For the Potions Master's Amusement

      Комната, в которую Гермиона вошла из кабинета, оказалась уютной гостиной с огромным камином. Перед очагом стояла обтянутая бордовой парчой софа в окружении двух бутылочно-зеленых кресел с высокими спинками… Ковер на каменном полу был из темно-зеленой толстой шерсти с красно-золотым фигурным орнаментом в восточном стиле.       Но самой удивительной особенностью комнаты, по мнению Гермионы, было множество выпуклых книжных полок, которые занимали каждый свободный дюйм пространства на стенах. Она видела разноцветные кожаные тома, некоторые с названиями на других языках, а некоторые даже были отмечены древними рунами. Она также заметила множество учебников по всем предметам для каждого курса, от простых методичек учебного плана для первокурсников до толстых увесистых томов несомненно продвинутого уровня обучения. Самыми удивительными оказались знакомые книги в мягких обложках авторов-магглов, две из которых лежали на столе рядом с одним из кресел. Но прежде чем она сумела рассмотреть их обложки, он позвал из соседней комнаты:       — Директор?       Гермиона подошла к дверям.       — Нет, сэр, это я… Гермиона.       Снейп лежал, растянувшись на двуспальной кровати, с зажатым в руке дневником-близнецом. Ему удалось снять свою мантию (мантию Пожирателя Смерти — вздрогнула Гермиона, узнав одежду с капюшоном) и сюртук. Оба предмета одежды были брошены на простом темном ковре рядом с кроватью. На Снейпе все еще были надеты белая суконная рубашка, расстегнутая, благодаря чему Гермиона могла видеть бледную кожу, и брюки из черной шерсти на обутых ногах.       Гермиона заметила все это, пока спешила к нему, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле. Лицо Снейпа было изможденным и серым, искривленным от боли, а кожа на груди измазана ярко-алой кровью.       — Сэр! — выдохнула она, останавливаясь у края кровати, боясь прикоснуться к нему. — Что случилось?       Его рука рванулась вверх и схватила ее запястье, черные глаза сверкнули на бледном лице.       — Не могу пойти к Поппи, — сказал он. — Она расскажет ему, а я не могу видеть его сейчас — я ещё недостаточно сильный.       Его голова опустилась на подушки, и глаза закрылись, пока он хрипел с открытым ртом, пытаясь дышать, но он так и не отпустил запястье. Гермиона проглотила страх.       — Сэр, пожалуйста, позвольте мне позвать мадам Помфри — я не знаю, что делать!       Его хватка стала болезненной, и Гермиона осознала смертоносную силу в этих длинных пальцах — он мог бы, несомненно, сломать ей кисть, если б хотел.       — Нет, — задыхался Снейп, — ты поможешь, — его глаза снова открылись, и Гермиона была прикована их взглядом. — Помоги мне, — настаивал он.       — Я не знаю, что с вами случилось, — хныкала она, повернув руку, чтобы вырвать из его хватки запястье. — Я не знаю, что делать. — Он почувствовал ее попытки вырвать руку и снова сжал её, да так, что она вскрикнула: — Вы делаете мне больно!       Он сразу же отпустил ее, но только чтобы поймать ее пальцы и притянуть их к губам, новая боль исказила его черты.       — Прости меня, — сказал он.       А затем:        — Помоги мне.       — Скажите, что мне делать, — ответила она, положив ладонь ему на щеку.       — Целебное зелье от внутренних травм, — сказал он, и Гермиона почувствовала, что кто-то налил в ее жилы ледяную воду.       У него внутренние травмы?       — В закрытом шкафу в ванной. Бледно-голубое.       Гермиона оглядела комнату и увидела дверь в уборную.       — Как открыть шкаф?       — Пароль — «Лета», — выдохнул он, отвернувшись, раздираемый болью.       Гермиона осторожно распрямила пальцы и поспешила в ванную, зажигая газовую лампу палочкой. Непосредственно над раковиной, где у большинства людей висело зеркало, у Снейпа была картина темно-зеленого змея, скрывающая глубокий шкаф. Гермиона на мгновение уставилась на змею, прежде чем сказать: «Лета».       Картина качнулась вперед, и Гермиона уставилась на плотно заставленный зельями шкаф. Пузырьки были тщательно помечены почерком ее профессора, но она не удосужилась разбирать названия; ее взгляд искал бледно-голубой фиал. Проверив название, она бросилась обратно к профессору Снейпу, на ходу откупоривая пузырёк с зельем.       — Вы можете поднять голову, чтобы проглотить его? — спросила она, и Снейп поднялся на локтях, мужественно проглатывая неприятно пахнущее вещество, которое она вливала ему в рот.       — Теперь, — сказал он, снова опустив голову на подушку, — обезболивающее.       — Розовое? — спросила Гермиона, думая о зелье, которое мадам Помфри давала при головных болях.       — «Soulagement»*, — сказал он. — Наркотическое. Бесцветное.       Гермиона вернулась к открытому шкафу, сначала схватив флакон Веритасерума, прежде чем обнаружила крошечную пометку «Soulagement» на одном из оставшихся пузырьков. Затем она снова была рядом с ним. Это зелье он вырвал у нее из рук, высасывая последние капли из флакончика и облизывая его.       Затем его голова мягко упала на подушку, а лицо расслабилось.       — Лучше? — прошептала она, но Снейп был уже без сознания.       Гермиона села на край кровати и погладила его колючее от щетины лицо, отбрасывая его иссиня-черные жирные волосы со лба. Кто причинил ему боль? И что они с ним сделали? И за что? Все это было просто ужасно.       Он долго спал, наркотическое обезболивающее лекарство приносило ему облегчение, в котором он нуждался. Гермиона повернулась, чтобы осмотреть его тело. Разве могла она раздеть его и очистить раны, не побеспокоив? Скорее да, чем нет. Она оттянула полы его рубашки, открывая грудь и живот. Ее дыхание застряло в горле при виде тела, которое ей так хотелось рассмотреть и потрогать, — ужасные косые полосы, будто кто-то изрезал его перочинным ножом, не могли отвлечь её от красоты подтянутой груди. Легкими прикосновениями она волшебным образом очистила раны, затем исцелила их, проводя своей палочкой над туловищем по порезам, которые пересекались с бледными полосками шрамов от старых, давно заживших травм.       Когда она полностью исцелила порезы, то осмелилась просто погладить его грудь по редким черным волоскам, растущим между сосками. Были ли его соски такими же чувствительными, как у нее? Было бы неправильно лизать их, пока он спит? Она удовлетворила свой интерес, поглаживая соски и прижимая руки к груди. Затем она погладила плоскость живота, опустив палец в пупок, и ниже по линии темных жестких волос, ведущих в брюки.       Разве ему не станет комфортней, если она расстегнет пояс и стащит брюки? Разумеется, Гермиона оставила бы его трусы на месте, но не лучше ли, если он не будет обременен тяжелой одеждой? Кончики её пальцев задержались на серебре пряжки ремня, напомнившей, как он наклонялся и шлепал им ее обнаженную задницу. Думая об этом, ей хотелось дотянуться до его штанов и прикоснуться, погладить его там, доставив удовольствие так же, как он делал это с ней столько раз.       Затем она заметила мазок крови на кончике пальца и, посмотрев вниз, с отвращением обнаружила кровь на блузке. Она встала с кровати и ужаснулась своим недавним мыслям. Кем нужно быть, чтобы домогаться своего спящего, раненного профессора, пока он был беспомощным? Что с ней не так?       Она вошла в его ванную комнату и закрыла шкаф с зельями, задержавшись, чтобы вымыть руки у раковины. Ей действительно нужно было принять ванну и переодеться во что-то чистое, но она не хотела оставлять профессора Снейпа. Гермиона не была уверена в том, что именно с ним не так и как долго он будет спать, — она ​​не хотела, чтобы он проснулся и не нашел ее. Но ведь можно было искупаться в его ванной, оставив дверь открытой, — она ​​наверняка услышит, если он проснется или пошевелится.       Гермиона разделась, изучая личную ванную своего профессора. Старая ванна с когтями была отделена от более современного душа, который он, очевидно, использовал чаще. На держателе в душевой находился высокий прозрачный фиал с вязкой жидкостью, похожей на шампунь, — он создал свой собственный? — а в мыльнице — брусок мыла, запах которого она узнала, когда только вошла сюда. Гермиона скрутила краны, чтобы заполнить ванну, и заметила, что у нее нет мыла, поэтому потянулась к душевой и достала брусок, улыбаясь знакомому аромату. Она собрала волосы и опустилась в воду, моясь его мылом и представляя, будто это его руки гладят кожу.       Искупавшись и завернувшись в пушистое белое полотенце, Гермиона снова вошла в спальню и встала рядом с кроватью, наблюдая, как ее профессор спит. Когда она убедилась, что ему комфортно, она оглядела комнату. Давая волю своему любопытству теперь, когда кризис миновал.       Каменные стены со всех сторон были увешаны старыми гобеленами, изображающими сцены из жизни волшебников. Многие из них были маловероятными в лучшем случае, и Гермиона догадалась, что профессор просто решил повесить их, чтобы утеплить холодные стены подземной комнаты. Ковер здесь казался не таким приятным, как в гостиной, и был просто темно-зеленым без орнамента. Двуспальная кровать стояла в центре дальней стены с прикроватными тумбочками по обе стороны. Одеяло, на котором лежал профессор, также было темно-зеленым, хотя наволочка и постельное были чисто белыми. Чуть дальше стоял комод, на котором виднелись гребень, керамическая чаша, открытая деревянная коробка с несколькими наборами запонок и одна обрамленная колдография. Гермиона мгновенно подошла к ней.       В простой серебряной рамке рядом с худощавой женщиной с тяжелой челюстью стоял странный мальчик с большим крючковатым носом и неопрятными длинными волосами черного цвета. С другой стороны от мальчика был чей-то рукав и оборванный край фотографии. Профессор Снейп оторвал отца с колдографии, или это был кто-то еще? Когда сделана эта колдография? Гермиона наклонилась ближе и увидела, что мальчик держит перед собой палочку. Он держал ее с гордостью, его глаза сияли с волшебной фотографии, когда он поворачивал и размахивал ею. Его мать хмурилась и выговаривала его, но мальчик с его новой палочкой не обращал никакого внимания. Гермиона улыбнулась, увидев дьявольскую усмешку мальчика, возникающую, когда он взмахивал палочкой и производил прекрасный сноп разноцветных искр.       Гермиона вздрогнула от холода, когда тепло после ванной ушло, и, повернувшись к шкафу, открыла его, надеясь найти халат. Отворив дверцу гардероба, Гермиона почувствовала запах профессора и глубоко вдохнула, наполнив им лёгкие. Внутри она увидела черные мантии и черные брюки, аккуратно свисающие с вешалок. Взгляд привлек блеск атласа, и она сняла с вешалки простой чёрный халат, завернувшись в него и подвернув рукава, чтобы освободить руки. Тот скрывал ее тело, но не был особенно тёплым, а значит, если она собиралась наблюдать за Снейпом сегодня вечером, то делать это нужно из-под одеяла.       Гермиона решительно взяла палочку и отлевитировала своего профессора. Убедившись, что ее заклинание устойчиво, она быстро расстелила постель. Когда Гермиона уложила его на спину, одетого только в брюки и носки, она укрыла его по плечи и подошла к другой стороне кровати, чтобы лечь рядом с ним. Под одеялом было тепло, и хотя она собиралась не спать, наблюдая за ним, все равно вскоре провалилась в сон. Во сне Гермиона естественно потянулась к ближайшему источнику тепла, которым являлся спящий Северус Снейп.       Желание наполнило ее, плывущую в облаке блаженства. Ощущения удовольствия заполняли тело, покалывая нервные окончания, и она слабо стонала во сне, чувствуя возбуждение, сливающееся в промежности. Гермиона потянулась к источнику блаженства и обнаружила его у себя на груди; ее пальцы запутались в волосах, и она притянула руками чью-то голову, крепче прижимая. Искусный язык ласкал соски по кругу, и невероятное ощущение вызвало стоны из ее горла, в то время как она начала извиваться бедрами в поисках новых приятных чувств.       — Ненасытная, — сказал хриплый голос, и Гермиона проснулась в незнакомой комнате, лежащей на боку в постели, с кем-то, зарывающимся лицом в ее халат. Этот кто-то нашел ее грудь, облизывая и посасывая соски, доводя до исступления.       — Сэр, — сказала она, но он лишь молча продолжал ласки.       Благодаря свету единственной свечи Гермиона увидела, как его бледные плечи напрягались, когда он использовал руки, чтобы сжать грудь вместе, пытаясь взять оба соска в рот сразу. Он преуспел в этом с выражением полного удовлетворения, и Гермиона вскрикнула от интенсивности ощущений, отчаянно нуждаясь в члене внутри себя сильнее, чем когда-либо.       — Пожалуйста, — выдохнула она, приближая нижнюю часть тела к нему.       Он успокоил ее, одной рукой развязывая халат и раскрывая его второй, окидывая тело лихорадочным взглядом. Она положила руку на лицо, а затем на его лоб, понимая, что он был в лихорадке. Он бредил во сне.       — Остановитесь, — сказала она, но его проворные пальцы снова нашли сосок, все еще скользкий от слюны.       Гермиона знала, что это неправильно. Так или иначе она должна заставить его остановиться, лечь спокойно и отдохнуть. Но она была так возбуждена, так чертовски заведена его лаской, что смогла только раздвинуть ноги и позволить ему пальцем оттрахать ее.       — Правильно, — промурлыкал он, слушая ее стонущий ответ на прикосновения. Его зубы слегка прикусили ее затвердевший сосок, и она ахнула. — Хорошая девочка, — похвалил он и втянул сосок в рот, в то время как его большой палец обхватил клитор.       Гермиона извивалась под его ласками. Ее хватало лишь на то, чтобы гладить его плечи и запутываться руками в волосах. Мерлин милостивый, она была готова сделать для него что угодно после этого — ласкать рукой вверх-вниз член или лизать и сосать его, да, она…       Он выпустил сосок и опустился губами по груди, всасывая мягкую кожу в рот, помечая её своими укусами, и все, что она могла сделать, это кончать снова и снова, всхлипывая и извиваясь. За это она была вознаграждена рукой, которая мягко сжала ее промежность.       — Хорошая девочка, — снова пробормотал он, его большой нос зарылся между ее грудями.       — Позвольте мне… — начала Гермиона, пытаясь дотянуться до него, но он снова уснул, цепляясь за нее, словно ее грудь была его личным плюшевым мишкой.       Когда они вновь проснулись, Снейп застонал и откатился от нее, но Гермиона успела почувствовать сильный жар на его лице.       — Помоги мне в ванной, — сказал он, неуверенно поднявшись, чтобы сесть.       Гермиона поспешила встать с кровати, запахивая халат. Она была удивлена тем, что он был уже достаточно здоров, чтобы сесть, очевидно, лечебное зелье делало свою работу. Чего она не могла понять, так это его лихорадки — что ее вызвало?       Когда она заставила его снова откинуться на постели, вернувшись из уборной, он выхватил из её рук цветное зелье и устремил на него сверкающий лихорадочный взгляд.       — Иди на занятия, — приказал он. — Но возвращайся ко мне сегодня днем ​​с едой. К тому времени я смогу есть.       Гермиона взяла пузырьки с зельями и выстроила их на тумбочке в пределах его досягаемости.       — Позвольте мне позвать мадам Помфри, — сказала она.       — Нет, — сказал он и выпил светло-голубое зелье для исцеления внутренних травм.       — Я могла бы попросить директора прийти, — попробовала она снова, приняв из рук профессора пустой пузырек.       — Нет! — огрызнулся он, устало закрыв глаза. — Я не могу пойти к Поппи, потому что не должен видеть Дамблдора, пока не восстановлю некоторые силы.       Она прижала ладонь к его щеке.       — Но меня беспокоит ваша лихорадка, — объяснила она.       Его глаза открылись, и он подарил ей полуулыбку.       — Лихорадка означает, что внутренние раны заживают, — заверил он ее.       — Как вы были ранены? — спросила она, желая остаться с ним подольше.       Его веки снова закрылись.       — Я все расскажу тебе позже — когда вернёшься с едой. — его голос казался напряженным и усталым.       — Но еда нужна вам сейчас! — запротестовала она.       — Нет, сейчас мне нужен сон, — пробормотал он, поворачиваясь на бок.       Его глаза снова открылись, и он посмотрел ей в глаза.       — Возвращайся сегодня днем ​​и принеси мне поесть — и я буду лизать твою красивую маленькую щелку, пока ты не кончишь мне на лицо.       Гермиона слабо засмеялась. Она не желала оставлять его одного, но, знала, что ей придется это сделать, — у нее не было возможности пропустить целый день занятий, не вызвав вопросов, на которые она не хотела бы отвечать.       — Ну, если вы так говорите, — тихо сказала она.       Он потянул ее за халат.       — Оставь это здесь, — сказал он.       Гермиона встала и выскользнула из атласа.       — Конечно, я оставлю его здесь, он ваш, — поддразнивала она.       Подняв халат к лицу, он глубоко вдохнул.       — Пахнет как ты, — сказал он, судорога исказила лицо, и Гермиона поняла, что ему снова больно.       Она влила в его рот глоток обезболивающего, и он улегся на подушку. Гермиона оделась во вчерашнюю одежду, оставив его спать мертвым сном, сама пробираясь коридорами замка, чтобы вернуться в свою комнату и приготовиться к занятиям. ________ Soulagement (франц.) — облегчение.