Паутина лжи

      Ночной лес не бывает тихим. Напротив, он всегда полон жизни, полон звуков, полон движений. Нежный шелест ветра в кронах деревьев, скрежет толстых ветвей, сухое поскрипывание кустарников. Тихая перекличка ночных птиц, еле уловимое жужжание насекомых, приглушенное журчание крохотной лесной речушки, даже скорее не речушки, а так, ручья. Причудливо изгибающиеся, беспрестанно меняющие форму тени. Матово-серебристый свет полной луны пробивается сквозь густые кроны, одаряя покрывало из трав, корней и прелых листьев загадочным блеском, сверкая и играя в каплях ночной росы, будто усыпав все бесчисленными крохотными брильянтами. Ночной лес тоже прекрасен, ничуть не уступая в великолепии дневному, надо лишь остановиться на мгновение, замереть и затаить дыхание, открыть пошире глаза и навострить уши, всмотреться и вслушаться. И ночь расцветет невиданными доселе красками... Но можно ли увидеть все это, когда бежишь со всех ног? Когда глаза застилает багрово-черная пелена усталости? Когда все мышцы и сухожилия кричат от боли? Когда единственные звуки, что достигают длинных кроличьих ушей, это лишь собственное судорожное, хриплое дыхание? Когда сердечко, этот маленький кусочек плоти, колотит в грудь так, словно хочет вырваться наружу? Когда весь лес, весь мир ополчился против тебя, царапая, словно когтями, кривыми ветками? Подставляя под ноги, словно капканы, толстые корни и скользкие листья, предательски скрывая в густой траве опасные ямки и пеньки? Когда сзади, издавая жуткие, странные звуки, смесь пронзительного тявканья и прерывистого воя, тебя нагоняет смерть?! И потому крольчихе было не до красоты ночного леса. Она бежала и бежала, расширив глаза в отчаянной попытке уловить что-то в лесной полутьме, судорожно хватая воздух открытым ртом, натыкаясь на морщинистые стволы деревьев и с треском продираясь через встречные кусты, оставляя на острых ветвях клочья одежды и серой шерстки. Ее легкие горели огнем, мышцы ног уже буквально сводило в судорогах от долгой погони, ступни потеряли всякую чувствительность. Она спотыкалась. Она поскальзывалась. Она падала. Но все равно, в то же мгновение, всхлипывая сквозь стиснутые зубы вскакивала и продолжала бежать, подгоняемая неимоверным, сводящим с ума ужасом. Впереди мелькнул проблеск света, и что-то встрепенулось в душе беглянки, что-то похожее на... надежду. Сжав маленькие кулачки и закусив губу до крови, она рванула вперед из последних сил, выжимая все что может из своего хрупкого тельца. Пятно света вдали приближалось, становясь все ярче и ближе. И наконец, оно вдруг очутилось совсем рядом. Крольчиха выскочила из под сени леса на широкую поляну, усеянную мириадами ночных цветов. Тонкие, почти прозрачные лепестки, покачивались под ласковым дуновением легкого ветерка, искрились и переливались, окруженные зыбким ореолом голубого света. Лунный диск, выглянув из-за облаков, вдруг засиял во всю свою мощь, и выбежавшей из лесной тьмы самке его свет показался направленным прямо в глаза ярчайшим прожектором. Она невольно зажмурилась, и тут же за это поплатилась - бегать с закрытыми глазами не слишком удачная мысль. Что-то мягкое и рыхлое - кочка или трухлявый пенек - оказалось на пути бегуньи, предательски возникнув прямо перед ее ногой. Негромко вскрикнув, крольчиха покатилась кубарем, сминая словно катком хрупкие цветы, проделав в бледно-голубом полотне поляны настоящую просеку и взметая за собой фонтаны лепестков и сухой земли. Лодыжку самки пронзила мгновенная, острая боль, а неожиданное падение буквально выбило весь воздух из ее легких, но овладевший сознанием примитивный, древнейший инстинкт выживания все равно заставил ее подняться. Опираясь на лапы, кряхтя от прикладываемых усилий, она почти встала на ноги. И замерла, вновь подчинившись инстинктам, но уже другим. Чуткие длинные уши резко повернулись, вслушиваясь в звуки за спиной, и прозвучавший позади тихий, угрожающий рык едва не остановил бешено бьющееся сердечко крольчихи. По коже самки побежали ледяные мурашки, шерстка на загривке встала дыбом, а мышцы всего тела словно зажало в тиски, столько дикой, первобытной угрозы и жажды крови слышалось в этом тихом рыке. Сознание беглянки поглотила... обреченность. Пребывая в каком-то странном, отрешенном состоянии, она выпрямилась и медленно обернулась, взгляд ее моментально прилип к выходящему на свет преследователю. Лис медленно вышел из тени, двигаясь на всех четырех лапах, подобно своим доисторическим предкам. На его стройном, поджаром теле хищника не было ни клочка ткани, он был одет лишь в свой природный мех. Пригнув голову с прижатыми ушами, прищурившись от излишне яркого лунного света, он не спеша приближался к самке. Взгляд крольчихи метался по нему как сумасшедший, выхватывая неожиданно обострившимся зрением мельчайшие детали его облика: крепкие, перекатывающиеся под кожей рельефные мышцы. Длинный, пушистый хвост с черным кончиком. Ослепительно белые, острые зубы, выглядывающие из под вздернутой тонкой губы. Наконец, ее взгляд остановился на глазах хищника... и силы окончательно покинули крольчиху. Содрогаясь от охватившей ее мелкой дрожи, она не могла оторвать взгляд от этих пронзительно-зеленых, призрачно-потусторонних глаз. Лис подошел к ней на расстояние нескольких своих хвостов и замер, слегка задумчиво склонив голову набок. "Это все, ты не будешь больше бежать?", - спрашивал его взгляд. "Не буду. Не могу. Сил не осталось.", - ответили фиолетовые глаза крольчихи. "Что ж, тогда...", - оборвал лис их безмолвный разговор взглядами. Искорки интереса исчезли из зеленых сгустков потустороннего пламени, вновь сменившись примитивной, дикой жаждой. Жаждой плоти. Жаждой крови. Жаждой добычи. Хищник слегка подался назад и присел, задние лапы отчетливо напряглись. И он прыгнул! Взмыл в воздух, мелькнув темной молнией, ведомый отточенным тысячелетиями эволюции инстинктом прямо к горлу жертвы! Тонкий, жалобный, похожий на детский плач крик вознесся над поляной и почти мгновенно утих. В лесу вновь воцарилась тишина. Впрочем, ночной лес не бывает тихим...