в этот раз без особого риска

таймлайн: Адский Экспресс, день до посадки на поезд (36 этаж)       Суета заканчивается ближе к ночи, и небольшая команда расходится по комнатам, зевая и лениво переругиваясь. За стеклом коридора темнеет городской массив с яркими огоньками-окнами, свет которых тусклыми полосами расползается по однотонным стенам гостиницы.       В результатах прошедшего дня числятся тренировки, тренировки и еще раз тренировки, частично прерванные обмороками Баама. Плюс ко всему переживания Йи-Хвы по поводу здоровья Виоле и порванного платья и небольшая перепалка между Мисенг и Раком. Так и не договорились, кто выбирает меню.       Последними комнату Баама покидают Рак, зыркнувший на неподвижную фигурку на кровати, и по обыкновению скрытная Рьюн.       Провожатая едва слышно усмехается в адрес Агеро, оборачиваясь в дверном проеме:       — Рискуешь.       После хлопка дверью за ней Агеро даже не поднимает головы. «Рискуешь,» — звенит эхом в ушах, когда он сжимает прохладные пальцы спящего Баама. «Рискуешь,» — рассыпается улыбкой незримая Рьюн в его воображении и щурит едва ли не зловеще светящийся алый глаз.       Он потирает подушечкой большого пальца мягкую ладонь и поднимается, чтобы выключить свет на недолгие часы до искусственной зари. Один из светочей с глухим бульканьем плывет за Агеро, скользит неяркими голубыми бликами по его волосам, белому одеялу и бледному лицу Баама.       Тот подобен кукле из фарфора, тонкой, с безжизненным взглядом красивых глаз и с холодной кожей. Слава Захарду, Баам уже не глядит апатично-тускло, как на Битве при Мастерской, но его лоб и шея все еще покрыты капельками пота. Холодными.       Прикладывая смоченное водой махровое полотенце к его влажным вискам и лбу, Агеро присаживается с краю и опирается на руку. Обтирает подбородок, пространство от горла до ключиц, следит за движением чужого кадыка в полумраке. Затаив дыхание, Агеро зачесывает пальцами намокшую спутанную челку, задевает складку меж бровей.       Хмурится сам: Баама тревожит что-то, невидимой сетью сдавливает легкие, заставляя дышать ртом и комкать ногами простыню. Баам тихо стонет, сгибая ноги в коленях и закрывая глаза руками. Рукой: другую с трудом отпускает Агеро чуть погодя. Он гладит Баама по волосам, острому плечу и груди.       — Баам, — успокаивающе шепчет Агеро. Он понимает, что бесполезно злиться на FUG за внедрение в организм Баама Шипа, из-за которого тот выматывается особенно быстро и просыпается в кровати (не без помощи Агеро) раз за разом в течение месяца. Но Агеро все равно царапает короткими ногтями кожу ладоней, сжимая кулаки, кусает губы и нервно отстукивает носком ботинка по полу в окружении светочей. Впереди еще посадка на экспресс, и в нынешнем состоянии Баам просто не переживет возможные испытания.       Хотя Агеро и преувеличивает, зная, точнее, не зная совершенно об особенностях организмов Незаконных, волноваться меньше он не перестает. Он не рычит подобно Раку, не плачет украдкой, как Мисенг, не хрустит суставами пальцев вместе с Ванг-Наном. В семье Кун молчат о личном, и Агеро тоже молчит. Гигиеническая помада не справляется с ранками на его губах.       Под потолком размеренно гудит кондиционер, не давая комнате заполниться вязкой тишиной в ночное время. Если днем его гул не заметен за разговорами Избранных, их шагами и прочими звуками, то сейчас Агеро слышит тихое дыхание Баама через раз. Иногда он вздыхает и морщится, выдыхает ртом и стучит зубами.       Очнувшийся Агеро замечает, что Баам снова раскрылся, и его одеяло съехало вбок. Мягкое на ощупь и совсем не кажется тяжелым, замечает он, расправляя одеяло на весу и аккуратно укрывая им Баама.       Он не успевает выпрямиться, как Баам подскакивает и хватает Агеро за руки, нависая над ним и прижимая к кровати. Простыня с подушкой еще горячие и немного влажные в месте соприкосновения с шеей. Это бодрит.       — Кто… — хрипло шепчет Баам, но промаргивается и, узнав Агеро, не без удивления выпускает чужие запястья, — господин Кун, почему… Почему Вы не спите?       У Баама хорошие рефлексы. Агеро не хочет знать, какими были его тренировки в FUG.       В горле стучит сердце. Агеро почти что давится им, не находит нужных слов. Улыбается на выдохе и громко вздыхает.       — Значит, сейчас лягу, — уже легче, но все еще нервно (по своим меркам) отвечает он и спинывает ботинки с ног, и те с глухим стуком ударяются о пол. — У тебя был жар. Лучше надень сухую футболку.       Баам садится рядом и кивает. Он молча достает из инвентаря рубашку и заметно ежится, стащив футболку через верх. «Все такой же худой,» — не говорит вслух, но подмечает Агеро. «И слишком живой для куклы.»       Чтобы застегивать рубашку так медленно, нужно либо совсем устать, либо… Не то чтобы Агеро против, он даже подпирает голову локтем.       — Такими темпами Вы сожжете меня взглядом.       — Сжигать — не моя специализация.       — У Вас даже глаза горят… то есть… — Баам закрывает рот ладонью и смотрит в сторону. На столь смелое замечание Агеро выгибает одну бровь и ждет. К щекам приливает кровь.       Скоро вставать.       — Если бы только глаза! — наигранно-трагично восклицает Агеро и прикладывает руку к груди, предположительно к сердцу. Шуршит простыня, Баам шмыгает носом совсем близко к его уху. Его пальцы касаются пальцев Агеро, и тот напрягается всем телом.       — И правда, горит… — наверняка Баам несмело улыбается, шепча это, и лучше бы сердце билось потише, пореже. В противном случае на одного Адепта света в команде станет меньше. Агеро беззвучно смеется с собственных мыслей и затихает, когда Баам прижимается к его теплому боку. — Спокойной ночи, господин Кун.       С чужой рукой на груди и ее хозяином подле него Агеро засыпает не сразу. Его светочи потухают и исчезают, только и слышно, как гудит кондиционер, как приятная музыка играет за стенкой или этажом ниже, как Баам размеренно выдыхает ему в плечо. К этому можно привыкнуть. Ему хотелось бы.       Потому что когда Агеро просыпается на другом краю кровати со сцепленными руками Баама на его поясе, ставших привычными негативных мыслей совсем нет в голове. Быть может, потому, что ядром его мысленного беспорядка Баам и являлся. Является. И нейтрализует все переживания, находясь совсем близко. Отдаляясь, он создает барьер из чужих страхов и эмоций по-новой. В любом случае, Агеро не против покорять Башню вместе с ним, волноваться снова и снова, встречать очень даже реальных дьяволов и ангелов на пути ради вспышек адреналина в крови и лениво-домашней близости.       «Опять сбросил одеяло,» — совершенно обыденно вздыхает он, обернувшись, и осторожно выползает из теплых объятий, как бы ему ни хотелось остаться тут подольше. Агеро собирается быстро: завязывает шнурки на ботинках, споласкивает лицо теплой водой и понимает, что Баам был прав. Его глаза продолжают блестеть — гореть, — и кто еще болеет из них двоих. С особой нежностью Агеро укрывает Баама, проверяет лоб — сухой! — и напоследок касается губами его правой ладони.       «Рискуешь,» — констатирует внутренний голос, когда спящий Баам солнечно улыбается в момент поцелуя; Агеро не отрицает.       Ему пора совершенствовать планы на день, и лучше бы продумать не два запасных варианта, а три. За окном начинает светать.       Агеро даже не нарочно игнорирует бодрствующую Рьюн, которая стоит у окна с чашкой ароматной прозрачной жидкости. Рьюн неторопливо отпивает травяного чая и намеревается узнать у Агеро о здоровье ее ученика. Мало ли. И передумывает, оглядывая его, идущего совершенно расслаблено по слабоосвещенному коридору. Для человека с измятой рубашкой, следом подушки на щеке и взъерошенными волосами Агеро неприлично счастлив.       Разве что рискует он так же неприлично часто и на пару с Баамом.