***
Остаток рабочего дня для Олега прошёл в как в тумане. Он вроде бы и о делах думал, но как-то автоматически, без присущего ему обычно огонька. К своему стыду, мужчина понял, что больше всего на свете, ему сейчас хочется закрыться с Игорем и бутылкой чего-нибудь крепкого в кабинете, и банально посплетничать. Язык чесался от не заданных вопросов, которых у сына не спросишь, а вот у Игоря — вполне. Но, что тогда подумает об Олеге друг? Мрачные мысли о жене, он решил оставить до вечера, им предстоит тяжелый разговор, и портить себе настрой не хотелось. Ира и так выжмет из него все соки, а нервничать раньше времени Дмитриев старший, смысла не видел. Для него семья, была всегда наивысшей ценностью, чем-то святым, неприкасаемым и незыблемым. Символом стабильности, душевного покоя. Тем, ради чего он живёт, стремится к лучшему, от чего не отказываются. Ира об этом знала, и поступила с их сыном так, как не шло рядом ни с одним из устоев Олега. Может, это громко сказано, но он чувствовал, что жена предала его, их сына, всё то, во что мужчина твёрдо верил. Ире он всегда позволял много, она была настоящей хозяйкой дома и главой их семьи. Многие назовут его подкаблучником, но сам Олег так не считал. Он снисходительно позволял ей править, полагая, что власти ему достаточно на работе, а теперь пожинает плоды, когда его даже в известность не поставили, приняв судьбоносное для семьи решение. Припарковав машину в гараже, Олег никак не мог покинуть салон, цепляясь за руль, как утопающий за соломинку. Отчётливо представил, как отпустив этот спасательный круг, его унесет течением, над которым сам не властен. Сколько прошло минут — пять, десять? Жена наверняка знает, что он уже приехал и удивляется, что могло задержать его в гараже. Дверца автомобиля мягко хлопнула, но и этого звука хватило, чтобы вздрогнуть и прийти в себя. Чувствовать себя рассеянным было не привычно и неуютно, пора заканчивать поддаваться меланхолии. Олег покивал, соглашаясь со своими мыслями, и направился в дом. — Ты где так долго? — Ира, вышла из кухни навстречу мужу, и потянулась к нему за дежурным поцелуем. — Привет, ужинать будешь? Олег отстранил жену, отрицательно замахав головой и молча ушёл переодеваться. Есть не хотелось. Уже на полпути он обернулся на застывшую в коридоре Иру: — Есть не хочу, выпью кофе. Где мальчики? — Спят, днём их никак уложить не могла. — Жди меня на кухне, я сейчас вернусь. Нам поговорить надо. У Иры зашумело в ушах, а на языке появился сладковатый привкус. Какие-то неуловимые нотки в голосе мужа заставили нервничать, но быстро отогнав неприятное чувство, что так некстати накатило, она развернулась и пошла на кухню. Кофе-машина зажужжала, мигая бирюзовой подсветкой, зашумела водой, прогоняя ее по системе и сливая в металлический поддон. Эта какофония из звуков никогда Ире не нравилась и она поморщилась, не осознавая, что застыв, стоит взявшись за ручку холодильника. В районе желудка неприятно ворочалось предчувствие, оно скользко облизывало внутренности, заставляя дёргаться от мерзкого ощущения. Что она хотела взять в холодильнике? Ира опять нахмурилась. Ах, да, молоко для капучино. Когда чашка с горячим напитком уже стояла на столе, а аппетитную пенку покрывала смесь из корицы, шоколада и карамели, в кухне появился Олег. Их взгляды встретились, и Ира затаила дыхание, такого Олега, с горящей в глубине глаз то ли злостью, то ли решительностью, с упрямо сжатым губами, она видела только на работе, дома, в кругу семьи он таким никогда не был, даже когда сердился. Сейчас, весь напряжённый вид мужа вызывал, если не страх, то опасение, точно. Нет, бояться всерьёз было глупо, мужчина никогда не давал повода, он был мягок и податлив с женой. Но, именно в этот момент, когда Ира отчётливо чувствовала мрачную ауру, а недовольство мужа становилось густым и обволакивало не только его, но и пустое пространство вокруг, поняла — всё это время она дёргала за усы хищника, воспринимая того за домашнюю зверушку. Иногда Ирина действительно нарывалась, но и подумать не могла, что сила этого высокого, сильного мужчины, может быть направлена против неё самой. Олег спокойно пил капучино, держа чашку двумя руками, вдыхая аромат кенийской арабики с молоком, сладкой приправы, смакуя каждый глоток. И с каждым глотком, самообладание женщины иссякало, будто выпитое этими жёсткими губами. Пустая чашка стояла на столе, и сквозь её прозрачное стекло был виден грязный осадок на стенках и дне, выглядело это как нельзя прагматично — было красиво и вкусно, а остались лишь неприглядные мутные разводы. — Что случилось? У тебя неприятности? — наконец спросила Ира, которую мрачное молчание мужа напрягло окончательно. — У меня нет неприятностей, они у нас общие. Так бы я сказал еще вчера. Скорее, они у тебя. Ты, — Олег замолчал, внимательно всматриваясь в жену, читая её эмоции. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? Надо отдать должное Ирине — ни один мускул не дрогнул на её лице, а мысль была только одна — Олег знает о Матвее, но ни тени сожаления у неё не было, сдаваться она не собиралась. А ещё была злость на Вику с Игорем, которые не сдержали языки за зубами и сообщили обо всём мужу, знать бы ещё, что именно успели выложить Олегу её бывшие друзья. — Нет, вообще не понимаю, о чём ты, и почему ведёшь себя так странно, — Ира говорила ровно, не собираясь показывать эмоций и выдавать себя с потрохами. — Вот как… Ты решила играть в игры, я этого делать не собираюсь. Ко мне сегодня приезжал Матвей. С Димой, он приходил с Димой. — Прекрасно! Надеюсь, ты вправил ему мозги? — Ира поджала губы, но скрутившая желудок пружина, медленно начала расправляться, заставляя отпустить напряжение, которое до этого момента она старалась не замечать. — Что ты конкретно имеешь в виду, говоря «вправил мозги»? — Объяснил, что Матвей не прав, поддавшись на провокацию Димы и ударившись в извращение? Так понятно? — злость и язвительность заняли своё место, как и «дёрганье усов». — Вот смотрю на тебя Ир, и не понимаю, ты действительно не догадываешься, что говоришь и действуешь глупо, или притворяешься? Ты, которая вынудила нашего сына пойти в модельный бизнес, где в лучшем случае каждый второй фотограф, модель, модельер, или как они там правильно называются — геи, а те, кто не геи, так бисексуалы. Я вообще поражаюсь, как нашего сына не совратил какой-нибудь лысый, потный любитель красивых мальчиков и кружевных стрингов на жирных телесах. И знаешь, если смотреть с этой стороны, то Митя самый лучший вариант. А ты из себя строишь сестру- урсулинку! Я прекрасно знаю твой характер, и не собираюсь на данный момент обсуждать, а тем более осуждать нашего сына. — Странно, что нормальный мужчина именно так относится к тому, что его сын гей. Это не-пра-виль-но! Может, и ты меня на мальчика поменяешь? — Ир, ты головой нигде не ударилась? Эту тему мы закроем! А ты, слушай меня сейчас внимательно и уясняй. У меня есть три сына. Три! Я не буду с тобой скандалить и заставлять понять, принять нашего ребёнка, таким как есть. Но, я тебя не прощу за то, что ты наплевала на семью, показала, что моё мнение тебя не интересует. Ты разрушила всё своими руками. Забыла, кто в доме хозяин. А хозяин — Я! — Пф-ф-ф… — Я не закончил, — с каждым словом в голосе Олега появлялось всё больше стали. — Первым порывом, когда я всё осмыслил, был развод. И детей бы ты не увидела, но я прекрасно понимаю, что младшим нужна мать, а я серьёзно занят. Поэтому, с сегодняшнего дня, все свои мысли и решения ты обязана мне озвучивать, все! — Ты с ума сошёл? — волна негодования поднялась в душе, поднимая с самого дна самые неприятные чувства и слова. — Я? Нет Ир, со мной, как раз, всё в порядке. А вот что с тобой, не понимаю! Ты изменилась, передо мной сейчас совершенно другой, чужой и незнакомый мне человек, а не моя жена. Может это гормоны, или что с вами женщинами после родов еще происходит? И, прежде чем ты начнёшь совершать глупости, что-то предпринимать, предупреждаю, я знаю про Антона. — От-от-куда? — женщина побледнела и с трудом задала вопрос, заикаясь и задыхаясь. — От верблюда, — мужчина горько усмехнулся. — Подумай хорошо. Я устал, пойду спать. И, — Олег на секунду прикрыл глаза, — я пока буду спать у Матвея в комнате.***
В прихожей раздался звук открывающейся двери, невнятное бормотание голосов и тихая возня. Вика, сидя в гостиной, отвлеклась от просмотра очередного шоу и прислушалась. То, что приехали мальчишки, она поняла сразу, но выходить им на встречу не спешила, её забавлял и умилял их приглушенный бубнёж и препирательства. Быстро глянув на часы, она покачала головой, ребята задержались, Игорь успел не только приехать с работы и поужинать, но и удалиться в кабинет, оставив жену ждать сына и проследить за размещением Матвея. Хотя, за чем тут следить, Вика, хоть убейте, не понимала. Наконец, медленно поднявшись с дивана и погладив свой заметный живот, Вика направилась в коридор, да так и застыла, стоило только парням появиться в поле зрения. — Мальчики? — Митя с Матвеем вздрогнули, прекратили выдёргивать друг у друга чемоданы из рук, и обернулись на голос. — Боже, что случилось? — Э-э-э, мам, ты только не волнуйся, это… — Это у нас брачные игры, — мрачно процедил Матвей, и пользуясь заминкой, схватил чемоданы двумя руками. — Гиббонов? — Почему гиббонов? — Дима смотрел на серьёзную Вику и понимал, что ничего не понимает. — А чем тебе гиббоны не угодили? Поют громко, верные своей паре, да и приматы, к тому же, — Вика уже откровенно потешалась. — За приматов, мам, отдельное спасибо, — Митя обиженно засопел. — Примат от слова примитив, надеюсь? Это про тебя, Мить, — Матвей стоял, переминаясь с ноги на ногу, вцепившись в чемоданы, он бы с удовольствием уже прошёл к Диме в комнату, но Вика продолжала держать их на пороге. — От слова идиот, и это про обоих. Ладно, тащите свои подбитые тушки наверх, и спускайтесь ужинать, — Виктория развернулась в сторону кухни. На ужин из нескольких представленных мясных блюд, парни, не сговариваясь, выбрали банальные котлеты. И теперь, аккуратно пережёвывая, Матвей думал, плавно попадая мыслями в такт движения раненой челюсти. Всё вокруг — и обстановка, и такой же задумчивый Митя, и хитро улыбающаяся Вика, что с довольным видом за ними наблюдала, всё это было так уютно и по-домашнему, так правильно. Но что делать с этим «правильно», Матвей не знал. Банальный вопрос: «А что дальше?», никак не хотел выходить из головы. По наблюдению Матвея, было похоже, что Митя вообще этим вопросом не задавался, как всегда плыл по течению. Им кровь из носа, нужно было серьёзно поговорить, и он был уверен, что инициатором должен был быть Митька. Именно Митя опять всё начал, значит именно у него, должны были быть идеи, как быть дальше. Потому, что у самого Матвея идей не было, он не знал и не планировал их встречу. Он бросил беглый взгляд на жующего Диму, который спокойно переглядывался с Викой и в ус не дул. «Дуралей!», хмыкнул мысленно Матвей, но сам себе признался, что себя без этого дуралея уже не представляет. — Вы приехали? — Игорь появился на кухне, как-то неожиданно для всех, и на мгновение в помещении повисла тишина, пока мужчина разглядывал разукрашенные лица. — Что? Даже не спросишь ничего? — Митя повернулся к отцу, вертя головой и демонстрируя свеженькие ссадины. — Ну-у-у, мне, конечно, интересно, кто вас так разукрасил, но, раз ты не прибежал ко мне с просьбой спрятать тело, или спрятать вас от лап отечественного правосудия, думаю, что ничего страшного и не поправимого, не произошло, — философски и с долей чёрного умора отметил Игорь. — Ладно, если серьёзно, кто это постарался? — Мы сами, ну… вместе. Короче, решали разногласия, — наконец стушевался Димка. — Блин, аж завидно. А у нас, как не разногласия с твоей мамой, так церебральный паралич. А тут такое элементарное решение всех проблем. Мужики, уважаю! — Спасибо мам, мы пойдём спать. День сегодня был… насыщенным, — Митя посмотрел на Матвея, который сидел над пустой тарелкой и поймав его взгляд, махнул головой в сторону выхода. — Да, пойдём, блин, мне ещё отцу звонить, — Матвей откинул упавшие на лицо волосы, где он потерял дежурный обруч, оставалось загадкой, а искать запасной в чемоданах дело не благодарное. Принимать душ решили по отдельности, Матвей, на правах гостя, ушёл первым. Его окутала дымка безразличия, это конечно не апатия, что было хорошо, но реагировать на окружающую среду адекватно не получалось. Если бы Митя не прогнал его из ванной, неизвестно, сколько бы он так простоял, медитируя под струями воды. Из ванной он вышел совершенно голым, и не только потому, что запасной одежды и банальных трусов с собой не взял, а потому, что углубился в размышления, и ему было откровенно всё равно. Да и кого стесняться? Не Митю же, в самом деле… Добравшись до уже расстеленной кровати, нашёл в себе силы и отправил отцу сообщение, не хотелось говорить о чём-то серьёзном, вообще ничего не хотелось. Так Матвей думал ровно до того момента, пока в спальне не объявился такой же голый Дима, который плавно скользнул на кровать животом, растягиваясь по ней всем телом и выставляя на обозрения круглую попу, которую обласкал не только взгляд Матвея, но и свет ночника. Матвей не любил все эти приторно-ласковые сравнения, но пятую точку Мити, иначе, как сладкой попой, назвать было нельзя. В тусклом жёлтом свете, она выглядела божественно. Золотистый цвет кожи, и короткие, тонкие волоски, которых практически не было видно при обычном освещении, сейчас подсвеченные под нужным углом, делали манящие окружности похожими на персик. Матвей попытался взять себя в руки, но игривые сравнения никак не хотели выходить из головы. Митя молчал, сложив голову на руки наблюдал за Матвеем из-под опущенных ресниц. Миллиметр за миллиметром, медленно оттопыривая задницу: — Возьми. В одно движение, Матвей оказался между длинных, сильных ног, оглаживая их, начиная с икр, скользя пальцами по бёдрам и подбираясь к заветной цели. И когда под ладонями напряглись ягодицы, замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Очень странно было понять, что вязкий комок, который засел внутри, медленно подходящий к горлу, а потом резко обрывающийся вниз, это не вожделение, а нежность, такая пронзительная, и совсем не уместная в данной позиции. Он развёл ягодицы, и впился глазами в открывшуюся картину, Митя только шумно вздохнул и развёл шире ноги, раскрываясь и показывая себя полностью, без остатка. Что изменилось, что повернулось в голове у Матвея, что теперь, он испытывает экстаз только от вида этого розового, подрагивающего, то ли от нетерпения, то ли от нервов, отверстия. И не задумываясь ни на секунду, он наклонился и легко коснулся губами, провёл языком, немного отстранился и подул, наблюдая за сжимающимися мышцами. — Чуд, может, — Митя говорил глухо, так, что Матвей сразу и не понял, но почти сразу прислушался, — может просто подрочим друг другу? Мне, если честно, шевелиться больно. — А я тебя и не заставляю шевелиться. Можешь просто полежать, прикинуться бревном, а то, что нужно, я сам расшевелю. Перевернись на спину. Митя с кряхтением развернулся, пытаясь придать физиономии скорбное выражение, но слегка возбуждённый член, выдавал его с головой. — Ты только будь со мной нежным, а то рёбра, сам понимаешь. — Хорошо, моя девочка, лишим тебя во второй раз девственности по высшему разряду. — Вот дурак! Сейчас залезу в пузырь, и не дам, — Димка готов был обидеться, на что Матвейка только фыркнул. — Да я на твою идеальную задницу молиться готов, а ты дразниться удумал. Вот уж нет, номер не пройдёт. Где смазка? — Под подушкой всё, — и Матвей готов был поспорить, что Митенька покраснел.