Люблю, люблю, люблю

      Ясным солнечным днём Отус и Альфонс отправились к той самой пещере с таинственной совиной реликвией, которую уже посетили их друзья.       Зои оказалась приятной, весёлой и увлечённой своим историко-археологическим хобби девушкой с далеко идущими планами превратить увлечение в свою профессию. Теперь, когда все осколки земной коры опустились на воду, частично лишившись наземных и, практически полностью, летающих хищников - прежде ревностно охранявших ареалы своего обитания, - а так же избавились от буйных зарослей воздушных лиан, специально выстреливающих побегами на другие острова, чтобы обрести возможность впитывать солнечные лучи всей поверхностью стебля, мечта совушки была, как никогда, близка к своему осуществлению. Единственным препятствием на путь в дальние уголки мира осталось море, а к наиболее близким островкам в паре часов полёта – лишь выносливость её собственных крыльев. Конечно, океан таит в себе множество опасностей и он практически не изучен на сегодняшний день, но, по крайней мере, в прошлом остались притёртые вплотную друг к другу каменные платформы, на чью обратную сторону невозможно попасть снизу, или накрепко заплетённые в кокон из колючих растений, внутри которого могло прятаться что угодно. Исследователям открылись новые горизонты не познанного мира, пострадавшего от опрометчивых решений предков, но ими же спасённого. Совёнок и Зои договорились отправиться в следующее приключение вместе, конечно же, прихватив с собой и всю честную компанию, включающую возлюбленного новой подруги Отуса, Гэдди, Твига, Альфонса, Мэнди, Солуса и Роланда, если он захочет.       Расспросив девушку о таинственном алтаре, изучив его повнимательнее вместе с ней, Отус неожиданно для себя понял, какую функцию данный артефакт должен выполнять. И тот действительно сработал. Несмотря на свою невообразимую древность, сокрытая глубоко под землёй магия совиных предков (возможно, в ядре планеты захоронен Гекс?) отозвалась по первому же зову, стоило активировать вещицу, являющейся фамильной реликвией семьи Отуса, и немногим, оставшимся совёнку в память о маме и папе. Наконец-то мальчик понял, как правильно её использовать! И сразу же решил: Альфонсу, вне всяких сомнений, стоит на это посмотреть.       Вот теперь, юный филин и благородный пират, рассекая свежий морской ветер, стремились навстречу неизведанному и такому манящему, что сердца обоих храбрых искателей трепетали от предвкушения. Отуса – по причине знания о том, какое событие их ожидает; из-за чего на лице мальчика играла таинственная улыбка с едва различимыми нотками грусти. Альфонс же был заинтригован теми эмоциями, с которыми друг описал ему природное святилище. Однако что-то ещё неустанно преследовало пирата, проникая в его мысли откуда-то из иной реальности, сменяя обычное человеческое любопытство чувством, намного более глубоким и, вместе с тем, странным – Альфонс не мог понять его природу, и это вызывало невольное лёгкое беспокойство. Адмиралу боевого флота казалось, что волнительное ожидание проецируется не только на шанс увидеть ещё одну действующую реликвию Создателей, но на нечто иное, намного более важное, чем она, находящееся в том же самом месте.       Вот только что же это могло быть, и в связи с чем возникла подобная уверенность? Ведь он никогда не был в пещере, а Отус рассказал про один лишь алтарь. По непонятной причине Альфонса не покидало ощущение: робот не должен, или даже физически неспособен испытывать эмоции подобного рода, хотя бывший пират не мог конкретно описать свои чувства.       Солнце вызолотило лазурную воду в промежутке между архипелагом и режущими волны каменными пиками, сотворив из неё ярко отсвечивающий диск красноватого драгоценного металла, похожий на обручальное кольцо с изумрудной россыпью по спирали центрального украшения. Серебристые блики бежали наперегонки в бескрайнюю синь, как от пульсирующего небесного светила, окунувшегося в волны. Чайки с радостными криками ныряли в пучину, взмывая вверх со сверкающей рыбкой в клюве, словно ракета Кернелл. Небо над головой напоминало чисто вымытый дождём кусочек голубого стекла, от края до края пересечённый радугой.       Совёнок жалел лишь об одном в этот прекрасный день – что он не может парить столь высоко, как несли его крылья в облаках над Вэлли: к сожалению, земное притяжение сократило выносливость сов и силу их прогрессивной магии вдвое. Потому жителям нового архипелага пришлось выстроить несколько башен, откуда стартовать было намного удобнее, но летящий всё равно постепенно снижался по плавной нисходящей дуге.       Друзья взобрались на скалу, преодолели извилистый лабиринт, выведший их к укрытому низким кустарником каменному выступу, открывающему чудесный вид на океан и похожие на созвездия россыпи островов там и тут. Днём площадка для уединённых прогулок и пещера пустовали, а место хоть и выглядело, безусловно, прекрасным, но имело не так уж много различий с другими этюдами, написанными на холсте мира Матерью - Природой. Даже розетки матовых кристаллов, полукругом опоясывающие алтарный камень - словно кто-то вырастил их специально, - умело маскировались под самый обычный кварц молочного цвета. Как диковинные хрустальные бутоны, они тонкими иглами проклюнулись из-под мохового ковра на стенах, полу и потолке, кое-где, казалось, только начиная распускаться, а в других местах уже рассыпая покрытые трещинами лепестки в искристую пыль. Любопытное солнце заглядывало в щели и арочный вход, преломлялось в хитросплетении граней, радужными ручейками сбегая под ноги совёнку и роботу. Похоже, кристаллы притягивала энергия, питающая алтарь, поэтому они образовали по периметру пещеры подобие «ведьминого круга», как принято называть выросшие ровным рядком мухоморы в лесу. Считается, что такие полянки наделены особой магической силой. Отус бережно опустил свою реликвию на дно выемки посредине алтаря – два небольших серых кружка, вложенных друг в друга, и вместе похожих на гибрид компаса с календарём народа майя. А так же на механизм, ещё более древний, чем она – украшенный священными рисунками совиный телепорт у совёнка на поясе. Три строчки рун тонким кантом опоясывали приспособление, сделанное из непонятного материала: твердого и шершавого, точно камень, но отсвечивающего на солнце металлом; притом он не являлся, кажется, ни одним из них. Большой диск без особых усилий повернулся вокруг оси маленького, на который он был надет. Отус сосредоточенно подбирал античные элементы алфавита один к другому, опасаясь, что если он не запомнит все комбинации так, чтобы они всплывали в памяти по первому зову, то ошибка сейчас, или в следующий раз может дорого стоять: вдруг система магической защиты примет неудачную попытку за вторжение чужака и заблокирует алтарь навсегда?       Свет из глубины камня оплёл руны золотой лозой, пропитывая их, «вытекая» из мельчайших трещинок на алтаре и струясь лентами дрожащего тумана вдоль стен, к высокому своду пещеры, словно свечение испарялось от нагретой поверхности. Мутное сердце кристаллов неожиданно прояснилось, как небо после дождя, даруя граням зеркальный блеск, а само начало по капле вбирать рождённые земными недрами лучи. Что на самом деле передаёт такое яркое сияние из толщи горных пород или со дна океана, ни Отус, ни Альфонс не стали даже гадать. Робот сказал, что природная аномалия напоминает ему о совиных маяках, которые встречались пару раз за время путешествий по воздушным морям. Хрустальные цветы издали низкий, резонирующий с другими кристаллами гул, после чего прежде невидимый под слоем мха и частой сетью трещин настенный барельеф за спинами созерцающих озарил их ровным рассеянным светом. Круг, рисунками похожий на тот, что украшал храм Четырёх Стихий, но символическое изображение бесконечности – горизонтальную восьмёрку, знак Гекса, - на нём дополнялось ликом огромного филина с непроницаемо чёрными глазами и хищно приоткрытым клювом. Написанное на его лице выражение разительно отличалось от той мудрости и блаженного спокойствия, с которым взирали воздвигнутые вокруг храмов идолы, часто встречавшиеся среди руин совиной цивилизации на небесных островах. Отус видел филина и в момент первой активации, но всё равно под его пёрышками пробежали колючие мурашки. Тем не менее, мальчик уже знал, что ничего плохого произойти не может.       В определённом смысле процесс напоминал не что иное, как включение машин в лаборатории Профессора: когда запускается питающий её двигатель, а потом, одна за другой, медленно вспыхивают сигнальные лампочки над каждым аппаратом. Гэдди разбирается в технике лучше, чем он, но приблизительный принцип работы механизма был Отусу известен.       На алтаре возникла высокая полупрозрачная фигура, облачённая в изумрудные и тёмно-коричневые одежды. Вначале Дирк стоял к ним спиной, вполне возможно, недоумевая, где он очутился, но в следующую секунду дёрнулся на звук переступающих ног – как если бы призрака мог очень взволновать какой-либо раздражитель извне, - и обернулся. На его лице не было привычной маски. Отус робко опустил глаза, поспешно отходя в прячущуюся по углам пещеры тень, чтобы выскользнуть наружу и не мешать долгому разговору старых друзей. Им предстояло обсудить множество вопросов, затрагивающих серьёзные темы: такие, как преданность и предательство. Обладай Альфонса богатой мимикой живых существ, выражение, приобретённое им сейчас, не поддавалось бы никакому словесному описанию. Робот отступил на полшага, прислонился к барельефу, словно опасаясь, что от волнения его подведут ноги.       - О, боже мой, - совершенно по-человечески и неожиданно для себя изрёк бывший адмирал боевого флота.       Альфонсу было абсолютно безразлично, к какому богу он взывает и, может быть, ни один из них не соизволит внять бессловесной неразумной машине, какими роботы навсегда остались в сознании сов. Верховная раса вполне искренне верила в отсутствие на планете иных народов и племён, способных не то, что достигнуть уровня их возвышенного и совершенного интеллекта, но хотя бы приблизиться к нему на сотую долю, и уж тем более, античные учёные никогда не догадались бы искать её среди собственноручно созданных машин. Совы сотворили множество чудес - прекрасных, как дары богов, или несущих в себе угрозу вселенской катастрофы, - но они свыклись с мыслью о своём превосходстве и безграничности технологий, с каждым поколение взбирающихся на всё новые ступени, давным-давно перешагнувшие грань идеального, как кристалл, совершенства. Кажущееся другим магией, которую невозможно подчинить, внушающее трепет одним лишь фактом своего существования, для совиного народа превратилось в обыденные вещи – незамысловатые, не требующие проникновения в их суть, чтобы ими воспользоваться. Подобно спичкам, электричеству, или паровым двигателям, а ведь в незапамятные времена древние люди в страхе бежали от огня, или с благоговением молились на «бога в машине», двигающего огромные поршни. Все открытия, не сотрясающие фундамент науки ради возможности заново отстроить его из выпавших элементов той же самой, чрезвычайно сложной головоломки совиного разума, уже не моги удовлетворить тщеславное желание быть выше. Потому что выше космоса и вселенной, непознаваемого и неподвластного смертным, есть только боги. Совам захотелось сыграть в богов, они решили, что имеют право велеть самой Жизни служить на благо их цивилизации. Но Природа оказалась гордой и сильной волчицей, не готовой превратиться в затравленного цепного пса. Она тоже играла со своими не в меру любопытными подопечными, пока они не перешагнули все границы дозволенного.       Когда эксперименты в рамках создания думающих роботов только начали набирать обороты, совы пытались внедрить живой мозг внутрь механического тела, но потерпели неудачу. Тогда они написали программу, способную эмулировать сознание, которому они смогут дать столько воли, сколько захотят. Первая попытка освободить робота из-под контроля владельца привела к тому, что разум, ощутив себя в изоляции и пустоте искусственного тела, не пропускающего ощущения внешнего мира, сошёл с ума и погубил Ноктэ.       Альфонсу хотелось подбежать к старому другу и заключить его в крепкие объятия, отбросив свою обычную степенность и солидность. Он даже и не подозревал, что внутри у робота может кипеть столько эмоций, и при том никогда не хватит сил подобрать слова для описания хотя бы малой толики всего, испытываемого им сейчас. Но в следующий миг Альфонс вспомнил разрушенные города и деревни, сыплющиеся в бездну ночи полыхающие обломки Адвента, страшное лицо Мольсторма с Реликвией в руке… корабль и то, как Дирк метнул нож над головами Твига и Отуса, который не задел их только потому, что палочник успел оттолкнуть совёнка в сторону и пригнуться.       А потом он собственными руками убил некогда самого значимого в своей жизни человека, потому что не мог бросить в беде новых друзей, отчаянно нуждающихся в его помощи. Равно как и весь мир, с гибелью которого исчезнут и пираты, и их жертвы, и земля под ногами, и бесконечное небо, которое они бороздили вдвоём. Мольсторм не мог этого понять, поскольку был создан для войны и жил только ради неё, а последствия, сколь чудовищными они не окажутся – то уже забота создателей, а не боевой машины. Позволив данной мысли свободно дрейфовать в своём подсознании, Альфонс понял, что не может просто притвориться, будто бы всё осталось, как раньше. Они оба – взрослые люди, и должны разрешить свои разногласия раз и навсегда, а не бегать от них вечно. Тем более, вечность уже начала отсчитывать песчинки в огромных часах для одного из них.       - Я никогда тебя не прощу за то, что ты сделал, и ты это знаешь, - охладив свои чувства, произнёс Альфонс, смотря прямо в лицо некогда лучшему и единственному другу. – Если бы ты позволил нам пройти в каюту капитана, мы бы не оказались в настолько скверной ситуации, и Отусу не пришлось бы…       - Я исполнял долг перед Капитаном, - с суровой непреклонностью отозвался тот, словно участник спора, отстаивающий свою правоту даже после того, как осознал ошибочность своих суждений, поскольку теперь ему неудобно в этом признаться, или не позволяет гордость. – Позволю себе напомнить, что нас создали именно для этого – выполнять приказы, а не обсуждать их, или пререкаться с командиром! Робот не может существовать сам по себе, а другого господина на тот момент у нас не было и не предвиделось!       - И что, позволь узнать, ты был ему должен? Поставить на кон свою жизнь ради победы над людьми, которых тебе поручили защищать, вместо того, чтобы вести против них военные действия?! Пожертвовать всем в попытках найти доказательства ложным убеждениям – в этом заключалась твоя истинная цель, а вовсе не в желании угодить Мольсторму, не так ли? Потому что я не принял твою точку зрения и ушёл к «врагам»; тогда ты посчитал себя оскорблённым. Наши создатели вручили нам всем неоценимый подарок – собственный разум и умение отличать правильное от неправильного, чтобы мы делали осознанный выбор, за гранью слепого подчинения приказам. Даже если наши собственные умозаключения будут в корне противоречить сказанному старшим по званию. В какой момент ты позабыл эту простую истину?       Альфонс понимал, что данные вопросы, вполне вероятно, звучат для его друга как нечто, лишённое и толики здравого смысла, ведь Дирк был прав: жизнь робота - это исполнение чужой воли. Теряя цель и ощущая себя ненужным, автоматонный организм прекращает своё существование, оставаясь ржаветь где-нибудь на задворках Истории. Чтобы дождаться своего часа, или уйти в ничто. Поэтому каждый робот, выполняя миссию быть полезным кому бы то ни было, считает себя безоговорочно правым, и уж кому-кому, а «неисправному» коллеге его точно не переубедить. Однако роботы серий, родоначальниками которым послужили Альфонс, его (бывший?) друг и капитан Мольсторм, обладали более сложной системой управления действиями, почти в совершенстве похожей на разум сов или людей. Они даже могли частично выходить за рамки тех ограничений, что накладывает установленная в мозг робота операционная система. Прежнему адмиралу удалось это сделать, когда он в полной мере осознал, какими последствиями обернулась его война против мирного населения не с позиции программы, уловившей в своих действиях ошибку, а с точки зрения непростительно ошибавшегося человека. Дирку – когда он принял действие «бракованного» собрата за измену, и это отразилось на его чувствах и восприятии мира. В тот момент они оба перестали быть простыми роботами, если называть их так в дальнейшем по-прежнему имеет смысл. Да и бесплотный дух, принадлежащий не живому и не рождённому природой существу, стоящий сейчас перед Альфонсом, открывал ему доселе невиданные границы совиного всесилия. Творения сов противоречили законам мироздания, как и многие другие шедевры научной мысли, привнесённые ими в мир, но, очевидно, боги сапфировой планеты признали и приняли своих новых детей. Иначе Отусу никогда не удалось бы вызвать Дирка через портал, подаривший ему шанс в последний раз услышать и увидеть своих родителей.       Теперь же Альфонсу важнее всего на свете было узнать, способен ли товарищ понять то, что он пытается до него донести, или их прежние разногласия – лишь результат деформации разума, сбоя в программе, стёршего из памяти Дирка все прежние заповеди о защите людей…       Его друг всё же мог остаться – или стать, после того, как его вынудили заниматься тем, для чего он не был создан, - обыкновенным автоматоном, без души и сознания, разум которому заменяют обычные шестерёнки. Или эта тайна откроется ему сейчас, или брат по оружию унесёт её с собой в мир духов, и они никогда не попросят друг у друга прощения. Невидимый портал над алтарём издал тихий шелест, словно с деревьев осыпались осенние листья; и на траву, заключённую в круг кристаллов, спрыгнули ещё три тени: команда, рассекавшая небеса под руководством Альфонса намного раньше, чем он и Дирк стали напарниками, но разбившаяся в ужасном шторме в окрестностях Стратоса. Лишившийся матросов и корабля, своих друзей, пират долго бродил по оплетённым колючим плющом осколкам суши, забираясь всё выше, чтобы выбраться из зарослей - тогда кто-нибудь из своих, пролетая мимо, сумел бы подобрать его. Их имена врезались ему в память на долгие годы – товарищей, которых навек укрыла спокойная земля небесного континента, а теперь и безбрежный океан. И вновь посещённые с господином Отусом обломки корабля тогда посеяли в душе всходы не самых приятных чувств.       - Рады тебя видеть, Альфонс, - проговорил высокий массивный пират в выцветшей тельняшке, - мы пришли попрощаться. Прости, что так долго - никак не могли собраться с духом.       Если бы у Альфонса было сердце… оно бы остановилось в сей же миг от переизбытка эмоций, сопровождаемых поднимающейся изнутри волной теплоты и безграничной благодарности.       Дирк оглянулся на новоприбывших и обнявшегося с ними пирата, заставив их немного вздрогнуть и попятиться, не смотря на призрачное обличье, потом снова гордо и прямо посмотрел в глаза (лучшего?) друга. Если можно применить такое выражение к роботу, его лицо прояснилось:       - Это была очень глупая история, товарищ адмирал. Давай я сам посыплю свою голову пеплом, а ты забудешь про неё, как про страшный сон, договорились? Что взять со старого пирата, у которого все шестерёнки проржавели, в самом деле?       Цепи логических доводов и научных теорий порвались и осыпались искристым серебром сгоревших звёзд в пропасть ещё задолго до того, как эти слова прозвучали. Их законы оказались несовершенны и неприменимы к миру, в котором возомнившие себя богами сумели вдохнуть настоящую жизнь в машину, сделав это по чистой случайности.