* * *
Виктория не находит себе места, включает автодозвон на телефоне, в очередной раз кричит на Брук: — Какого хрена, Скотт? Вы уехали оттуда вдвоем, а приехала ты сюда одна. Так какого хрена?! Брук игнорирует Чейз, поджимает губы, стучит по клавишам. На макбуке одновременно работают с десяток программ — от датчиков GPS из машины Хлои до камер видеонаблюдения на дорогах в режиме онлайн. В соседнем кабинете Джастин обрывает телефоны каждого контакта в своем мобильном. — Добрый день, «Stars Gallery», могу я поговорить с... — Здравствуйте, это «Stars Gallery», мне нужен мистер... — Прошу прощения за беспокойство, «Stars Gallery», Вы можете мне помочь... Виктория отбивает каблуками ритм своего сердца — быстрый и неровный, поджимает губы, кричит на каждого, кто звонит ей на телефон. Красная помада смазана, пуговицы на пиджаке не застегнуты, пальцы нервно сжимают мобильный, и Чейз превращается в комок нервов. — Скотт, есть хоть что-то? Она заглядывает в монитор, но ничего не понимает в этих цифрах и картах. Компьютеры — не ее стихия. Виктория может отличить Моне от Мане, безумие Босха от спокойствия Брейгеля, природную роскошь Рубенса от духовного богатства Микеланджело, черт возьми, она может все, что касается искусства, но не может... — ...найти одного-единственного человека?! — Отвали, — говорит Брук. — Не мешай. Виктория злится: на Брук, на себя, на Прескотта, на Колфилд, на Блэквелл... Сжимает и разжимает кулаки, врывается в кабинет к Джастину, пытает того вопросами без ответов и чувствует себя совершенно бесполезной. На первом этаже Тревор и мистер Шердолье — нанятый оценщик — закрылись на ключ в аукционном зале и не вылезают оттуда уже три часа — с тех самых пор, как Прескотт предложил им выставить все свои работы на торги. Десять воистину гениальных работ, стоящих целое состояние, так сказали они Виктории. — Ты сорвала огромный куш. — Тревор чуть не прыгает от радости. — Джа, звони боссу, нам нужен оценщик. Скажи, что мы горим. Если получится, то мы подготовим все работы к выставке. И Джастин звонит, но не дозванивается. Он звонит еще и еще, звонит Стелле и после — Брук, где, наконец, дотягивается до Хлои. — Мы горим, — говорит он взволнованно. — Прескотт... Прайс отвечает коротким «еду», но проходит полчаса, и в галерею возвращается только Брук. — А где Прайс? — хмурит брови Чейз. — Я заезжала заказать акустику, — отвечает Скотт. — Босс не тут? — Была бы тут — я бы не спрашивала, — огрызается Виктория. — Ждем. И они ждут — час, два, три. Часы бьют шесть вечера, семь, восемь, девять. — «Stars Gallery», это мистер Уильямс, простите за беспокойство в столь позднее время, но мисс Прайс случайно не появлялась в Вашем офисе сегодня?.. Нет-нет, все в порядке, просто, наверное, ее телефон разрядился, вот она и не может ответить. Сообщите, если она появится, пожалуйста... Спасибо. Когда Тревор и мистер Шердолье прощаются, время уже переваливает за полночь, и даже всегда спокойная Стелла, приехавшая около одиннадцати вечера, выглядит обеспокоенной. — Мы должны позвонить в полицию, — говорит она. — Мы не можем, — качает головой Виктория. — А если она просто пьет в каком-то баре? — Она не пьет в каком-то баре, — резко отвечает Брук, потирая красные глаза. — Ты сама понимаешь, что несешь, Чейз? — Ну, так найди ее, «мисс я-отлично-владею-компьютером»! — взрывается Виктория. — Иди ты на... Брук замолкает на полуслове, напрягая слух. — Что за... — Заткнись! Стелла первая бросается к двери, распахивая ее настежь, бежит вниз по ступенькам, и через секунду слышится ее отчаянный крик: — Господи, Хлоя, что с тобой?!..V.
26 ноября 2017 г. в 00:01
говорят, глаза любимых помнишь до гроба,
а еще, что на месте ушедших цветет лишь бадьян да растет лоза.
вырвав сердце свое, протянув его мертвому богу,
я проснулся сегодня,
не вспомнив,
какого цвета
твои глаза.
— Я вела себя, как стерва! — Макс роняет голову на руки.
Они сидят в Starbucks — она, Уоррен и Кейт — и пьют фирменный капучино с пенкой, на которой корицей выложено слово LOVE. Сейчас все ее буквы стекли на краешек чашки, и от столь теплого слова не осталось и следа.
Осень бережно вступает в свои права: на жителях Лос-Анджелеса все чаще можно видеть теплые кардиганы, цветные шарфы и шапки, украшенные помпонами, и большинство кафе уже начинают убирать летние веранды, но столики в Starbucks героически стоят до первых порывов сильного ветра, позволяя насладиться последними теплыми лучами солнца.
На улицах тут и там виднеются рекламные щиты предстоящей выставки: золотая надпись «ESPANADA» на черном фоне, украшенном логотипом STARS GALLERY; и каждый раз, когда Макс смотрит на это, внутри нее что-то переворачивается. Для нее в этом мире все идет неправильно, не так, как она планирует или хочет.
— Почему ты так думаешь? — Кейт кладет ей на плечо теплую ладонь. — Падая и поднимаясь, мы взрослеем, — философски добавляет она.
На Кейт клетчатое платье и теплый пиджак, ее светлые волосы собраны в пучок, украшенный резными шпильками, на запястьях тонкими ниточками болтаются серебряные браслеты; Кейт женственна и проста, она работает в Ассоциации фотографов Фуллеровской семинарии в Пасадине и строит свою жизнь вокруг нежных, как и она сама, фотографий.
— Да, Максимус, почему ты так решила? — Уоррен проводит рукой по растрепанным волосам.
Грэхем выглядит так же, как и все года обучения в Блэквелле (и после, смеется Макс): джинсы, футболка с научной надписью, сумка через плечо. Разве что очки с большой черной оправой, делающие его старше, да галстук с эмблемой научного института ядерной физики выдают в нем молодого исследователя.
Макс поднимает голову в надежде, что в нее ударит молния.
— Плохая идея была производить такое плохое первое впечатление, — грустно отвечает она. — Но я же не знала, что там будет Хлоя. Если бы я знала, я бы...
— Ты не обязана быть лучше или хуже той, кто ты есть. — Кейт делает глоток кофе и жмурится от согревающего удовольствия. — Уверена, что Хлоя тоже изменилась. Это нормально, Макс. Не кори себя.
— Просто вспомни, чего тебе стоило получить грант, — подмигивает ей Уоррен. — И все проблемы по сравнению с теми покажутся ерундой.
Макс кивает, но на душе совсем не радостно. С момента письма от мисс Хилл с приглашением на знакомство прошел целый день, а она все еще никак не может найти себе место. Ей хочется свернуться калачиком и заплакать, но она не может позволить себе такой слабости — слишком много сил отнимает у нее предстоящее открытие, слишком много всего она вложила в этот путь, раздала себя по кусочкам, выгрызла кусок счастья у государства из горла.
— Я так не могу, — говорит Макс. — Надо с ней встретиться и извиниться.
— Но она так вела себя с тобой, — возражает Уоррен. — Лучший друг так бы себя не повел.
Уоррен — ходячее движение: его руки постоянно двигаются, одергивают футболку, поправляют волосы, вертят пакетик сахара.
«В Блэквелле он таким не был», — думает Макс, глядя на друга. Если Кейт сохранила спокойствие и мягкость, а Уоррен со временем лишь стал еще более энергичным, то сама Колфилд вырастила в себе черты, которые ректор Уэллс на вручении дипломов назвал практичностью и рационализмом.
Сама Макс предпочитала называть это своим хитиновым покровом, защищающим ее в сложные минуты и помогающим сделать трудный выбор.
Макс помнит свою фотографию, ставшую для нее первой ступенькой к «Хассельблад», она бережно хранит старый полароидный снимок и планирует повесить его в своей галерее на самом видном месте.
«Герой дня: обычные люди, совершающие необычные дела», — гласит надпись на огромном плакате на стене. Здесь, в художественной галерее Zeitgeist, царит своя вдохновляющая атмосфера. Макс видит десятки фоторабот в красивых черных рамах, развешанные по всему залу; людей, разглядывающих их; журналистов, плавно передвигающихся по галерее; фуршетные столы с едой и напитками; фото-уголок: место для фотографий с мероприятия; столы для приглашенных «звездных» гостей.
— Мисс Колфилд, — к ней подходит девушка, на бейджике которой большими буквами написано JANE, — я Джейн, Ваш куратор на все время проведения выставки. Пойдемте поставим несколько подписей, а затем сделаем пару фото...
Макс никогда не забудет сладкий запах пачули, витающий в воздухе, как не забудет мистера Грейга из журнала «Bigshot», предложившего ей первый в жизни контракт. Потом был «Sassy», в котором она долго не задержалась, и «A Magazine of the Arts», принявший ее с распростертыми объятиями после окончания Блэквелла. Даже после того, как журнал перекупили и он стал «A-magazine», Макс осталась в штате. Она отдала этому журналу три года из пяти, а затем при их поддержке отправила свою вторую по важности фотографию на конкурс для получения премии «The Hasselblad». Понадобилось три недели долгого ожидания, пока однажды, проверив почтовый ящик, Макс не обнаружила в нем приглашение в Швецию. Возвращалась она оттуда, держа в руках заветный грант на восемьдесят тысяч евро и победу в номинации «Up-and-Coming».
Полароид сменяется пленкой, пленка — цифровиком, цифровик — зеркальной камерой. Теперь тяжелый Canon оттягивает сумку приятной тяжестью, портфолио занимает больше двадцати страниц, и Макс понимает, что нашла свое место в жизни, но куда ей деться с этим местом — она не знает.
Она ездит по Калифорнии, делает снимки для нескольких молодежных журналов, но понимает, что это все не то. Судьба вновь сводит ее с Кейт, с которой она не виделась с тех пор, как покинула Блэквелл, и не оставляет ей ни малейшего шанса забыть Уоррена — тот пишет ей несколько раз в день, иногда приезжает к ней, торжественно присылает посылку с носками на Рождество и оказывается ближе, чем кто-либо.
Идея с арт-центром ей приходит на ум после диалога с Кейт: та жалуется на то, что в мире не осталось мест, где бы она действительно отдохнула душой. «Не церковного характера», — смущенно добавляет она.
И тогда Макс берет телефон и набирает номер с пометкой «SOS».
— Мистер Грейг, мне нужна Ваша помощь...
— Эй, СуперМакс, — Уоррен трясет ее за плечо, — хватит витать в облаках! Взять тебе еще кофе?
Макс возвращается на землю, трясет головой и виновато разводит руками.
— Простите, я задумалась.
— Ничего, — понимающе отвечает Кейт. — Всем нам полезно иногда немного подумать. Уоррен, если ты пойдешь за еще одной чашкой, то возьми и мне, пожалуйста. Макс?..
— Не откажусь, да. — Макс смотрит, как Уоррен встает из-за стола и уходит в кофейню. Из-за открытой двери слышится звон чашек, гудение кофемашины и гул голосов. — Кейт, я все еще переживаю. Может, действительно позвонить ей?
— Позвони, если это не дает тебе покоя, — кивает Марш. — Но не грызи себя так. Сейчас все, о чем ты должна думать — это выставка. Может, стоит подождать? У Хлои скоро важное событие, да и у тебя тоже. Думаю, она тоже волнуется и нервничает. А это не очень хорошо скажется на вашем общении... наверное, — добавляет она.
Макс уныло улыбается.
— Как бы то ни было, мы рядом. — Кейт берет ее за руку и сжимает. — Ты заслужила свое счастье, а она — свое.
— Я все еще чувствую себя стервой! — восклицает Макс. — Представь, что она сейчас думает? «Макс Колфилд — настоящая стерва, эгоистичная тварь и ненормальная истеричка, которая выросла из курицы в петуха», — передразнивает Хлою Макс. — Ой, из петуха в павлина... — поправляет она, но Кейт уже звеняще смеется.
— Я что-то пропустил? — Уоррен с непонимающим видом садится рядом с ними.
— Я рассказывала Кейт, как выросла из петуха в павлина, — пытается объяснить Макс. — Со стороны Хлои.
— Куда выросла? — Друг смотрит на нее, как на сумасшедшую.
— Хлоя сказала мне при встрече, что я выросла из петуха в павлина за то время, что она меня не видела. А я ответила ей, чтобы она не показывала мне в спину средний палец, когда я уйду. И теперь я переживаю, что выглядела стервой. — Кажется, все попытки что-то рассказать Уоррену обернулись для Макс полным провалом.
— А теперь послушай себя и реши, кто из вас двоих бóльшая стерва: она, сравнившая тебя с петухом, или ты, попросившая ее убрать фак, — терпеливо отвечает Грэхем.
— Три капучино с карамельным сиропом для Милой Кейт, СуперМакс и Дарта Вейдера готовы! — раздается голос со стойки.
— Дарта Вейдера?!..
Примечания:
Я не устану благодарить каждого, кто читает то, что я пишу. Каждому читателю, каждому комментарию, каждому "+" - лучи тепла в это холодное время года.