце перевернулось в груди — неужели был шанс, что ей позволят остаться? — Д-да, — выдохнула она. — Тогда ты должна следовать моим письменным инструкциям всю следующую неделю. Это ясно? Она молча кивнула. — Ты не будешь касаться себя в сексуальном плане в течение следующей недели, — строго сказал он. — Ты откажешься от самоудовлетворения в качестве искупления за твое неуважительное отношение ко мне. Ты готова это сделать? Она кивнула головой, надежда запульсировала в груди, отчего дыхание сбилось. Она никогда не чувствовала такого огромного облегчения, как сейчас. Думая слишком много об удовлетворении, она стала безрассудной и глупой. И это почти стоило ей самой важной вещи в ее жизни… отношений с её профессором. Да, она сможет легко обойтись без прикосновений к себе в течение семи дней. — Когда ты вернешься в эту комнату через неделю, я буду использовать Легилименцию, чтобы убедиться, что ты честна со мной, так что даже не думай об обмане, — его глаза безжалостно скользнули по ней, а лицо не выражало никаких эмоций. — Ты будешь продолжать следовать прежним инструкциям относительно сна, еды и учебы. Вместо деталей своей мастурбации ты будешь писать эссе в тысячу слов каждую ночь, прежде чем уснуть, рассказывая мне, почему ты хочешь быть сабмиссив, — он бесстрастно посмотрел ей в глаза. — Прямо сейчас я не вижу практически никаких доказательств твоего ранее выраженного интереса к этому обучению, Гермиона, и если ты не намерена продолжать, то я найду более полезный способ провести время. Гермиона горячо кивнула. Он не отказывался от нее — он собирался дать ей шанс доказать ему. — Благодарю вас, сэр. — Теперь можешь идти, — сказал он, отвернувшись. Гермиона выбежала из его кабинета, полна отчаяния, надежды и решительности.Chapter 10: Пари
8 декабря 2017 г. в 16:26
Гермиона добросовестно вела новый ежедневник. Профессор Снейп проявил крайнюю предусмотрительность. Мысль о том, что она должна отчитываться о каждом приёме пищи, заставляла Гермиону питаться регулярно и правильно. Мальчики были рады, что она начала есть и выглядеть лучше. Настолько, что снова перестали её замечать. На самом деле Гермиону это не задевало. Теперь у нее был свой дневник, который она держала в прикроватной тумбочке, и своя восхитительная тайна, которую никто не мог отнять.
Правильный сон и здоровая пища вернули энергию и внимательность, необходимые во время учебы. Гермиона снова начала преуспевать на занятиях. Она ухмылялась, думая о том, как была бы потрясена профессор МакГонагалл, узнав, что за успехи Гермионы в Трансфигурации следует благодарить профессора Снейпа.
В классе Снейп вел себя с ней как и обычно, и Гермиону все устраивало. Зная, что он читает её ежедневные рассказы о сне, еде и о (одновременно самой захватывающей и самой ужасной части) мастурбации, она была уверена в его внимании, и на данный момент этого было достаточно.
В субботу Гриффиндор открывал квиддичный сезон, им предстоял ежегодный матч против Слизерина. Как хорошая подруга, Гермиона укуталась шарфом цветов своего факультета и побрела к квиддичному полю по ноябрьскому морозу. Был холодный пасмурный день, с небом цвета олова. Гермиона шла в одиночестве, спрятав руки в карманы. Взгляд ее уткнулся в землю, а мысли были далеки от квиддича. Сначала она почувствовала, что он рядом, уловив в воздухе запах его бальзама после бритья.
Сердце начало биться быстрее, и Гермиона, невзначай посмотрев влево, увидела ястребиный профиль Снейпа. Его волосы слегка развевались на холодном ветру, и он нахмурился, глядя прямо перед собой, словно не подозревая, что она рядом. Он подошел достаточно близко, чтобы начать разговор, но не настолько, чтоб это выглядело, будто они шли вместе.
— Не нужно открыто беседовать со мной, мисс Грейнджер, — сказал он, и губы его едва шевелились.
— Конечно, сэр, — ответила она, вновь уткнувшись взглядом себе под ноги.
Эйфория узлом начала закручиваться внизу её живота.
— Я удивлен, что вы решили потратить время на то, чтобы посмотреть, как ваши маленькие друзья проиграют в квиддич сегодня, — усмехнулся он.
— Мои друзья уже не маленькие, сэр, и я не верю, что они проиграют в квиддич сегодня, — Гермиона нервно облизнула губы, надеясь, что правильно прочитала его настроение: он не против её ответа на подшучивание и она не будет наказана за дерзость или за споры.
— И что бы вы хотели поставить на результат этого спортивного события? — усмехнулся он.
— Что было бы уместно? — спросила она с любопытством.
— Если Слизерин победит, ты будешь ласкать себя в моем присутствии, для моего удовольствия, так, как я того пожелаю. Если Гриффиндор победит, ты получишь порку орудием, которое выберешь сама, — его речь была коротка и ясна; по его тону невозможно было догадаться, что он говорил со студенткой о порочных сексуальных практиках.
— Договорились, сэр, — промолвила она, снова взглянув на него, но была разочарована. Выражение его лица совершенно не изменилось, когда он уставился вдаль. — Когда проигравший выплатит свой долг?
— Чем скорее, тем лучше, — ответил он. — В моем кабинете, сегодня, сразу после ужина.
Они поднялись на трибуны, и их пути разошлись, потому что он сидел с учителями, а она — со студентами.
— И не задерживайся! — прошипел он, отворачиваясь. — У меня назначена встреча в деревне вечером, и я не хочу опоздать.
Гермиона уставилась на удаляющуюся спину, чувствуя себя потрясенной, и не в приятном смысле. У него свидание? Он собирался увидеться с этой телкой Таффи после того, как будет с Гермионой?
Она сердито нахмурилась, напугав своим видом группку первокурсников, тут же расступившихся перед ней, освобождая путь.
«Мы еще посмотрим, профессор», — подумала она сердито, занимая дальнюю скамью рядом с другими гриффиндорцами-семикурсниками.