* * *
Виктория приносит ей чашку кофе и садится в кресло напротив стола, элегантно закинув ногу на ногу; на свету блестят лаком красные ботильоны с кожаной отделкой. Хлое этот цвет режет глаза, но она лишь поджимает губы — сейчас не то время, когда стоит обращать на это внимание. — Ты плохо спала, — говорит Чейз. Ее светлые волосы поставлены гелем и подвязаны шарфом в тон бежевой помаде; на каждой руке по пластиковому цветному браслету, а с пышностью ее короткого платья сравнится только бал при Людовике XIV. — Блять, да ты что, — огрызается Прайс. Виктория молчит: губы в тонкую нить, хмурые брови и тусклые глаза выдают в ней скрытую нервозность. — Что? — спрашивает Хлоя. В галерее только она и Чейз, остальные отправились на обед. Сегодня они не работают для простых посетителей: после двух часов дня к ним приедут подписывать контракты несколько фотографов, к шести Брук принесет списки на аккредитацию СМИ, а в девять начнется доставка. Хлоя обедает в кабинете — и не потому, что заказная еда ей по нраву, у Прайс просто нет времени сходить куда-то. Каждый час на счету — она едва успевает закончить согласовывать меню на открытие выставки с шеф-поваром испанского ресторана. В качестве благодарности за рекламу тот прислал ей на пробу несколько порций — лично убедиться в качестве продукции. Поэтому Прайс в одной руке держит ложку с паэльей, а другой ставит галочки на следующем договоре аренды звукового оборудования. Но молочный латте с двумя сиропами и пометкой «босс» делает ее день на одну миллиардную часть лучше, и сердце Хлои смягчается. — Арт-центр выбил из меня душу, — жалуется Чейз. Хлоя давится фасолью. Она никогда не слышала, чтобы Виктория жаловалась. За почти пять лет работы бок о бок она слышала что угодно: проклятия, истерики, ненависть к бездарным работам, но никогда — жалобы. Чейз, казалось, вообще не знает такого слова. — Странно, что не выставка, — отвечает Хлоя, прокашлявшись. — Я вчера переспала с Нейтаном, — выпаливает Виктория на одном дыхании. — Охренеть, — в тон ей отвечает Прайс и машет вилкой. — Ну, охренеть, да. И? — Я не знаю, зачем я это сделала. — Ты так хочешь поговорить об этом? — Это что, все, что ты скажешь? — Виктория удивленно поднимает брови. — Не будешь орать, что я сплю с подчиненными? — Я не твоя мать, Виктория, — говорит Хлоя, старательно подбирая слова. — Мне все равно, что ты делаешь и с кем. Ты взрослая девочка. — Но... — Он не твой подчиненный, он просто один из тысячи тех, кто поместил сюда свои работы. Ну, в данном случае, он не только работы куда-то поместил... Виктория улыбается, но глаза ее не приобретают прежнего блеска, а нервозность в движениях выдает ее с головой. — У нас нет на это времени, — устало говорит Хлоя. — У тебя нет на это времени. Ты можешь продолжать накручивать себя, но не здесь. Здесь ты — Виктория-мать-его-Чейз, и если ты с кем-то и переспала, то это только твое дело. Иди и пообедай, у тебя еще целый час на это. Чейз кивает и идет к выходу. — Чейз, — привлекает ее внимание Хлоя. — Прости, я хреновый советчик. — Нет, ты права, — отвечает Виктория. — Сейчас нет на это времени. — И закрывает за собой дверь. Хлоя шумно вздыхает: хреновый друг, хреновый любовник, хреновый человек. Больше к еде она не притрагивается, только потягивает кофе, пробегается глазами по договорам и пытается заставить себя делать еще больше. Она получает сообщение на электронную почту как раз в ту минуту, когда почти все бумажные дела, касающиеся аренды, завершены и остается лишь отправить данные по факсу, а потом, надеется Хлоя, она пройдется до кофемашины за второй порцией. Хлоя открывает письмо с пометкой «СРОЧНО» и вспыхивает. Яркий и красочный билет с приглашением на открытие «Арт-центра мисс Колфилд» Хлоя проматывает вниз — это не спам-письмо, это намеренное послание, отправленное на ее личный почтовый ящик, не меняющийся уже много лет и почти нигде не указанный. Значит, есть что-то еще. «Я буду тебя очень ждать.»* * *
К двум часам Хлоя перебирается из своего кабинета в логово Джастина — именно его подпись скрепит важный договор между надеждой мира искусств и галереей. Кабинет Уильямса напоминает собой конференц-зал мини-размера: вместо рабочего места у него длинная полка, закрепленная на стене, а посередине комнаты стоит круглый стол с шестью стульями, занимающий всю остальную площадь. Прайс фыркает — обычно на этом месте у него стоит бильярд, а откуда он притащил эту старинную рухлядь, она не знает и знать не желает, но задумка отличная, и Хлое приходится это признать. Стол действительно наводит на нее панику — его стеклянная поверхность выглядит новой и чистой, но одна-единственная ножка, служащая опорой, не может выдержать несколько ноутбуков и гору тяжелых папок. — Почему мы не можем устроить все это в аукционном зале? — ноет Тревор. — Я не хочу сидеть за этим. Мне страшно за свою жизнь! Прайс осторожно кивает, соглашаясь с ним. Кабинет Джастина выполнен в кирпично-красных тонах и является живым доказательством минимализма: кроме окна, стула, большой полки, ноутбука и куда-то пропавшего бильярдного стола в нем больше ничего нет. Ни одного бумажного документа. У Уильямса нет даже принтера — он отправляет печать к Тревору. Сам Джастин объясняет это тем, что он живет вне своего кабинета, а это — так, комната, где можно просто постоять, если нечего делать. А если есть что делать — то явно не в моем кабинете, добавляет он. Тесс приносит огромную стопку папок. Все листы разложены по определенной схеме: контактная информация, примеры работ, договор аренды, передачи, покупки или продажи и дополнительный листок «на всякий случай». Тревор всегда пишет на нем характеристику того, кто перед ним. Чаще всего это «истеричная и тонкая натура, не понимающая в деньгах». Конечно, знаменитые авторы не приедут сами — вместо них явятся их агенты, которые, рассыпаясь в благодарностях, за пару минут заполнят все бумаги и уйдут, оставив за собой запах денег. Но, кроме них, будут и молодые авторы, ничего не понимающие и думающие, что их произведение стоит около миллиарда долларов. За пару минут до начала Прайс оглядывает километровую толпу перед служебным входом в галерею и подзывает к себе Брук. — Босс? Соскучились? — Ты можешь мне помочь? — прямо спрашивает Хлоя. — Все, что угодно. — Съезди по этому адресу. — Прайс сует ей листок, ключи и vip-приглашение в конверте. — Забери мою машину, отдай конверт бармену Каю. Машину пригони к галерее. Жду тебя через час. — Да, босс. — Брук облизывает губы, показывая проколотый язык. Они встречаются взглядами: развратно-услуживые чайные глаза Брук и вуально-серые — Хлои. Прайс вспоминает начало работы с ней: за самое простое и легкое задание Брук берется с тройным усердием, хоть и не отлипает от своего дешевого телефона ни на минуту. Хлоя знает, что Скотт ведет какой-то блог, который не приносит ей ни копейки, но молчит на каждый щелчок клавиши. Скотт пишет сайт, рисует шаблонные фоны, разбирает их онлайн-канал на кусочки и собирает вновь. Она всегда рядом — в окошке камеры дрона, в онлайн-трансляциях с камер видеонаблюдения, в динамиках, развешанных внизу, в крошечном наушнике. Прайс внезапно осознает, что ни черта не знает, чем еще, кроме техники и инженеринга, живет Брук. Она представляет ее пьющую пиво в баре, пьяно танцующую под электронный ритм; думает о том, что Скотт живет в крошечной комнате с облупленной краской на стенах, и почему-то решает пригласить ее на ужин. Время удивительных поступков, думает Хлоя. Сначала футбол с Каем, потом ужин с Брук. А что будет дальше? Начнет пить чай с Чейз каждую субботу в пять? Кто-то трогает Хлою за локоть. — Мисс Прайс, к Вам какая-то женщина, — извиняющимся голосом говорит Тесс. — Говорит, что Вы ее знаете. — Да? Она представилась? — удивляется Прайс. Тесс кивает: — Мисс Эмбер.