* * *
Хлоя лежит на крыше своего «Туарега», подставив лицо солнцу, с сигаретой в одной руке и безалкогольным пивом в другой; мир медленно кружится вокруг нее, прохладный ветер лохматит синие волосы. Теплый кардиган валяется на земле, к нему уже прилипло с десяток опавших листьев, и кажется, что со следующим порывом ветра он весь покроется желтыми и оранжевыми красками. Хлоя выдыхает струю дыма в безоблачное небо. — Отдыхаем? Хлоя даже не пугается. Закаленные нервы, трудная жизнь, тяжелое детство — что еще говорят психологи в таких случаях? — Иди на хрен, — беззлобно отвечает она. — Ты меня по GPS нашла? — Маячок в компьютере твоей машины. — Брук улыбается. — Я отыщу тебя повсюду. — Ты особо-то и не искала. Слова лениво растворяются в воздухе. Хлоя закрывает глаза. — Мне нужно повесить табличку «хочу побыть одна»? Брук смеется и выхватывает сигарету у нее из рук. — Нет. — Затяжка. — Не нужно. — Выдох. — Что ты вообще здесь делаешь в разгар рабочего дня? — Будете меня ругать, босс? — Скотт улыбается. — А ведь Вы пример для меня. Хлоя поднимает бутылку вверх, будто произносит тост: — За херовые примеры, херовых друзей и херовое пиво. — Что-то у тебя все в жизни херовое. — Брук возвращает ей сигарету. — Может, стоит... — Нет, — не дослушивает ее Прайс. — Не стоит. Скотт замолкает, и какое-то время они просто наслаждаются тишиной. Хлоя любит тишину с Брук — она легкая и ненавязчиво-сладкая, как зефир. Рядом с «Туарегом» стоит огромный лакированный квадроцикл со специальным ящиком для дрона. — Вижу, деньги галереи потрачены не зря, — хмыкает Хлоя, зажигая новую сигарету. — А, это, — отмахивается Брук. — Кстати, ты не познакомилась с Кельвином. Прайс вопросительно смотрит на нее. — Его зовут Кельвин. — Скотт показывает пальцем на сложенный дрон. — Твою ж мать, — отвечает Хлоя. — У тебя каждый проводок имеет свое имя? Брук звонко смеется. Звук телефона пронзает ее смех острым копьем, заставляя замолкнуть; Брук чертыхается, нажимая «ответить». — Они тебя найти не могут, — говорит она Прайс, передавая мобильный. — А теперь и меня. Хлоя фыркает: — Прайс на связи. — Хлоя, мы горим, — она слышит тревожный голос Джастина. — Прескотт... — Еду, — бросает Хлоя. — Поехали, мой верный друг. — Она хлопает Брук по плечу и запрыгивает в машину.IV
24 ноября 2017 г. в 20:00
я чужая, и это — вживлённый чип,
ковыряю себя
в надежде, что
обнаружу.
если знаешь как —
пожалуйста, научи;
а не знаешь — тогда хотя бы
не делай
хуже.
Макс с ногами забирается на кровать Хлои, сует грязные пальцы в рот и свистит. Звук гуляет по дому, забирается в половичные щели, оставляет следы в углах, звонко ударяется о стекла и вылетает в окно, навстречу первым летним лучам.
На Макс пиратская шляпа, морская рубашка и широкие шорты; на Хлое полосатая майка и причудливые узкие джинсы с якорем, выложенным синими камешками. Они обе босиком, их ноги чёрные от грязи, но это не мешает им веселиться и прыгать по ярко-оранжевому постельному белью кровати, оставляя темные следы. Хлоя счастлива — ее глаза блестят, сухие губы растянуты в улыбке, она танцует под Nickelback несвойственными ей плавными движениями; Макс повизгивает от восторга, двигаясь совершенно не так, как Хлоя: смешно дрыгает ногами, подскакивает на месте, пародирует египетские танцы. На полу валяется сумка, из которой торчит старый полароид и пачка Skittles: цветные конфетки, словно пуговицы, рассыпались по полу и медленно тают от повисшей в комнате жары.
Хлоя в настоящем смотрит на Макс так, как никогда ни на кого не смотрела, и чувствует что-то страшное и пугающее внутри себя. Уязвимость. Страх. Осторожность.
Время остановилось, застыло, и только сердце, выстукивающее ударный ритм в висках, позволяет Прайс сделать вдох.
И резко выдохнуть.
Они встречаются взглядами, и на несколько секунд Хлоя плавится от накативших на нее воспоминаний. Ей хочется сказать: «Макс, черт возьми, где тебя носило?!» — но вместо этого в воздухе повисает напряженное:
— Ну, здравствуйте, мисс Колфилд.
— Здравствуйте.
Хлоя хочет видеть ее сгорбившейся и поломанной, вывернувшейся наизнанку, зареванной и потерянной, но она видит Макс уверенной, гордой и статной. Хлое хочется услышать: «Я соскучилась по тебе», но вместо этого она смотрит на искривленный в ложной улыбке рот Колфилд и слышит гребаное «здравствуйте». Хлое хочется кинуться в ее объятия, но что-то в этом холодном взгляде голубых глаз заставляет ее застыть на месте.
На Макс серое платье в пол, скрывающее туфли, джинсовка с длинными рукавами и красный шарф; ее руки с идеальным маникюром — Хлою передергивает — сжимают большую кожаную сумку.
Прайс усилием воли внушает себе мысль, что все действительно изменилось. Макс не кинется в ее объятия, а Хлоя не отсалютует ей раскрашенной хной рукой.
— Присаживайтесь. — Хлоя кивает на диван.
Макс не сводит глаз с Хлои, и Прайс не знает, куда себя деть от этого взгляда. Ей вдруг становится неловко, будто ее заставили раздеться перед толпой.
Макс перестает скакать на кровати, подставляет одну ногу за другую и плавно садится на одеяло. Хлоя плюхается рядом, кладет голову ей на колени и закрывает глаза. Ей тепло и светло, и не хочется заканчивать это мгновение. Хлоя скрещивает пальцы и желает только одного: чтобы это никогда не кончилось. Макс затихает, замолкает и Nickelback; какое-то время в комнате слышны только звуки птиц да соседской газонокосилки.
В голове у Хлои миллионы мыслей, но она не обращает на них внимания. Сейчас нет домашних заданий в школе, дополнительных занятий по математике с мисс Эннивэй; нет уборки по дому, списка в магазин или аптеку.
Есть только она и Макс.
Она и Макс.
Она-и-Макс.
— Хлоя, что с тобой? — спрашивает Макс-из-прошлого.
— ...мисс Прайс? — Макс-из-настоящего поворачивается к ней.
Ее тонкие ломкие волосы каштановыми кудрями обрамляют лицо. Солнце Лос-Анджелеса не пощадило их: в некоторых местах краска выгорела, оставив рыжеватые отблески.
— Прошу прощения? — Хлоя садится в кресло и складывает руки на груди. — Я отвлеклась.
— Мисс Хилл говорила мне об отказе на права некоторых работ, — повторяет Колфилд.
Хлоя смотрит на ее веснушки. Когда-то они считали, что их на Макс ровно двадцать восемь. Сколько сейчас их на ней? Как она переносит этот климат? Прошлая Макс ненавидела три вещи в своей жизни: ложь, свое полное имя и жару. Все остальное она могла пережить.
— На права работ, — бесцветным голосом говорит Прайс.
— Хлоя? — вопросительно смотрит на нее Стелла. — Так как ты к этому относишься?
— К чему?
— К тому, что мисс Колфилд подпишет соглашение об отказе на права владения, — терпеливо повторяет Хилл. — Это что касается размещения у себя в арт-центре фотографий и картин таких авторов, как Роше, Эккельбан, Браун, Аведон и Маримэ.
Ей вдруг захотелось сбежать, зарыться в песок и никогда не вылезать оттуда.
Макс тянет Хлою за руку вдоль берега; океан ласкает их ноги. В закатных лучах солнца волосы Хлои отливают жидким золотом, и Макс не может отвести от них взгляда. Мокрыми, солеными руками она достает фотоаппарат из сумки и делает снимок. Хлоя жмурится; ей тепло и спокойно, Макс, видимо, заражается от нее этим чувством и не говорит ни слова.
Они дурачатся на побережье еще час, прежде чем сумерки сгущаются над Аркадией Бэй и наступает время идти домой. Насквозь мокрая Хлоя, чертыхаясь, пытается выбраться на берег, но большие волны вновь сбивают ее с ног; Макс бежит ей на помощь, но теряет равновесие и падает сверху. На долю секунды их лица соприкасаются, а затем звонкий смех раскатывается по пляжу.
Уже когда они идут обратно, их мизинцы переплетаются.
— Я всегда буду рядом, Хлоя, — говорит она. — Я никогда тебя не оставлю. Клянусь.
Хлоя машет рукой, отгоняя воспоминания.
— Пусть подписывает хоть сто таких соглашений. Плевать.
— То есть они тебе не нужны? — вспыхивает Макс.
Вот оно как, думает Хлоя. С возрастом характер показывается все сильнее и сильнее.
— Вам, — жестко поправляет Прайс.
— Вам, — соглашается Макс.
Напряжение длится меньше секунды: она успокаивается так же быстро, как и вспыхивает. Хлоя барабанит пальцами по столу. Стелла пытается вести переговоры, которые изначально обречены на провал.
— Так они Вам действительно нужны? — повторяет Колфилд. — Если да, то я готова их подписать прямо сейчас. Мой арт-центр не претендует на столь значимые для мира работы. Мы просто хотим оставить след в памяти каждого жителя этого города.
— Боже, сколько пафоса, — кривится Хлоя. — Десять лет назад ты такой не была.
Краска заливает щеки Макс. Стелла примирительно поднимает руки.
— Мисс Колфилд, мы хотим также оставить за собой право на проведение ряда выставок, идеи которых принадлежат только нам, — говорит она. — Нам бы не хотелось терять то, что мы имеем. Мы уверены, что Ваши работы прекрасны...
— Там будут не только мои работы, — перебивает ее Макс. — Там будут вестминстерские художники, фотографы из Блэквелла, скульпторы из Огайо...
— Хорошо, — кивает Хилл. — Так вот, мы уверены, что все эти работы будут прекрасны, но мы не хотим, чтобы они повторяли работы наших... — она замялась, — творцов, скажем так.
— В Блэквелле что, только фоткать учат? — Хлоя тряхнула волосами. — Надо же, всего несколько лет в колледже способны сделать из петуха павлина.
Колфилд кивает Стелле, проигнорировав выпад Хлои.
— Мисс Прайс, если Вас все устраивает, то мы готовы подписать ряд документов... — начинает Стелла.
— Черта с два меня устраивает это! — резко отвечает Хлоя. — Я хочу права на всех фотографов из Блэквелла.
— На кой черт они тебе? — тихо стонет Стелла.
— Может, я хочу устроить выставку «Юный фотограф — 2017»? А призом будет угол в фото-центре мисс Колфилд!
— Мое здание круглое, — поправляет ее Макс. — И это не фото-центр, а арт-пространство.
— Насрать, — лаконично отвечает Хлоя.
Повисает тишина.
У Колфилд слегка трясутся руки, и она еще сильнее впивается в ремешок сумки, когда встает с дивана и уверенно объявляет:
— Я не хочу ничего подписывать. Была рада знакомству. Мисс Хилл. Мисс Прайс.
Уже в дверях, даже не повернувшись, Макс говорит:
— Только посмей показать мне фак в спину.
И выходит.
Через пару минут стеклянная лампа ручной работы громко разбивается о деревянный пол.
Примечания:
Спасибо каждому, кто читает это и комментирует. Я не устану благодарить вас.