The long road to the Stars

             Господи, ты не слушай его, когда       душа его просит слез, как просят дождей;       душа его просит слов, не ведая, что сюда       они падают камнем; Господи, пожалей;       Господи, просто дай ему тумака;       не слушай, когда бормочет он как в бреду,       его, оловянного деревянного дурака;       он совсем другое имел в виду.                     Хлоя едет в машине; повернув голову, смотрит в стекло и не видит ничего, кроме вереницы цветных пятен, со скоростью света проносящихся мимо.              Она все еще закутана в клетчатый плед, и кроме него на ней нет другой одежды.              Брук находит ее, стоящую на коленях посередине кабинета и шепчущую страшную молитву: Господи, забери меня, забери, пожалуйста, забери.              Брук — не Бог, но забирает ее, выводит, босоногую и обмотанную пледом с головы до пят, усаживает в свой «Форд Фьюжн» и садится за руль.              В машине тепло, даже жарко, но Хлою знобит; ее обкусанные губы кровоточат, как и плечи, и плед пропитывается железным запахом. Брук гонит «Форд» по ровной и прямой дороге, и Хлоя остатками мыслящего сознания узнает Мид Сити: бюджетные дома, общеобразовательные школы, промышленные лавочки и малое количество народа на улицах в послеобеденное время.              Брук сворачивает на Четвертую авеню и паркуется у небольшого двухэтажного дома в песочных тонах.              Она не говорит Хлое ничего с того момента, как та, цепляясь за нее, отчаянно просит увезти ее подальше отсюда. Брук не давит, не спрашивает; она все понимает и молчит, позволяет работать только радио, транслирующему новости.              Брук одного роста с Хлоей, но значительно сильнее — годы таскания аппаратуры туда-сюда дают о себе знать; поэтому она снимает с Хлои ремень безопасности и осторожно принимает на себя ее вес, поддерживая ту под руки.              Хлоя послушно идет за Брук, не говоря ни слова, не спрашивая ни о чем; она сломана, и кости ее острыми обломками торчат из-под неспокойных темно-синих вод, океанами разливающихся в ее потускневших глазах.              Брук усаживает Хлою на свою огромную и мягкую кровать, молча протягивает чистую футболку и мягкие домашние штаны; Хлоя на автомате натягивает одежду и поджимает под себя грязные ноги.              И тогда Скотт берет влажное полотенце и очень осторожно смывает с них дорожную пыль и грязь.              Хлоя все еще смотрит в одну точку.              Брук варит кофе по старинке, в турке, достает кувшин с молоком и, добавив три кусочка сахара, протягивает чашку Хлое; над ее плечом тихо жужжит мини-версия Кельвина: небольшой дрон без камеры, но зато с очень удобными лапками, выдерживающими грузы весом до одного килограмма.              Хлоя делает глоток.              Брук садится рядом и прижимает ее к себе; Прайс дрожит всем телом.              По-настоящему Прайс обретает способность говорить только через час; и первое слово, которое она произносит осознанно, выражает то, что она чувствует, как никогда точно:              — Пиздец.              Брук кивает.              — Мне надо обратно на работу, — едва слышно говорит Прайс.              — Ты никуда не поедешь.              — Они без меня не смогут.              Брук садится перед ней на колени, берет за руки, на которых еще остались следы ногтей, и смотрит в глаза.              — Они не дети. Они справятся без нас. Подумай о себе.              — Я не могу больше думать о себе! — взрывается Хлоя. — Посмотри, что выходит из этого!              Скотт молча берет аптечку и прижигает йодом каждую мелкую царапинку или ранку, не обращая внимания на крики Прайс о невозможности происходящего; достается даже ее покалеченным плечам — Брук проходится жирным слоем антисептика и заклеивает пластырем разодранную в кровь кожу.              — Ты никуда не поедешь, — говорит она Хлое. — Хватит. Пожалуйста.              И вот это простое «пожалуйста» задевает тонкие молоточки внутри Хлои, заставляя Прайс закрыть лицо ладонями. Брук гладит ее по голове, взъерошивает синие волосы, прижимает к себе так сильно, что Хлое становится больно.              Брук не спрашивает; наверное, она и без того знает, что действительно случилось, и Прайс благодарна ей за это больше всего на свете, как благодарна и за то, что Скотт укладывает ее голову к себе на колени, подложив подушку, и накидывает сверху одеяло.              И тогда Хлоя проваливается в глубокий, болезненный сон.              * * *              Комната Брук похожа на обсерваторию: стального цвета пол, темно-синий потолок и обои, покрытые узорчатой фольгой; наверху, под встроенными светильниками, стаями закреплены радужные журавлики; напротив большой кровати — зеркальный шкаф, а рядом — низкий стол с огромным системным блоком и ЖК-экраном во всю оставшуюся стену; повсюду фотографии, куски железа, инструменты и провода.              Хлоя просыпается, когда электронные часы показывают почти семь вечера, и долго не может вспомнить, где находится. В комнате почти нет естественного освещения — все окна заклеены узорчатой цветной бумагой, плохо пропускающей свет, но даже почти в темноте Прайс видит коллаж из полароидов на стене над головой.              Хлоя слышит, как Брук возится на кухне — с первого этажа доносится звон чашек, звуки телевизора и, видимо, еще и работающий магнитофон.              Прайс ищет глазами тапочки, сует в них ноги и отправляется на поиски ванной.              Ванная обнаруживается сразу на выходе из комнаты: в небольшой комнате цвета лазурного неба бОльшую часть площади занимает огромная душевая кабина с динамиками и стертой наклейкой «Wi-Fi».              Хлоя снимает одежду и подставляет тело теплым струям душа.              В неожиданно ясной голове мысли формируются отчетливо и пугающе быстро. Найти телефон. Добавить Рейчел повсюду в черный список. Отправить Колфилд письмо с принятием приглашения на открытие. Разобраться с машиной и Каем. Позвонить в галерею. Привести себя в порядок. Съездить домой за одеждой. Заказать клининг кабинета. Поблагодарить Брук.              Не умирать.              Она смотрит на свои руки.              Почти зажившие белые ниточки шрамов.              Ей почти семнадцать; и весна вступает в свои права, заставляя забывать дома шарфы и шапки, акварельными красками окрашивая мир вокруг, выталкивая забившихся в углы домоседов на улицу, в скверики и парки.              Хлоя дописывает письмо Макс, ставит жирную точку и рисует человечка с лассо и в ковбойской шляпе. «Навеки твоя ковбой-Хлоя»; бережно складывает листок в дневник.              Вечером этого же дня Хлоя сбегает на свалку, где, забившись в угол сидения своего автомобиля, достает лезвие.              Она отправляет две смс, и ни на одну из них не получает ответа.              Ее крик о помощи никто не услышал.              Оно и к лучшему, думает Хлоя.              И делает первый порез.              — ... полотенце!              Хлоя выныривает из своих воспоминаний. Перед ней стоит Брук и бесстыдно, без тени смущения, красных щек и прочего, смотрит на Прайс.              — Босс, я кричала очень долго, но ты не отвечала, и я решила зайти, чтобы удостовериться, что ты не утопилась, — беззастенчиво говорит Брук. — Кстати, босс, в душевой есть дверца, и ее можно закрыть. Тогда ты не затопишь мою мастерскую.              Хлоя фыркает.              — Долго будешь на меня пялиться?              — Пока не врежешь.              — Я не собираюсь тебя бить.              — Тогда долго.              Хлоя выключает воду, обматывается полотенцем и выходит, оставляя за собой запах абрикосового шампуня. Брук ухмыляется ей вслед. Не каждый день твой босс моется у тебя в душе, абсолютно не стесняясь своего тела.              * * *              Брук честно отвозит Прайс до дома, ждет, пока Хлоя переоденется в рваные джинсы и удобный свитер — в день доставки ей совсем не до гардероба, тут бы просто выжить, и везет Прайс в «WAITHERFISH», где Хлоя забирает, наконец, свою машину и оставляет билет на стойке рассыпавшемуся в благодарностях Каю, клятвенно обещав заскочить на днях.              — Кстати, Ваша подруга тоже приходила сюда, — говорит ей Кай на прощание. — Думаю, она искала именно Вас, мисс Хлоя.              Хлоя благодарит его, пожимает руку и выходит, заполненная мыслями.              Макс приходила сюда.              Но зачем, если их галереи в шаге друг от друга?              Хлоя обещает себе разобраться с этим завтра.              Ее мобильный остался в кабинете и, скорее всего, уже разряжен, поэтому Хлоя делает несколько звонков с телефона Брук и усаживается в «Туарег».              Они берут по чашке кофе to go на ближайшей заправке и синхронно паркуются у въезда в галерею.              Адская ночь начинается.              Из всех картин, фотографий и инсталляций Хлоя больше всего запоминает две.              Это бронированный фургон Прескоттов, напичканный камерами видеонаблюдения до отвала и с собственным оценщиком, который вытряхивает из них всю душу своей дотошностью; и потерянная картина Миллера — того самого, что выступал у них на недавней выставке. Потерянная картина — на деле это была исписанная каллиграфией ткань, которую Хлоя окрестила «шторкой» — находится в самом углу доставочного грузовика после того, как Прайс грозит лично отгрызть голову тому, кто ее потерял.              Поэтому, когда Брук трогает ее за рукав свитера и объявляет, что доставка кончилась, Хлоя обессиленно падает на стул.              Под завязку накачанная кофе Виктория — ее утро все еще начинается раньше, чем у каждого из них — кладет Тревору голову на плечо; Джастин уже сопит, усевшись прямо на пол.              Хлоя берет доставочный лист и ставит последнюю подпись под цифрой 68.              Ночует она у Брук — за последние дни Хлоя выходит из своей зоны комфорта настолько, что принимает любое приглашение куда-либо, лишь бы не остаться наедине со своими мыслями; именно поэтому «останетесь у меня, босс?» не вызывает у нее никаких сомнений.              Все воскресенье они валяются в ворохе одеял, зарывшись лицами в подушку, изредка заказывая еду или спускаясь на кухню за порцией кофе; Брук смотрит черно-белые гранжевые фильмы и — внезапно! — разделяет любовь Хлои к «Бегущему по лезвию»; Прайс облюбовывает дроны, с детским восторгом заставляя их летать вокруг дома. Поэтому уезжает она от Брук со свежей головой и легким адреналином, клятвенно заверяет ту, что приедет еще, и слышит в ответ: «Босс, моя постель — только для Вас».              Телефон Хлоя так и не включает.              К утру понедельника Хлоя чувствует себя посвежевшей настолько, что ставит мобильник на зарядку.              Три десятка непрочитанных и еще столько же уведомлений «Вам звонили с номера...»              Хлоя знает, кто это, поэтому удаляет цепочку сообщений и звонков, быстрым нажатием кнопки добавляя Рейчел в черный список.              Не в этой жизни, Эмбер.              * * *              Когда до открытия «Эспанады» остается три дня, Хлоя переезжает жить в свой кабинет: на дорогу до дома и обратно у нее не остается сил.              Она смотрит в огромное, от пола до потолка, окно и видит огни, освещающие арт-центр Макс: в отличие от холодного белого света STARS GALLERY, ее центр весь в теплых оранжево-желтых светильниках. Конечно, никаких прожекторов; серая отделка двухэтажного здания, местами грязная и позеленевшая, никогда не сравнится с белизной кирпичной краски «Звезд» Прайс; да и сквозь незашторенные окна видно скудное убранство: картонные стены с фотографиями, арт-площадки, отделенные друг от друга белыми занавесками вместо ширм. Хлоя могла бы придумать тысячу способов, как украсить и разнообразить внутренности идеального овала арт-центра; но Макс не стала уделять этому внимание — или у нее просто не хватило средств и фантазии.              Хлоя вспоминает, что первые перегородки они делали из крашеного пенопласта, а вместо дверей у них были индийские жалюзи, и улыбается теплым воспоминаниям.              Этим днем в галерею Макс привозили фотографии — никто не заморачивался так, как это делала Хлоя, но, в отличие от галереи Прайс, все фото для арт-центра уже были помещены в рамы; Хлоя же этого сделать без отметки оценщика никак не могла — не будет же Шердолье ставить штамп «подлинник» на багетную окантовку?              Хлоя часто видит фигурку Колфилд, суетящуюся у себя. Начало их путей похоже; но Прайс отчетливо понимает: есть разница между кредитом на сотни тысяч евро и безвозмездной помощью от государства в таком же размере.              — Брук, включи прожектора. Я хочу, чтобы нас было видно.              — Из космоса?              — Из космоса.              Галерея вспыхивает ледяным пламенем. Хлоя знает: огромные буквы STARS GALLERY с надписью витиеватым шрифтом BY CHLOE PRICE теперь видны даже с вертолетных площадок многоэтажек на другом конце города.              — Мы можем ярче! — радостно объявляет Брук по громкоговорителю. — Три, два...              В небо взлетают лучи прожекторов, белоснежными столбами пронизывая молочно-черничную ночь.              Хлоя видит, как в окнах Колфилд отображается вспыхнувшая золотом надпись ESPANADA, и чувствует удовлетворение.              Теперь их действительно видно из космоса.