Герои и монстры

- Планета умирает, теперь это стало очевидно. Если год назад у нас еще была надежда, сейчас я могу сказать только одно. Мне очень жаль. Ребека опустилась в кресло. Доклад длился долго, она даже не ожидала, что ей потребуется столько времени, чтобы изложить подробности и обосновать выводы. Она надеялась, что ни Руфус Шинра, ни вутаец, ни тем более все остальные, а их в зале, несмотря на полную секретность проекта, собралось человек десять, нюансами не заинтересуются, но все оказалось совсем наоборот - не отпускали ее долго. Вопросы задавались очень разнообразные, но ни одного идиотского так и не прозвучало. В зале присутствовали самые влиятельные и богатые люди планеты, не имеющие к науке почти никакого отношения. "Почти" заключалось в их готовности расстегнуть тугой кошелек и дать деньги на научный проект, от которого ожидалась прибыль. Общение с сильными мира сего - совсем не то времяпровождение, от которого Ребека получала удовольствие. Почему-то казалось, что всех этих людей должны интересовать только собственные прибыли, и что хорошо они могут разбираться только в биржевых котировках. Но когда после полуторачасового доклада на нее посыпались вопросы более чем узкоспециальные, говорящие о том, что эти люди неплохо вошли в тему, она поняла - любимая поговорка папаши имеет под собой глубокий смысл. Язвой тот был феноменальной и частенько, протирая круглые стекла очков, в разгар спора неожиданно ошарашивал оппонента чем-нибудь вроде: «Если вы такие умные, то почему такие бедные?», а потом с нескрываемым удовольствием наблюдал за лицом собеседника. В этом зале бедняков не наблюдалось, дураков - тоже. Конечно, папенька ей объяснял, что богатые вполне могут себе позволить просто прикупить мозгов, и не стоит недооценивать тех, у кого нет детей, а только наследники. Что он имел в виду - Ребека поняла только став намного старше, когда отца рядом уже не было. Она полноценно работала на Шинра последние семь лет. Из них пять корпорацию возглавлял Руфус Шинра - сын покойного Артура Шинра, работодателя папеньки. Руфус смог поднять компанию из руин и снова обойти воспрянувших конкурентов, буквально за уши волоча за собой и весь Мидгар, но... Но это оказалось только началом. С главной проблемой лицом к лицу они столкнулись два года назад. Ресурс Гайи стремительно оскудевал - это было очевидно, и исследования ее группы однозначно подтвердили неприятный факт. Мако реакторы вырабатывали последние запасы, которые уже перестали возобновляться, а это могло значить только одно - Гайя умирала, а они - ученые, мозг корпорации, могли только разводить руками и констатировать факт: человечество в шаге от глобальной экологической катастрофы. То, что Гайя - живая неклеточная сложнейшая саморегулирующаяся система, с жизнедеятельностью, не сопоставимой с гуманоидной, но, тем не менее, активная форма существования материи, доказал еще ее отец. И хоть многие считали, что профессор Ходжо проводил свои изыскания исключительно для совершенствования военной мощи корпорации, люди, которые работали с ним рядом, и она - его дочь, знали: всю свою жизнь профессор Ходжо посвятил именно изучению проблемы Гайи и Лайфстрима . А мако-модифицированные солджеры корпорации - это исключительно побочный продукт изысканий, по сути, они его не интересовали. За исключением Сефирота, но это отдельная история. И все же Ходжо держался за Шинра двумя руками. На тот момент такими ресурсами и возможностями на планете не обладала ни одна структура. Артур Шинра не скупился в финансировании научных исследований. Особенно когда убедился, что они дают ощутимую пользу - многочисленные усовершенствования работы макореакторов, универсальные солдаты, защищающие деньги и монополию корпорации - всем этим профессор Ходжо расплачивался за возможность иметь любое необходимое оборудование, неограниченные ресурсы, ТУРков для выполнения любых задач, и за законы. Законы, которые удобно прогибались в зависимости от потребностей ученой группы. Ребека не винила отца. Он ничего не брал для себя лично. Разве что, не считая, тратил деньги на ее обучение. Но это - скорее из-за гордыни - основной черты его характера. Дочь гения не могла вырасти дурочкой. Он и правда был гениален - этот человек, который генетически являлся ее отцом, и от которого она редко получала ласковое слово или улыбку. Он сделал из дочери отличного специалиста, ученого с большой буквы, авторитет которого признали в научных кругах безоговорочно. Папаша, не жалея, тратил драгоценное время, отвечая на все ее вопросы касательно изучаемых предметов, и никогда не интересовался, сыта она, с кем дружит и какое платье хочет в День Рождения. К счастью, для этого у нее была мама. Ребека улыбнулась. По дороге домой она заскочит в кондитерскую возле дома и купит пирожных. Они с Люси будут пить чай, болтать о всякой ерунде, и ни слова о проблемах на работе. Руфус Шинра тяжело выдохнул и коснулся тонкими пальцами висков. В подарок от ушедшей в небытие геостигмы ему остались приступообразные короткие мигрени. Бороться с ними пока получалось не слишком успешно. Поэтому президент принял очень логичное с точки зрения Ребеки решение. Он просто не обращал на них внимания. Руфус ей нравился. Даже больше, чем того бы хотелось. Последнее время они общались достаточно плотно, она смогла оценить в полной мере не только внешность младшего Шинра, но и его сдержанную, уверенную манеру поведения, его умение слушать и слышать, способность анализировать информацию и принимать правильные решения. Проанализировав свои чувства, Ребека сделала вывод, что президент Руфус - один из очень немногих мужчин, который интересует ее не просто как партнер на одну ночь. С ним бы она не прочь завести то, что называют «отношения». По крайней мере, в разговоре с президентом ее не клонило ко сну, а перед визитами Руфуса в лабораторию, о которых он сообщал заранее, Ребека всегда смотрелась в зеркало. Это был верный признак, что объект ей интересен. Но пока Руфус вел себя ровно и признаков внимания ей, как женщине, не выказывал. Все в пределах вежливости и в рамках хорошего воспитания. Ребека вниманием мужчин была избалована с детства, а кровь Ходжо не давала усомниться - если она задастся целью... Но пока дальше кофе на рабочем месте и бесед об общей задаче они не продвинулись. Думать о чем-то еще у Руфуса, скорее всего, просто не получалось. Его ответственность, сознательную готовность решить проблему, затратив на нее любой ресурс, Ребека оценивала, как максимальную. Какая уж тут любовь? - Как я понимаю, научный департамент констатирует факты, но никаких рекомендаций по текущей ситуации дать не в состоянии, - красивый вутаец в дорогом национальном костюме, с зачесанными назад и схваченными причудливой заколкой длинными черными волосами, задумчиво коснулся гладко выбритого подбородка. - Вряд ли вам понравится, если мы пустим вас бродить по лабиринту предположений, гипотез и догадок, которые в изобилии высказываются и разрабатываются учеными нашего сектора, - вежливо кивнула Ребека. - Правильного ответа нет. Проблема или не имеет решения, или нам недостает информации, чтобы ее решить. В любом случае, ответ «нет». - Спасибо за откровенность, - вутаец сложил ладони лодочкой и опустил к ним лицо. - Вы сделали правильный вывод. Обманываться - это не тот путь, который мы сейчас можем себе позволить. - Если проблема не будет решена в ближайшее время, - добавил Руфус, скорее для присутствующих, чем для Ребеки, - станет все равно, кто на вершине. Энергетический кризис сметет все и всех, а оставшееся доедят монстры Лайфстрима. Нас ожидает полный крах экономики. И это только для начала. Если планета умрет, жизнь на ней тоже прекратится. Потеряв мако, Гайя быстро превратится в кусок остывшей материи без атмосферы и признаков жизни. - Чтобы понять, что делать, мы должны дать ответ на вопрос, почему так происходит, - одышистый старик Хайдегер то и дело вытирал потеющее лицо большим синим платком. Он - один из немногих реликтов эпохи Артура Шинра. Все остальные ушли в Лайфстрим тем или иным образом, не пережив свалившихся на планету катаклизмов и смутного времени. - Научная группа не может дать однозначный ответ. Мы в тупике, - Ребека поморщилась. Они не справились. Может, это и все, что можно было сделать, но расписываться в неудачах представители ее семейства не любили. - Профессор Ходжо, знаете, почему вы руководите этим проектом, несмотря на свою... молодость и неопытность? - Хайдегер, похоже, дразнил ее специально. Он смотрел на Ребеку снисходительно, как на провинившегося подростка. - Наверное, потому, что, несмотря на мою молодость и неопытность, господин Хайдегер, наша группа - лучшее, что есть у корпорации, - она не смогла удержаться и добавила в интонации каплю яда. Хайдегер довольно каркнул старческим, треснувшим смехом и тут же закашлялся: - Вся в отца. Вот просто иногда смотрю на тебя и вижу перед собой старину Руди собственной ядовитой персоной. Такая же язва. Ребеке вдруг стало смешно. А ведь дедок прав. Привет, папочка, я твоя дочь. Тобой зачатая, воспитанная, и ничего тут уже не поделаешь. - Едкий прыщ был изумительной сволочью, - не унимался Хайдегер. - Но сволочью гениальной, это не возьмется отрицать никто. Думаю, с его помощью мы бы быстро смогли решить все вопросы. Когда он так не вовремя загнулся... извините, покинул этот мир, то утащил с собой много интересного. Архивы пропали, информация по проектам, которыми он занимался, стала недоступна. Уверен, он не уничтожил ее, не тот характер, но где спрятан ключ? Дедок смотрел на нее глубоко посаженными, маленькими слезящимися глазками. В них читался веселый вопрос. - У меня его нет, если вы на это намекаете, - холодно ответила Ребека. - Хайдегер, вас интересует проект S и проект G, который вел покойный профессор Холландер? Информации по ним более чем достаточно. К чему все это привело - тоже известно. Свихнувшийся Сефирот и нибельхеймская резня. - Официальная версия, радость моя. Только официальная версия. - Хайдегер шутовски улыбнулся и замахал рукой. - Группа профессора Ходжо почти вся погибла во время нибельхеймского инцидента. Так сказать, концы в Лайфстрим. Скажу сейчас, что не говорил никому и никогда. Может, оно и к лучшему. Эти люди получили по заслугам, они толкали мир в пропасть, и тогда их смерти никого не удивили. Ни Артура, ни меня, ни покойную Скарлет Блер. Рискнувший сыграть с огнем должен быть готов сгореть. Я с самого начала выступил против авантюры Ходжо, но Артур не послушал. Он всегда был слишком самоуверен, за что и поплатился. Руди пообещал ему райские сады... Он в последние годы крутил президентом, как хотел, все это видели. Вутаец, внимательно смотревший на старика, медленно кивнул: - Тогда совет директоров по этому вопросу не собирался - Артур Шинра редко интересовался чьим-либо мнением, но я тоже предупреждал его. Предупреждал, что риск слишком велик. - Я не совсем понимаю, о чем речь, - голос Ребеки упал до нулевой отметки. - А! - Холландер мечтательно улыбнулся. - Это как раз и есть те маленькие гря-язные секреты, разглашения которых так боится корпорация. Генезис Рапсодос, милая. Этот солджер сам был огнем, и все вокруг него горело и плавилось. Игры с древней кровью опасны. Рудольф Ходжо знал это, и, тем не менее, рискнул. Почему? Этого не знает никто. Он убедил Артура, и тот отдал приказ. А когда полыхнуло, компании с трудом удалось замести следы. - Вы хотите сказать, что Сефирот не сходил с ума? Что на массовое убийство его спровоцировали? Эти люди были в чем-то виноваты? И где тут Дженова? - Ну... положим, перебил он только научников, а мако-реактор рванул совсем по другому поводу, и Сефирот тут...- Хайдегер на секунду замолчал и задумчиво потер ладонью двойной подбородок. - Город накрыло почти сразу. Это потом все трупы сложили в одну корзину. А вот про Дженову я бы и сам не против узнать поподробнее. - Значит, действия Сефирота можно квалифицировать как сознательные, преднамеренные и имевшие под собой объективную причину? - Точно, милая. Очень сознательные и на редкость преднамеренные, - покивал Хайдегер. - И причина, и повод - все там на месте. Старо, как мир, но все так же действенно... *** Генезис снова был пьян. Пьян и вымотан до предела, хоть умело скрывал это. Но его состояние скорее не раздражало, а беспокоило. Аромат дорогого виски приятно возбуждал обонятельные рецепторы. Он непонятным образом волновал и обострял восприятие остальных запаховых компонентов. А еще сегодня от Джена непривычно пахло женщиной. Наверное, для разнообразия. Раньше это были мужские запахи, они тонкой плетью били по обонятельным рецепторам, заставляя сужать спектр восприятия до минимума. Сефирот не понимал, почему это так его раздражает. Он всегда чувствовал десятки, сотни запахов вокруг себя, мог отличить их оттенки и нюансы, если хотел, он мог узнать, кто и с кем сегодня спал, что ел, к чему прикасался и даже что думает по тому или иному поводу. Он привык к даже очень неприятным миазмам, их вокруг ощущалось намного больше, чем приятных, они его давно не беспокоили, Сефирот научился не замечать их без надобности. Запахи человеческого тела он воспринимал в основном нейтрально, просто как закодированную информацию: хочешь - читай, а нет - просто закрой книгу. Если они не исходили от Генезиса, если так плотно не смешивались с индивидуальными, очень специфическими и в последнее время неожиданно волнующими маркерами этого солджера, которые в чистом виде вызывали очень странные, ни с чем не сравнимые ощущения. Положительные или отрицательные - этого как раз Сефирот понять и не мог. Они были... другими, и присутствие чужого запаха в этом букете его подсознание отвергало категорически. Он казался не просто лишним, это было неправильно и нелепо. Чужеродно. Принюхиваться постоянно очень сложно, и Сефирот большую часть времени просто закрывал тонкие каналы восприятия, отметая нюансы. Но с Дженом этот номер не проходил. Особенно последние месяцы. Когда Генезис оказывался рядом, обоняние принимало самостоятельные решения, без спросу улавливая малейшие оттенки, анализируя и выстраивая картину того, что происходило и чем недавно занимался солджер первого класса Генезис Рапсодос. Сефирот объяснял себе это тем, что его беспокоит состояние друга. Оно последнее время действительно внушало опасение, и не ему одному. Джен совсем слетел с катушек, это стало очевидно. Давно надо было поговорить с ним, ничем хорошим такое не заканчивается - факт известный. Но с чего начать и главное - к чему вести? Выросший в лаборатории и не привычный к разговорам по душам Сефирот не знал. Но предпринять что-то хотелось отчаянно. Чтобы прекратить все разом. Чтобы не чувствовать больше чужих запахов от его кожи, чтобы не видеть белых прядей, появившихся в волосах, чтобы пропали глубокие темные тени под пока еще яркими, лазурно-голубыми глазами, а бледные, с легкой синевой, губы опять набрали цвет. А вот что нужно сделать для этого - Сефирот не знал и понять себя, свои реакции не мог. Вот и сейчас он в мельчайших подробностях различал все оттенки сладковатого, острого аромата той, с кем недавно был Джен. Они подробно, безжалостно и откровенно рисовали картину произошедшего. Это бесило, но абстрагироваться не получалось. Приходилось сжимать челюсти, чтобы не сказать или не сделать что-нибудь такое, о чем потом бы пришлось пожалеть. Сефирот осторожно, так, чтобы никто не заметил, втянул запах и на мгновение прикрыл глаза, сосредоточился. Очень много ее эпагонов - половых атрактантов. Девушка очень старалась привлечь внимание, самец ей понравился сразу, с первого взгляда. Еще бы. Произвести впечатление Джен умел, даже если не стремился к этому. А если стремился, эффект обычно выходил сногсшибательным. Нет, не шлюха, Сефирот отчетливо различал нотку страха - это сказали ему торибоны - и более горячую, плотную и влажную - возбуждение и интерес. Это другие феромоны, которые выделяло ее тело, реагируя на поведение и внешний вид самца - биологические маркеры вида хомо сапиенс... их было более чем достаточно. Познакомились где-то на вечеринке, не в баре и не на улице... Совсем молодая, скорее всего, неопытная. Не девственница, в этом он был уверен. Джен ее надежды оправдал полностью... Да, она осталась очень довольна - эндорфины, энкефалины и еще много всего такого, названия чему Сефирот не знал, но это и не имело значения. Распознавал он эти вещества не по названиям. А Джен? Стандартный уровень, как обычно. Самка особого впечатления не произвела. Это странным образом сдерживало готовое выплеснуться раздражение, он смог взять себя в руки и успокоиться. Принюхиваться давно вошло у Сефирота в привычку. Лет с семи, после того, как обоняние и зрение стали меняться, и он понял, что, научившись правильно использовать новые способности, приобретает массу преимуществ. Действительно, получение и анализ информации упростились. Понимание, что его способности - не совсем норма для человека, пришло позже и заставило задуматься. Кое о каких возможностях окружающим знать было совсем не обязательно. Так проще. Это не только избавляло от излишних расспросов, анализов и муторных, иногда болезненных обследований, которые так любил Ходжо, но и очень облегчало жизнь. Кроме того, узнавать про окружающих их маленькие тайны стало своего рода развлечением для мальчика, досугом которого никто, по сути, не интересовался. Но сейчас Сефироту казалось, что эти способности совсем не дар небес, а скорее проклятие. Лучше бы он ничего не чувствовал и не видел. Ни следа розовой помады на крепкой шее, который Джен - кожа в этом месте едва заметно порозовела - тщательно тер, но в порах все равно осталось несколько мельчайших частиц химической дряни. Сефирот видел их так же отчетливо, как роспись маркером на белом листе. Ни светлого, почти прозрачного чужого волоска - он зацепился за штанину черных брюк, ни сводящего с ума, выбешивающего до дрожи, до белых глаз запаха человеческого тела от одежды. Душ Джен принял, но переодеться, скорее всего, просто не успел. Собственная реакция напугала Сефирота. Джен был его другом. Наверное, так это называют люди. По крайней мере, с Генезисом Рапсодосом и с Анджилом Хьюли он проводил большую часть свободного времени. С этими двумя Сефирот чувствовал себя комфортно. Они не смотрели на него, как на розового бахамута или Великое Серебряное Божество корпорации. Для Джена и Анджила он был равным, таким же, как они - это чувствовалось. Обмануть Сефирота в последние годы стало практически нереально, и он давно догадался, что дело не в простой наблюдательности. Его не просто обостренная - нечеловеческая сенсорная чувствительность делала обман невозможным. Запахи, мимика, жесты, реакции зрачков, кожи, мышечное напряжение, ритм дыхания - все это его мозг анализировал в комплексе и почти мгновенно. Каждый из показателей встраивался в картину, наглядно демонстрируя отношение человека к любой сказанной фразе, поведенческому моменту или изменению ситуации. Иногда человеку не нужно было произносить слов, чтобы Сефирот понял его. В детстве его всегда удивляло, что люди постоянно говорят ртом и телом разные вещи. Иногда диаметрально противоположные. Пока Сефирот был маленьким, он не понимал, почему такое происходит. И главное - не понимал, зачем они это делают. Ведь он все равно видит, где правда. Только став подростком, сообразил, что люди не догадываются о его способностях, они уверены - мальчик воспринимает только облаченное в словесную форму. Как они. Это казалось странным, но к тому моменту Сефирот уже знал - это не единственное, что отличает его от окружающих. Он почти смирился с инаковостью и уже решил, что он такой единственный, но судьба свела его с двумя банорцами, и оказалось, что все не так. Когда он говорил с Дженом или Анджем, сказанное вслух всегда совпадало с фразами, которые произносили их тела. Настолько, что Сефирот мог расслабиться в их обществе и отключить тонкую чувствительность. Нет, конечно, дело было не в том, что Андж и Джен всегда были исключительно правдивы. Хотя Андж старался. Слова "воинская честь" для него были не пустым звуком, а врать, по его представлениям, можно только врагу. Да и то только если преследуешь определенную цель. Конечно, эти двое могли иногда чего-то недоговаривать, мистифицировать друг друга и даже сознательно врать. Но тогда и тело повторяло то, что говорил голос. Именно это казалось Сефироту нормальным и естественным, а совсем не поведение других людей. - На этот раз миссия в Вутае, форт Тамблин должен стать нашим. Война и так продлилась слишком долго, пора заканчивать. Но возникли и другие непредвиденные обстоятельства, поэтому пойдут две группы. Цель первой - форт, цель второй - зачистка территории, - голос Лазарда отвлек Сефирота от воспоминаний. - На строительстве нового мако-реактора возникли проблемы. Монстры снова напали. Работы приостановлены, есть жертвы. Ваша задача - зачистить территорию, чтобы строители могли вернуться. - Зачем? - Генезис, развалившийся в кресле, изящно скрестил ноги и сделал непонимающий жест рукой. - В каком смысле? - Лазард удивленно поднял светлую бровь. - Зачем мы убиваем монстров, директор Лазард? - Странный вопрос, солджер. Мы убиваем монстров, потому что они убивают людей. - Да? - голос Джена сочился сарказмом. - А почему они убивают людей? - Они их едят, - вежливо, как ребенку, пояснил Лазард. - Раньше в Мидгаре монстры не нападали, - кривая улыбка, легкий взмах руки в алой перчатке. - На этой планете достаточно мест, где монстры не нападают, директор. - Рапсодос, вы пьяны, но вызов экстренный, я не в претензии. Тем не менее, вам стоит отдохнуть, а инструкции получите завтра. - Конечно, пьян, - отступать Джен не собирался. - До изумления, до утраты инстинкта самосохранения. Иначе я бы не нес всю эту чушь. Вы знаете, я немного покопался в архивах. Так, на досуге, и выяснил много интересных вещей. Например, про то, что раньше монстры не нападали никогда. Пока мы не построили эти бахамутовы реакторы, - Джен положил ноги на стол и откинулся на спинку кресла. Лазард сделал вид, что все прекрасно. - В Вутае их нет. А знаете, почему так происходит? Мы сломали их экосистему. Реакторы нарушили пищевые цепочки, погибли многие виды. И теперь хищники переключились на людей. Им стало нечего есть, они стали есть нас. Не правда ли, забавно? Лазард тяжело вздохнул и приложил ладонь ко лбу. - На этой планете еще достаточно мест, где животные не нападают. Где люди живут, не нуждаясь в помощи монстров корпорации. Сефирот напрягся. Джен нес полную околесицу, но... смысл в ней явно улавливался. - Настоящих монстров, директор. Нас. Это мы - создания лабораторий Шинра - и есть настоящие убийцы. В тех местах, где нет Шинра, люди живут спокойно, они не боятся созданий, обитающих рядом с ними на планете. Не строят стены вокруг своих городов и поселений. Вы знаете, почему Вутай так отчаянно сопротивляется «цивилизации»? - Джен, пойдем, - Андж поднялся из кресла и теперь, подойдя к Генезису, упорно дергал его за рукав алого плаща. - Пойдем, - Генезис поднялся. - Я, и правда, сегодня перебрал. Надо отдохнуть: "Все, что ожидает тебя, - это мрачное грядущее Не важно, куда подуют ветры", - процитировал Генезис, театрально взмахнул рукой на прощание и закрыл за собой и Анджилом двери. Лазард покачал головой: - Я рекомендовал отстранить его от миссий... на некоторое время. Но президент против. Людей не хватает, а Рапсодос - отличный боец и командир. - Он отдохнет и будет в норме, - твердо сказал Сефирот. В душе он такой уверенности не испытывал, но Лазарду знать об этом не стоило. Сефирот внимательно наблюдал за директором, пока Джен говорил, и теперь сомнений у него не оставалось - тот попал в точку. Лазард невольно подтвердил все, что говорил солджер. А значит, с монстрами все не просто. Да он и сам это знал. Большинство видов, которые вели себя неагрессивно еще лет пять назад, теперь были совсем не против отведать человечины, а другие исчезли, как будто их и не было. Или встречаются в границах Мидгара и его окрестностях крайне редко. А в той же Баноре, куда однажды он летал с Дженом и Анджем, они чуть ли не по улицам ходят. Ладно, пускай не по улицам, но за городком встречались то и дело. Люди не обращают на них внимания, монстры платят той же монетой. Сефироту это казалось странным, и он то и дело хватался за оружие, а Джен... Джен тоже дергался, но только в начале, потом, видимо, вспомнил детство и быстро успокоился. Кажется, именно здесь он начал задумываться о вещах, размышлять о которых солдатам Шинра не стоило - опасно для здоровья. Наскоро просмотрев данные по предстоящей миссии, Сефирот отправился к себе, но спать ему не хотелось, состояние Джена тревожило не на шутку. Последнее время он даже пахнуть стал по-другому. Тревожно и пронзительно. Сефирот чувствовал: с другом что-то не так. С ними со всеми что-то не так. Например, о том, что такое головные боли, Сефирот раньше не догадывался. Теперь они мучили его все чаще и чаще, приходя острым уколом в левый висок, разливаясь на всю левую половину головы, и в последнее время стали постоянными, пусть и притупились. Или это он привык и перестал обращать внимание. Конечно, Ходжо он ничего не сказал. Доверие, которое он испытывал к профессору в детстве, давно сменилось глухой неприязнью, чтобы не сказать ненавистью. Этот человек - Ходжо многие считали его отцом - был лжив от кончика носа до носков стоптанных ботинок. Сефирот давно понял, что врет Ходжо не только ему. Он врал президенту Шинра, своим сотрудникам, без стеснения врал коллегам, особенно толстяку Холландеру, от которого всегда остро пахло жареными бифштексами с сырым маринованным луком. Профессор всех вокруг считал полными идиотами и откровенно наслаждался, когда кто-то из сотрудников научного департамента Шинра запарывал проект или совершал какую-нибудь глупость. Конечно, если этот человек не состоял в его группе. На удивление, Сефироту Ходжо врал по минимуму. Скорее, не договаривал или ловко обходил неудобные вопросы. Но его тело все равно проговаривалось, и Сефирот узнавал что-то новое. Чаще профессор просто отмахивался, не снисходя до беседы. Теперь Сефирот вырос и изыскал очень действенные способы заставить Ходжо обращать на себя внимание. Но почему-то теперь это стало неважным. Хотя... насчет того, что происходит с Дженом, старого перца можно и пощекотать. Решено. Вернувшись с миссии, он так и поступит. Сефирот прошёл по коридору и постучал в комнату Джена. - Не заперто, заходи, - ответил ему Анджил. Странным образом они трое всегда чувствовали приближение друг друга и давно этому не удивлялись. Андж сидел на диване в полутьме. Джен лежал, положив голову ему на колени. На нем были домашние мягкие брюки и белая расстегнутая на груди рубашка. Запах чужой самки от тела теперь был едва уловим. Джен прижимал что-то к носу, Андж успокаивающе гладил его по волосам, в которых поблескивали серебряные пряди. За последнее время их стало намного больше. - Что? Опять? - Сефирот опустился на колени рядом с Дженом и двумя пальцам потрогал пакетик со льдом. - Да, - Андж покачал головой. - За последний месяц это уже третье. Прошлый раз началось, когда мы были в городе. Сначала просто капнуло несколько капель, а потом кровь хлынула так, что пришлось вызывать вертолет и ТУРКов. Холландер всю ночь колдовал: переливание, колол что-то там. Еле справился. Боюсь, придется опять ему звонить. Видишь, не останавливается. В доказательство его слов тонкая красная струйка бодро прочертила след по бледному лицу и шее, испачкала рубашку, оставив на ней большие алые пятна. И это несмотря на то, что Джен сдавливал переносицу пальцами. - Не сворачивается, - Анж пояснил то, что Сефирот видел уже и сам. Острый железистый запах крови смешивался с другим, странным, волнующим и новым. Так для Сефирота пах только Джен. Да и то в последнее время. Он снял перчатку, осторожно протянул руку: - Я попробую? - Материя не помогает, я и сам пытался, и... Ладно, попробуй еще и ты, хуже не будет. Хотя, маловероятно. Целительство - это не твое. У тебя, так сказать, противоположная направленность. Сефирот ничего не ответил и сосредоточился. Он знал, какие заклинания надо произнести, какие выполнить пассы, но пальцы не слушались, рука рванулась вперед, поспешила, и пальцы мягко легли на холодный, влажный от испарины лоб, глаза закрылись. Вокруг разлилось теплое сияющее марево, его Сефирот видел внутренним зрением. Если он сможет, если у него получится... Джен теперь чувствовал его тело, как свое, и боль у них теперь была одна на двоих. Глухая и бездонная. Сефирот отнял руку от лба, скинул плащ и встал на диване на колени, поставив их с двух сторон от распростертого тела, оперся на локти, нависнув над Дженом. Именно так было правильно, он чувствовал. Теплые волны от тела нежно коснулись лежащего под ним Генезиса, принеся откликом сладкую дрожь и благодарность. Боль ушла. Джен широко распахнул глаза: - Однажды я видел сон, - тихо выдохнул он почти в лицо Сефироту, синие глаза смотрели в упор, не мигая. - Золотой дракон купался в хрустальных водяных струях под огромным водопадом. Стояла ночь, но тело его сияло так, что брызги вспыхивали в отраженном свете, как миллиарды звезд. А потом... Потом небо накрыла тень, и к нему спустился еще один, словно весь из текущего, переливающегося белого серебра. Они плескались и играли, они были счастливы, Сефирот. А потом... Потом они подарили друг другу свою любовь. Я проснулся, и в моей душе расцвела утрата. С тех пор я знаю, что значит потерять. Джен снова закрыл глаза. Кровь остановилась, боль, почти постоянно терзавшая измученное тело, наконец, ушла, и он заснул. - Деградация, - Андж нежно коснулся еще ярких, но уже посеребренных сединой волос. - Проект G оказался ошибкой. Холландер не может ничем помочь, а Джен не хочет смириться с неизбежным. Поэтому и мечется... алкоголь, химия... случайные связи, много... Они помогают притупить боль, помогают забыть. Хотя бы на время. - А ты? Сефирот поднялся, потом сел, опершись спиной о диван. Так, чтобы не видеть выражения лица Анджила, но чувствовать мягкие нежащие флюиды, текущие от спящего Джена. - Дисциплина, - голос Анджа звучал спокойно, но в нем читалась обреченность. То же самое говорил и запах - воин не видит смысла в противостоянии. Он сдался. - Дисциплина помогает справиться с болью и слабостью, а физические упражнения подчиняют тело, которое рвется выйти из-под контроля. - Как это началось? - Сефирот смотрел на входную дверь, боясь повернуться. - Сначала пришли головные боли. Не постоянные, резкие, как укол. Потом стало болеть и все тело. Джен на диване завозился, перевернулся на бок, но не проснулся. - Спи, - Андж нежно погладил его по плечу. - Спи. Скоро все закончится. Уже скоро... Сефирот поднялся и молча вышел. Говорить он просто не мог, горло сдавила невидимая холодная рука. Она не давала вздохнуть. Вторая - так же незримо и жестко сжала в ледяных тисках сердце. Завтра Джен улетит в Вутай, а его миссия забросит почти на противоположный полюс планеты, но через пару дней Сефирот вернется и выпотрошит Ходжо. Не для себя, для Джена. Тряхнет так, что вредный стручок или решит вопрос, или брызнет горошинами. Сефирот всех заставит быстро бегать и думать о главном, даже во сне. А потом была миссия, и он задержался не на два дня, а на три. В геликоптере, который вез его домой с промежуточного аэродрома, Сефирот попросил не беспокоить его и, закрыв глаза, притворился спящим. Чтобы правильно нагнуть Ходжо, стратегию стоило обдумать заранее. Несмотря на кажущуюся хрупкость, этот ящер был слеплен из армированного кевлара, и в том, что запугать его не удастся - сомневаться не приходилось. Ходжо лучше сдохнет, чем признается, что трусит, или уступит угрозам. Но он найдет другой путь. Не все крепости берутся атакой на центральные ворота. Сефирот знал о противостоянии научных групп Холландера и Ходжо. Оно длилось много лет, и крах проекта G окончательно расставил акценты в этой невидимой борьбе. Ходжо победил, руководство корпорации признало его лидерство. Теперь самодовольная кривая улыбка не покидала его лицо, наверное, даже ночью. И дело было совсем не в финансировании. Гордыня - основная черта характера Руди -, наконец, получила свою порцию сладкого мако. Интересно, понравится ли профессору, если Сефирот пожалуется на постоянные головные боли и плохое самочувствие, например... непосредственно Артуру Шинра? Или спросит совет у профессора Холландера? Можно биться об заклад, что Руди это очень расстроит. Он уже привык ходить героем, и даже намек на то, что и проект S может обвалиться с грохотом снежной лавины, приведет его в ужас. А если еще намекнуть, что сотрудничество может оказаться взаимовыгодным... Например, здоровье Джена за откровенность Сефирота и возможность провести кое-какие исследования? Если Ходжо узнает, сколько интересной информации о свойствах своего тела и особенностях физиологии скрывает Сефирот, он пойдет на все, чтобы прикоснуться к тайне. Это казалось неплохой идеей, оставалось продумать детали. Но дома его ждали плохие вести. - Солджер первого класса Генезис Рапсодос с последней миссии не вернулся, - механическим голосом сообщил Лазард Дезерикус. - По одним данным, группа попала в засаду террористической организации «Лавина» и была уничтожена, по другим - Рапсодос дезертировал с подчиненными ему солджерами второго и третьего класса. Сефирот молча опустился на корточки возле стены и, запрокинув голову вверх, стал рассматривать потолок. Чтобы не видеть на большом голоэкране в кабинете директора лицо Джена с короткой надписью под ним: «Пропал без вести», украшавшей теперь досье солджера. Слишком медленно он копался в себе, слишком долго принимал решение... - Лазард, миссия Джена ведь осталась невыполненной? Я бы хотел... *** - Спасибо, господа, - невежливо прервал старика Руфус. Мы получили достаточно информации, и теперь у всех есть время ее обдумать. Скажем... до завтрашнего вечера. Каждый из вас обладает определенными сведениями и тайнами. Тайнами, господа, которыми, я надеюсь, после сегодняшнего вечера вы решитесь поделиться. Я предполагаю, это поможет нам сдвинуться с мертвой точки и найти решение проблемы. Если мы, конечно, хотим выжить, сохранить статус и положение в обществе. - Вутай с Шинра. «Гибель мира предвещают поединки между хищниками», - серьезно кивнул черноволосый. - Не стоит помогать древнему пророчеству сбыться. Сложим мечи, для этой игры они нам не понадобятся. Цена победы - жизнь, а проигрыш - гибель этого мира. Разве не увлекательно, господа? Такими высокими ставками мы еще не рисковали. Люди в креслах закивали, зашевелились и стали подниматься, тихо переговариваясь друг с другом. Сидеть остались только вутаец, сам президент и возглавлявший в последние годы отдел ТУРК Рено Ландре. - Пожалуйста, Ребека, останьтесь ненадолго, - фраза, произнесенная Руфусом Шинра, звучала мягкой просьбой, но в смысле сомневаться не приходилось. Каким тоном президент отдает приказы - в компании знали все. Ребека дождалась, пока дверь в зал заседаний закроется, и повернулась к оставшимся. - Если вы тоже думаете, что мне известен какой-то секрет моего отца, которым я не хочу поделиться с корпорацией, то смею вас заверить ... - Нет, Ребека, не думаем, - Руфус позволил себе легкую улыбку. - Дело совсем в ином. Все присутствующие здесь неплохо знали Рудольфа Ходжо... при жизни. И вас не должно удивлять, что нам очень интересно, насколько изменился покойный после своей... безвременной кончины, и возможен ли диалог с ним сейчас. Нормальный диалог, а не все те милые сердцу профессора Ходжо недомолвки и намеки, которыми он так любил кормить свое окружение, опасаясь утечки информации. Нам нужны консультации по интересующим вопросам. А лучше - сотрудничество. Взаимовыгодное, добровольное и плодотворное. Ребека тихо засмеялась и опустилась в кресло, из которого недавно встал Хайдегер. Глупо было надеяться, что ТУРКи не пронюхают. Они с мамой и так продержались слишком долго. Почти три года. Но Руфус зря надеется, что смерть изменила папашу. Хотя, может быть, не права именно она... *** В тот день Ребека окончательно решила уйти от Тони. И дело было совсем не в том, что он опять запел старую песню про детей, а детей, тем более от Тони, который был солджером второго класса, что значит сидел на мако, как наркоман на игле, ей не хотелось ну никак. Просто последнее время он стал ее раздражать. Бороться с собой она не видела смысла. Любовь прошла. В таком случае лучше расставаться сразу, не мучая друг друга, и идти по жизни дальше. Тем более, она наконец получила абсолютный доступ компании Шинра - высшая степень доверия руководства. Это значило, что для нее теперь открыты не только научные - любые архивы корпорации. Да что там корпорации - это снимало все ограничения для получения информации в масштабах планеты. Кто говорит «Шинра», тот говорит «власть». Ребека позвонила в ТУРК, предупредила, что у нее могут быть проблемы «на личном фронте», и попросила удаленное сопровождение на ближайший месяц-два. Потом открыла коробку шоколадных конфет, съела сразу три и решила, что не будет звонить маме и сообщать о своем решении относительно Тони по телефону, лучше приедет сама и все расскажет. Мама все равно расстроится. Она до сих пор верит в любовь с первого взгляда и верность до гробовой доски. Люси, и правда, любила папашу, хотя мало кто мог понять, за что. Да что там, она любит его и сейчас. Ребека видела на тумбочке у мамы его фотографию, которую та клала изображением вниз, когда дочь заходила в комнату. Казалось странным, что совсем молодая и красивая женщина хранила верность погибшему мужу, которого все считали редким упырем и гениальным мерзавцем ( конечно, Ребека знала о том, как относились к Ходжо сотрудники), и совсем не интересовалась противоположным полом. Только однажды Ребека попыталась поговорить с мамой об этом, и вот результат - лежащая ничком фотография. Такого неожиданного и неприятного эффекта совсем не ожидалось, она чувствовала себя монстром. В конце концов, каждый решает сам для себя. С тех пор Ребека стала максимально терпимой, внимательной и осторожной по отношению к маминым причудам. Между тем, последнее время ситуация усугубилась. После того, как Ребека переехала к Тони, они с мамой большей частью общались по телефону. Созванивались по несколько раз на дню, а вечером иногда вместе ужинали в кафе. В небольшой, кукольный домик, в котором проживало последние годы семейство Ходжо (папенька, несмотря на всю свою занятость, о семье позаботился, и стеснения в финансах они не испытывали), Ребека заглядывала нечасто. Первый раз это произошло во время телефонного разговора, и ей показалось, что мама просто оговорилась. Она сказала «папа читает газету». «Папа читает газету»... Это неприятно резануло слух, но Ребека сделала вид, что не заметила. Дальше становилось все хуже и хуже. Папа то "передавал ей привет", то подтверждал или опровергал чье-то мнение по обсуждаемому вопросу, то просил приготовить на ужин пирог с латуйей. Наверное, маму стоило показать врачу, но подсознательно Ребека чувствовала: та вряд ли согласится. Да и стоило ли вырывать человека из вполне безобидных иллюзий? Ответ на этот вопрос был очень спорным, и правильным решением казалось подождать. А потом произошло и вовсе непонятное. Ребека готовилась к завершающему этапу экспериментов по изучению спектра мако-излучения. Они всем отделом как раз завершили отладку экспериментальной установки и готовились к пуску. Ребека еще раз проверила готовность всех узлов, провела поэтапное тестирование схем и только, мысленно пожелав себе удачи, собиралась нажать пуск, как большой экран на стене, отображавший схему реактора, осыпался пикселями и на нее свирепо уставилась физиономия папеньки в любимом режиме «ну что, попался, придурок». «У тебя утечка в третьем блоке, идиотка, - проскрипел любящий родитель и показал пальцем характерный жест, поясняющий, что профессор Ходжо думает по поводу умственных способностей дочки. - Хочешь утром проснуться с шестью ногами вместо двух? Или в будущем сделать меня дедушкой маленького волосатого бахамутика?» Папенька секунд десять возмущенно потаращился на неразумное дитя через круглые стеклышки очков, которые он почему-то при жизни не поменял на контактные линзы, и исчез. Хорошо язык не показал. А Ребека еще минуту тупо смотрела на светящийся экран, пытаясь сообразить, что это было. Галлюцинация, или папенька засунул в компьютер какой-то странный вирус, который внезапно активизировался вот прямо сейчас? Шутка вполне в его духе. Когда утечка в третьем реакторе все-таки обнаружилась, задумалась она серьезно. Про Тони Ребека по телефону так сказать и не решилась, поэтому мама ее звонку обрадовалась, и тут же сообщила, что папа просил на ужин жареного утаку, и, если она тоже не против, то надо бы взять тушку побольше. Ребека про себя тяжело вздохнула, ответила, что не против, и будет к восьми. - Только не опаздывай, - обрадовано пропела Люси. - Ты же знаешь, папа не любит, когда ужин приходится разогревать. Конечно, она задержалась и пришла на полчаса позже. Ребека открыла дверь своим ключом, разделась в коридоре, открыла дверь в небольшую уютную гостиную, где они раньше обедали всей семьей, и... К чести надо сказать, что в себя она пришла довольно быстро. Потом, конечно, ей стало очень стыдно, не так за то, что своим визгом она переполошила весь квартал, как из-за коробки с пирожными, которую она очень прицельно метнула в уютно устроившегося за обеденным столом папеньку. Коробка благополучно пролетела сквозь его голову и, смачно шлепнувшись о стену, превратилась в плоский блин, из которого в разные стороны цвиркнул шоколадный крем. - И тебе добрый вечер, дочурка, - судя по выражению желчной физиономии, папаша был совершенно счастлив произведенным эффектом. - Спасибо за пирожные. Обожаю сладкое! Ребека выбежала в коридор и сдернула с вешалки сумочку, в которой оставила мобильный телефон. Еще не хватало, чтобы сейчас сюда ввалилась дежурная группа ТУРКов. Судя по тому, что разговоры про папашу она слышит месяца три, он тут обосновался давно, основательно и никакой угрозы ни для нее, ни мамы не представляет. Она вернулась в комнату. Папулька сидел на том же месте и скалился улыбкой счастливого бахамута. - Ты, и правда, живой, - нет, все-таки подобные новости надо сообщать осторожно. Прийти домой и увидеть за столом давно отправившегося в Лайфстрим родственника, увлеченно ковыряющегося в тарелке с жареным утаку - это не для слабонервных. - Включай мозги, дочурка, - криво улыбнулся родитель, откинулся в кресле и сложил руки на груди. - Какой же я живой, если помер? - Мертвые не едят, - хмуро огрызнулась Ребека и уселась напротив. - Пфе, - сморщился папенька. - Если бы я мог. Если бы я мог съесть это все или хотя бы почувствовать запах... Я, наверное, ел бы не переставая. Я бы жрал. Я бы сдох от обжорства, но не оставил ни крошки. Иногда мы не ценим такие простые, обыденные вещи, не понимаем, какое счастье - быть живым, чувствовать, ощущать... А теперь я могу только смотреть! Но это неважно. Ты, наверное, хотела сказать нам с мамой, что, наконец, избавилась от этой горы мышц с большим членом и мозгами чокобо? - И я тебя рада видеть, папочка, - фыркнула Ребека. Папа проявлял отличную осведомленность в вопросах ее личной жизни. И пусть родитель не считает себя живым, но определенно, это именно он - профессор Рудольф Ходжо собственной гениальной персоной, сомневаться в этом не приходилось. - Я говорил Люси, что ты не самая тупая самка на этой планете, и рано или поздно поймешь, что член и яйца для мужчины - не главное, а жить без мозгов сложно, но многим удается. - Папа волновался за тебя, - перевела Люси. - Тони совсем не дурак, - миролюбиво проворчала Ребека. Люси всегда соглашалась с папой, значит, слезы и тяжелый разговор отменяются. Спасибо, папа, вот и ты на что-то сгодился. - Конечно. Любая цветочница или певичка в этом городе просто лопнет от гордости, если на нее обратит внимание такой парень, как твой Томми. Я бы мог написать трактат о том, где на самом деле у женщин расположены мозги. Если бы не загнулся так несвоевременно и трагично. - Тони, - поправила Ребека. - Его зовут Тони. - Один хрен. Рад, что ты переключила энергию с нижней линии на верхнюю, - Ходжо подвигал пальцем в пустоте в районе виска. - Не прошло и года. - Папа гордится тобой, - снова перевела Люси. - Спасибо, папа, - Ребека встала, обошла стол и чмокнула губами воздух где-то в районе профессорского лба. - Ты знаешь, а я ведь и правда, рада тебя видеть. - Еще бы. Еще ни один умный человек на этой планете не отказывался выслушать профессора Ходжо. Всем нужны мои мозги. Только тебе не обломится, не надейся. Умственные способности надо развивать самостоятельно, дочурка, а помогать Шинра, благодаря которой я не могу теперь самостоятельно подтереть себе задницу, я не намерен. Тем более, бесплатно. А деньги мне теперь ни к чему, вот в чем парадокс, - Ходжо рассмеялся и послал Ребеке шутовской воздушный поцелуй.