Бессмертная ошибка

6 атера 4001 г. С.Р., вечер, Империя Дэаскир, г. Шенис, Императорский замок.

– …Узнайте, чем занимается Совет Семи на самом деле! Прочтите всю правду о Ханакальте! Мы – глас народа, и только мы доносим до народа истину! Узнайте, чем занимается Совет Семи… По всей ширине тротуара, размахивая газетой, бегала немолодая женщина, похожая на дикую птицу, залетевшую в окно. Невысокая, суховатая, с маленькой круглой головой, сидящей на тонкой шее, с длинным острым носом и копной тёмных кудряшек, взлетающих над плечами при каждом шаге, она бросалась к прохожим, описывая газетой в воздухе неровные круги и восьмёрки. Увесистая сумка, из которой торчали уголки других, не розданных пока газет, хлопала её по боку, делая скачущую походку ещё более неровной. Винсент хотел обойти женщину – он испытывал лёгкое презрение к правдорубам, кричащим, что только им известно настоящее положение вещей, а на деле лишь пересказывающим грязные слухи и домыслы, отыскать в которых крупицы истины можно было разве что при наличии телескопа. Однако та загородила ему путь, раскинув в стороны тонкие руки, похожие на лапы маленькой обезьянки, и привстала на цыпочки, заглядывая Винсенту в лицо. – Прошу вас, ашантэ! – глаза женщины лихорадочно метались из стороны в сторону. Винсент заметил бисеринки пота, покрывающие её лоб, что было странно при сегодняшней неожиданно холодной даже для Дэаскира погоде, но задуматься об этом не успел – его взгляд переместился чуть ниже, на приоткрытые тонкие губы, за которыми вдруг мелькнули острые деаргские клыки. – Возьмите! Узнайте настоящую правду! Винсент едва успел сдержать порыв и не отшатнуться, а после, досадуя на себя, выхватил измятую газету из руки женщины и, жестом отодвинув её в сторону, продолжил свой путь. Воспитанный на бабушкиных страшилках о жутких деаргах, нападающих на людей под покровом ночи и высасывающих до капли их кровь, Винсент до сих пор не мог отделаться от страха перед ними, пусть тот за тринадцать лет его пребывания в Дэаскире и несколько притупился. Да, деарги из-за болезни, поразившей некогда почти десятую часть населения Рейсмара, могли питаться только кровью, однако кроме этого да увеличенного в несколько раз срока жизни вкупе с повышенной живучестью ничем не отличались от остальных людей. И опасаться их стоило не больше, чем каких-нибудь уличных карманников, но и то далеко не всех: большинство деаргов соблюдали законы и добывали себе пропитание честным путём – после отгремевшей чуть больше десяти лет назад гражданской войны в Идбурге измученные деарги вели себя тише воды, прекрасно понимая, что новый военный конфликт полностью уничтожит их и без того немногочисленное племя. – Узнайте, чем занимается Совет Семи на самом деле! – вновь закричала тем временем газетчица, не успел Винсент отойти и на пару шагов. – Прочтите всю правду о Ханакальте!.. Винсент брезгливо поморщился и ускорил шаг. Чуть позже, уже на подходе к императорскому замку, он мельком заглянул в листок и пробежал глазами по заголовкам. Ничего интересного там, разумеется, не было – разве что странный знак, изображённый под шапкой («НАСТОЯЩАЯ ПРАВДА» – кричали в лицо читателя жирные чёрные буквы – «Независимый информационный листок. Выпуск 56»): странная закорючка, похожая на кровавое пятно, при взгляде на которую Винсент ощутил смутное беспокойство. Однако он списал это на газетчицу, чей образ всё не выходил у него из головы, и скользнул взглядом ниже. «Зловещий культ Дикой Охоты. Псы Ханакальта?» Это, очевидно, был очередной разоблачающий репортаж об императорской гвардии – многие дэаскирцы почему-то были уверены, что члены Дикой Охоты только и занимаются тем, что похищают несогласных с Ханакальтом и его политикой, увозят куда-то в тайное место и то ли пытают, то ли казнят, то ли стирают память и принимают в свои ряды – тут мнения граждан разнились в зависимости от их фантазии. Причём многие считали, что делают это гвардейцы непосредственно по приказу самого Императора. Зная мягкий – чрезмерно мягкий нрав последнего, подобное выглядело как минимум абсурдно. Но граждане, разумеется, такие мелочи, как характер императора, во внимание не брали. «Безразличие дэаскирцев к своей же судьбе. Эксперименты личей?» Ну конечно, как можно признать, что гражданам надоело перебирать грязное бельё Ханакальта и его окружения, это всё магическое воздействие на их умы, не иначе… «Взрыв бомбы в театре Сеольфора. Гнев императора?» Тут издатели продолжали обсасывать историю, случившуюся почти два месяца назад, когда в Сеольфорском театре что-то взорвалось. Была ли это бомба, не установили до сих пор, и это давало противникам Императора прекрасный повод порассуждать о том, что случившееся – очередной акт монаршего гнева: театр Сеольфора славился своими скандальными постановками, из которых каждая вторая критиковала власть, причём любую, и почти в открытую призывала зрителей к анархии. «Яростный протест Каррстанских шахтёров» Эта новость была уже поновее, ей едва минул месяц. Ничего особо интересного, как и в предыдущих, в ней не содержалось: шахтёры объявили забастовку, производство на время встало, из Шениса прислали взвод гвардейцев, те доступно объяснили каррстанцам, что так делать не стоит, и всё вернулось на круги своя. Ни жертв, ни даже пострадавших не было. Но, конечно, не для независимых правдорубов, которые с лёгкой руки объявили весь город «мучеником, пострадавшим от тирании», а шахтёров приравняли едва ли не к лику святых. Гвардейцы, разумеется, снова сравнивались со злобными псами, а в конце статьи так и вовсе назывались «чёрными палачами свободы». Дойдя до этого момента, Винсент громко фыркнул, скомкал листок и отшвырнул в сторону. Мусор, как он есть. И не жалко же людям на подобное тратить силы, время, деньги… Увы, выбросить из головы мысли о прочитанном так же легко, как газету, Винсенту не удалось. Возмущение – лёгкое, похожее на зуд от укуса комара где-то в районе лопаток, – не оставило его ни при входе в замок, ни после, когда он следовал за наряженным в чёрный церемониальный балахон скелетом до Овального зала, где уже шёл обряд бракосочетания. Взгляды присутствующих были прикованы к небольшому возвышению в центре зала, где находились жених, невеста и облачённый в чёрное с алым одеяние Бертрам, и они не обратили внимание на Винсента, бесшумно проскользнувшего в приоткрытую скелетом дверь. Впрочем, ему это было только на руку. Осторожно лавируя между приглашёнными и на ходу закуривая папиросу, он направился к Альфреду, чья внушительная фигура маячила поодаль, возле одной из колонн, убранных тёмно-фиолетовой тканью. Тот неотрывно глядел на помост и обратил внимание на Винсента лишь тогда, когда последний мягко коснулся его плеча. – Не думал, что ты всё-таки придёшь, – негромко протянул Альфред, поприветствовав его кивком. – Учитывая твоё отношение к деаргам… Винсент пожал плечами. – Ханакальт настоял. Сначала вытянул из меня обещание, что я приду, вчера приглашение прислал – боялся, наверное, что забуду. Не знаю, правда, зачем я ему понадобился… – Я догадываюсь, зачем, – пробормотал Альфред и отвернулся, как-то странно дёрнув уголком рта. – Что ты имеешь в виду? – нахмурился Винсент. Ему показалось, что в словах Альфреда прозвучал какой-то намёк, причём, судя по всему, для него не слишком приятный. – О чём ты? – Кое-кто собирается в ближайшее время навестить наш Храм, – туманно отозвался Альфред, покосившись на Винсента. – А ещё кое-кто сегодня присутствует здесь, на свадьбе. – И кто же? – Ты будешь удивлён. Винсент раздражённо выдохнул сизый дым, едва сдерживаясь, чтобы не отвесить Альфреду подзатыльник, хотя в глубине души понимал, почему тот ведёт себя так невыносимо. Несмотря на то, что Альфред был первым секундором, следующим после Примарха человеком в иерархии жрецов Смерти, и Эригерон, и Ханакальт предпочитали беседовать с Винсентом, зачастую доверяя тайны именно ему и сваливая на плечи Альфреда лишь грязную работу – допросы, дознания, инспекции храмов и монастырей. Разумеется, при подобном раскладе Альфред ревновал к Винсенту и теперь готов был лезть из кожи вон, чтобы похвастать тайной, известной пока что только ему одному. И хотя со стороны Альфреда это было довольно справедливо, не злиться на него Винсент не мог. – Я в предвкушении, – кисло отозвался он и, заметив поодаль скелета, держащего поднос с бокалами вина, сухо кивнул Альфреду и устремился сквозь толпу, на ходу кивая знакомым ай`иночи и деаргам. Вино оказалось неплохим – не Аста Мора, конечно, но для свадьбы императорского телохранителя весьма приемлемо, – и после нескольких больших глотков настроение Винсента слегка поползло вверх. Впрочем, буквально через несколько мгновений оно стремительно рухнуло вниз. Закончив свою проникновенную речь, Бертрам покрутил головой, отыскивая кого-то в толпе. Взгляд его задержался на Альфреде, затем обратился к Винсенту, и третий секундор громко воскликнул на весь зал: – Что ж, не стану затягивать церемонию дольше необходимого! Я пожелал вам счастья, пожелал понимания и гармонии, столь необходимых для семейной жизни. Теперь же пусть сама Владычица Смерть дарует вам своё благословение. Вознесём ей хвалу – прошу, Винсент! Кому, как не вам, пропеть гимн в её честь? – на этих словах толпа приветственно зашумела, и последние слова Бертрам буквально прокричал. – Прошу вас! Он демонстративно сделал шаг в сторону и поманил Винсента рукой. Тот скользнул взглядом по залу. На него смотрела уже добрая половина гостей, и бежать прочь было поздно. Раздвинув губы в напряжённой, слегка неестественной улыбке, он двинулся к помосту. Паршивец Бертрам, в отличие от него, скалился широко и радостно; мысленно представляя, что в пальцах сжата не папироса, а тощая шея коллеги, Винсент с силой затушил окурок о стенку бокала, затем бросил его в остатки вина, плескавшегося на дне – окурок тихо зашипел и закачался на бордовых волнах, – поставил бокал на поднос первого попавшегося скелета и вскочил на помост одним лёгким прыжком. – Вернёмся – убью, – одними губами проговорил Винсент, перехватив взгляд Бертрама, а затем встал к нему боком, обращаясь лицом к жениху и невесте. Стоя ровно, как солдаты на параде, без звука и движения, они были странной парой. И без того вечно мрачный Нуар хмурился сейчас как-то особенно яростно и недовольно, глядя прямо перед собой и будто бы не замечая невесту в упор. Непривычно было видеть его без широких ремней, поясного и наплечного, на которых Нуар обычно носил своё многочисленное оружие. Без них, затянутый в чёрный с длинными фалдами камзол, с гладковыбритым бледным лицом и зачёсанными назад волосами, он казался каким-то тщедушным и гораздо менее внушительным, чем на своей неизменной вахте возле императорского трона. Невеста его, впрочем, тоже выглядела довольно блёкло – по крайней мере, была совершенно не похожа на счастливую новобрачную. Высокая, выше жениха почти на полторы головы, худая и горбоносая, она смотрела в пол, и Винсенту при взгляде на девушку, имени которой за всё это время он так и не удосужился уточнить, показалось, что та готова в любую секунду расплакаться. Но размышлять ему об этом было некогда – гости, затаив дыхание, ждали продолжения церемонии. Винсент глубоко вздохнул. – Я благодарю ашантэ Бертрама за оказанную мне честь. Должен, однако, признаться, что уже давно не пел гимнов, и… Его последние слова утонули в гуле гостей – неразборчивом, но явно ободряющем. Винсент снова вздохнул. Когда он был помоложе и пел в храмовом хоре, то не раз слышал, как одобрительно отзываются слушатели о его голосе. Это воспринималось им как должное – родителями Винсента были элеттрийка и аррикарец, представители двух самых певучих народов Рейсмара, и гораздо более невероятным выглядело бы у него отсутствие слуха и голоса, нежели их наличие. Но для дэаскирской публики, вынужденной по большей части довольствоваться монотонным речитативом и скрипучим кряхтением – ни ай`иночи, ни личи с деаргами в пении были не сильны, – это воспринималось едва ли не как чудо. – Но для наших прекрасных молодых я, конечно, постараюсь приложить все свои скромные силы. Винсент сделал жениху и невесте знак, и те, повернувшись к нему лицом, опустились на колени. Девушка закрыла глаза и сцепила пальцы в замок перед грудью; руки Нуара висели плетьми, и он напряжённо вглядывался куда-то в дальний угол помоста. Винсент мягко положил ладони на их макушки и скользнул взглядом по толпе, наполнившей Овальный зал. Она показалась ему гладью торфяного озера; многие гости были одеты в чёрное, и мягкие волны их нарядов походили на колеблющуюся от ветра тёмную воду, а головы их казались головами рыб, вынырнувшими поглядеть, что же происходит на берегу. Винсент незаметно качнул головой и чуть сильнее надавил на макушки жениха и невесты. – Из пустоты явились двое: то Жизнь и Смерть. И песню стали о покое, о завершеньи петь, о завершеньи… петь. Его голос едва не сорвался на третьем слове, но затем Винсент почувствовал знакомую, полузабытую было энергию, поднимающуюся откуда-то извне. Слова гимна – единственного, который одинаково пели как жрецы Смерти, так и жрецы Жизни – яркими вспышками рождались в голове, рвались с языка, лились с губ неудержимым потоком. Несмотря на это, Винсент чувствовал, что голос его изменился с того последнего раза, когда он солировал в хоре Храма – стал ниже как минимум на полтона, к тому же в него добавилась лёгкая хрипотца, появившаяся из-за постоянного курения. Но, судя по реакции гостей, если это его и испортило, то не слишком сильно. По крайней мере, несколько женщин, стоящих ближе к помосту, уже к концу первого куплета достали чёрные платочки и принялись промокать глаза. – Их голоса, подобно волнам, сходились вновь и вновь, и ожил мир, досель безмолвный, и родилась любовь, и родилась – любовь. Несмотря на то, что гимн назывался Гимном Смерти, пелось в нём о создании мира – именно поэтому он и считался свадебным, как нельзя более подходящим для того, чтобы попросить у госпожи Смерти благословения новоиспечённым мужу и жене. – Сияя, будто лучик солнца, предвест тепла, она взвилась, как веретёнце, и поплыла, и поплыла… Винсент не сразу заметил, что Бертрам подтягивает с ним последнюю строку каждого нового куплета. Всё верно, этот гимн исполнялся на два голоса, и Винсенту следовало с самого начала догадаться, что просто так Бертрам для него ничего делать не будет и обязательно придумает, как вернуть коллеге обратно взятые сгоряча полномочия. – А Смерть и Жизнь воздели руки, и пальцы погрузили в свет, и слились в белоснежный, хрупкий, парящий самоцвет, парящий самоцвет. Голова Нуара под его рукой слегка дёрнулась. Винсент скосил глаза вниз – телохранитель императора с силой прижимал руки к груди, а его нижняя челюсть равномерно ходила вверх и вниз. Чудом Винсенту удалось заставить себя не отдёрнуть руку и оставить её прижатой к макушке Нуара. Именно по этой причине он и не любил деаргские церемонии: виновников торжества до праздника обычно заставляли держать строгий пост, от суток до недели, в зависимости от важности события – считалось, что так они проходят очищение, – и потому к моменту непосредственно праздника те нередко слетали с катушек и начинали кусать первых подвернувшихся гостей. И если для ай`иночи, скелетов или самих деаргов в этом не было особенной проблемы, то людям, решившим на свой страх и риск посетить деаргское торжество и не захватившим с собой хоть какое-нибудь оружие, оставалось только посочувствовать. – Соединилась Жизнь с любовью, и замерла. Смерть, распахнув накидку совью, их обняла, их обняла. На этом моменте забеспокоилась уже невеста, и Винсент чуть ускорил темп, готовясь в любой момент убрать руки подальше от клыков супругов. – Нерукотворное над миром взошло яйцо-луна. Бела, как сахар, сердцевина, кора черна, кора… черна. А в центре билась золотая душа-любовь, и Жизнь, и Смерть соединяя, рождая новь, рождая – новь… Новь… Последняя нота ещё дрожала в воздухе, когда Винсент отдёрнул ладони – в последний момент, поскольку через мгновение в том месте, где было только что его запястье, щёлкнули клыки Нуара. Винсент медленно отступил на шаг, сохраняя на лице улыбку, пусть и выглядела та слегка бледновато, и взмахнул рукой, разрешая молодожёнам подняться с колен. Затем прикрыл глаза ладонями и проговорил, игнорируя лёгкое жжение в горле: – Да снизойдёт на вас благодать Владычицы Смерти. Живите в любви и мире, и пусть её совиная накидка хранит вас до последнего вздоха и за гранью вечности. Шанэ! – Шанэ, – нестройным хором откликнулись новобрачные и гости. Винсент легко поклонился, отступил назад и сошёл с помоста, игнорируя плотоядные взгляды, что пускали на него молодые супруги, и страстно желая только одного – выпить, а лучше напиться. Точно прочитав его мысли, рядом спустя секунду появился Альфред с бокалом вина в руке. Вручив бокал Винсенту, он опустил ладонь на его плечо и мягко подтолкнул куда-то вперёд, пока Ла Шапель приканчивал вино быстрыми жадными глотками. – Отлично пел, я чуть не прослезился, – без обычной насмешки прокомментировал первый секундор. – Может, тебе стоит вернуться в хор? – Благодарю покорно, – фыркнул Винсент. – Куда ты меня тащишь? – Хочу кое-кому представить. Помнишь, я говорил об одном любопытном человеке, который сегодня здесь присутствует? – И? – Смотри. Покрытый редкими волосками палец Альфреда ткнул куда-то в сторону ближайшего окна. Проследив за ним взглядом, Винсент увидел мужчину, одетого в светло-жёлтую не то рубаху, не то странного покроя сутану. Он стоял к залу спиной, глядя на что-то в окне. Винсент покосился на Альфреда. – Ну и что? Кто это? – Не поверишь. Нас посетил делегат от самого Солнечного Отца. – Солнцепоклонник! – ахнул Винсент. В эту секунду мужчина в жёлтом повернулся – и оказался молодым парнем, почти мальчишкой, в чьих огромных янтарных глазах плескалось неуёмное любопытство пополам с испугом, делая его похожим на котёнка, подобранного с улицы. Он поглядел на жрецов, и его широкая улыбка стала ещё шире. – Идём. Я тебя представлю, – Альфред подтолкнул Винсента в спину, заставляя его подойти к парнишке ближе. – Уверен, он тебе понравится. – Твои бы слова… – пробормотал в ответ Винсент, не спуская глаз с солнцепоклонника. Впрочем, он произнёс это так тихо, что едва расслышал сам.