На берегу Шлирзе

Сумерки давно опустились на город, за окном моросил дождь. Не летний теплый ливень, а мелкая морось, словно из пульверизатора кто-то брызгал в лицо ледяной водой. Было довольно холодно, что логично, не лето, а самое унылое время года. Листва уже давно опала, деревья стояли голые, ничуть не стесняясь своей наготы. Ночью уже случались заморозки. Том смотрел в окно, сумерки сгущались, зажглись фонари, люди спешили по домам, кто-то с работы, кто-то с учебы. Он ненавидел осень, ненавидел холод, ненавидел одиночество. Но в данный момент он ничего не мог изменить, чисто физически не мог вскочить, побежать в ближайший бар, выпить с друзьями, возможно даже они, дурачась, устроили бы местным зевакам импровизированный концерт. Нет, он не был профессиональным музыкантом, но в своей компании мог позволить себе играть, возможно, даже петь, если настроение это позволяло. А оно позволяло. Ребята устраивали феерические шоу, их компанию знали почти во всех заведениях их небольшого городка. Причем с хорошей стороны знали. Пятеро красавцев-парней, они не могли не притягивать взгляд. Вокруг всегда крутились люди, особенно девушки, ребята заряжали позитивом всё и всех вокруг, к ним хотелось тянуться и к ним тянулись. В университете, где учились парни, они были довольно популярны. Как в типичных девчачьих романтических фильмах. Компания красавчиков, куча поклонниц, любовные истории, выпускные вечера… Но вот до выпускного не всем удалось дожить. Том тяжело вздохнул, отъехал от окна. Настроение на нуле. Он попытался задернуть штору, скрип, штора слетела с крючков. «Прекрасно! Я не могу даже элементарных вещей сейчас сделать!» Тихо ругаясь под нос, поехал на кухню, взяв из холодильника пару бутылок пива, вернулся в гостиную. Там не зажигая свет, перебрался с ненавистного автоматического кресла на диван. Парень отхлебнул пива, поморщился, он не любил пить один, он в принципе не понимал, как люди могут пить в одиночестве, как жить в одиночестве. Тишина давила, но не хотелось включать телевизор, музыку тоже слушать не хотелось. За последнюю неделю он не выходил за пределы квартиры. Навещала лишь мама, она же снабжала его провиантом. Но заставить нормально покушать сына не могла. Два месяца после трагедии Том не мог заставить себя полноценно питаться, не говоря уже о нормальной жизнедеятельности. Он не заходил в социальные сети, не смотрел новости, не ходил на учебу. Он НЕ МОГ все это делать. В голове постоянно прокручивались события того дня. Снились кошмары, порой просыпался в холодном поту, подскакивая на диване, скидывая ноги на пол… И приходило осознание, встать и идти он не может. Не сейчас. На ногах гипс, и уже не такая резкая, но все же боль в ногах. Хотя она так остро не ощущалась как то чувство в груди. Залить его алкоголем не получалось. Хотелось физически вскрыть грудную клетку и достать его голыми руками. Том допил вторую бутылку, обреченно кинул ее на пол, ехать за следующей не хотелось, как впрочем и пить. Никакого облегчения, никакого приятного расслабления алкоголь сейчас не давал, не хотелось ни играть, ни петь. Ничего не хотелось. Было только всепоглощающее чувство вины и обреченности. Где-то под подушками зазвенел телефон. Том не пошевелился. Он знал кто звонит. Мама. Больше никто дозвониться до него не мог. Она слишком за него переживает, звонит с проверками несколько раз в день. Телефон не умолкал, не открывая глаз пошарил под подушкой, вытащил трубку: — Алло. — Если бы ты не ответил через минуту, я бы приехала! — голос взволнован. — Я знаю, мам, прости. Телефон завалился за диван. — Ты там как? Что завтра привезти? — уже гораздо мягче, — хочешь заеду в булочную, возьму твоих любимых с корицей. Или испечь шарлотку? — Прости, я не хочу. — Так и не поел? — Не волнуйся, я ем. — Конечно ешь, когда я стою над тобой и контролирую каждый проглоченный кусок! -Мам, пожалуйста, не надо… — Пойми меня, сын, я же переживаю за тебя! — голос матери дрогнул, вот-вот заплачет, — я завтра с утра заеду и мы будем завтракать. Спокойной ночи, Том. — Спокойной ночи, мамуль, не переживай за меня! Телефон отправился вновь под подушку. Снова тяжелый вздох и глаза в потолок. Неспокойные мысли в голове, не покидающие его ни на минуту. Тяжело, практически физически, да что там, на самом деле тяжело физически. Он месяц не был в своей комнате. А все потому что не может туда подняться. Его квартира двухуровневая, на третьем и четвертом этаже далеко не нового здания недалеко от центра города. Том любил свою квартиру, она досталась ему от отца. Когда отец переехал в другую страну, оставив сыну квартиру, он не думая съехал от матери. Негоже взрослому парню жить у мамки под юбкой. Хотелось самостоятельности. И девушек с друзьями приглашать к себе куда удобнее. В голове проносилась куча воспоминаний связанных с его квартирой. Хотя живет он тут чуть больше года. Но столько всего успело здесь случиться! Впервые они с ребятами играли именно у него в квартире. Потом как-то понеслось, увлеклись и стало их совместным хобби, да и в универе поклонниц прибавилось. Том вспоминал их вечеринки, какие-то тихие посиделки за просмотром фильмов или футбола. Внутри снова все сжалось, из глаз побежали слезы. Утро не принесло никакого облегчения, проснувшись он сел на диване, разминая замлевшие руки, как же он мечтал о своей кровати, спать в гостиной было крайне некомфортно. Он даже не заметил, как уснул вчера, все эти мысли, плавно перетекающие в ночные кошмары, снова и снова, изо дня в день. Услышав, как открылась входная дверь, он выехал матери навстречу. — Доброе утро, Том. — мама тепло улыбнулась. — Доброе… Наверное… У кого-то точно доброе. Клаудия хозяйничала на кухне, она приезжала к сыну ежедневно, боясь оставить его даже на день без внимания. Она была в курсе всех событий, так перевернувших жизнь ее ребенка, любимого и единственного сына. Видела прекрасно его состояние, пыталась уговорить его обратиться к специалисту, но Том тогда вспылил и резко дал понять, что никуда и ни к кому не пойдет со своими проблемами. Она знала, что ее мальчик сильный и справится с этим, но сердце было неспокойно. Они практически молча завтракали. Том ел без аппетита и только потому, что был под пристальным вниманием матери. Его это напрягало, раздражало, но он не мог как-то воспротивиться дорогому для себя человеку, даже когда они поругались из-за его отказа идти к психотерапевту, Том понимал, что мама делает это из заботы к нему. Поэтому молча без лишних препирательств ел, практически не чувствуя вкуса еды, не смотря в свою тарелку. — Том, ты на себя в зеркало давно смотрел? — Что я там увижу принципиально нового? Мама вздохнула: — Твои волосы уже сами в дреды превратились, а ведь в юности ты платил за это парикмахеру. Борода как у старца, кожа на скулах натянулась и скоро лопнет. И серый цвет лица тебе не идет. Я понимаю твое душевное состояние, пытаюсь понять, правда, но заживо себя хоронить нельзя! Ты молодой, красивый юноша, нужно жить дальше, мне тоже жаль твоих друзей, но уже ничего не изменить. — Мам, прости, у меня нет на это все настроения. Дальше разговор не клеился. Клаудия понимала сына, переживала за него. Та трагедия унесла жизни двух его друзей, два других винят ее сына в их гибели. Том ковырял лениво в тарелке, в голове одни и те же мысли. Эта осень сведет его с ума. Тут в голове как щелкнуло. Он отложил вилку в сторону и уставился перед собой. Клаудия не донесла чашку до рта, испугавшись посмотрела на сына: — Том, все хорошо? — голос женщины не скрывал волнение. Клаудия, не мигая, смотрела на сына, она боялась любого изменения в его настроении. — Мам, отвези меня в Шлирзе. Женщина посмотрела на сына, на лице недоумение, и даже удивление. — Прошу, отвези меня. Хочу побыть вдали от всех. Там спокойно. — Сын, ты понимаешь, что я не смогу ездить к тебе каждое утро и готовить тебе завтрак? — Понимаю. Обещаю, я буду кушать. Хочешь буду присылать тебе фотоотчет? — Ну как ты там совсем один будешь? — Мамуль, все будет хорошо! Я и в своей квартире один, и то ограничен лишь гостиной и кухней. Из-за кресла я не могу подняться в свою комнату, не могу выходить на свой балкон. (Том любил балкон, и открывающийся вид, балкон был открытый, довольно большой, чтобы там поместился стол, диван и несколько стульев. Было приятно проводить вечера с друзьями, под звездным небом, наслаждаясь ароматом каких-то невзрачных цветов, которые сажала мама по периметру балкона в навесных корзинах. Мысленно Том опять был там, в беззаботном времени, с друзьями, девчонками). Снова вздохнув он продолжил, не глядя на мать: — Просто не хочу находиться сейчас в своей квартире, много всего произошло, без ребят она кажется пустой. А в бабушкином доме приятные воспоминания, что-то такое из детства. Мне хочется там побыть. Обещаю позвонить, если что-то пойдет не так и мне понадобится помощь. — Хорошо, я не могу тебе что-то запретить, ты мальчик взрослый. — Но ты можешь отказаться транспортировать мое беспомощное тело туда. — Беспомощное? — голос Клаудии снова обрел ноты взволнованности, — ты точно там справишься? — Прости, корявая шутка вышла. — брюнет попытался улыбнуться, — мне в том доме будет удобнее, он маленький, одноэтажный, все под рукой. Да и у меня всего-то ноги сломаны, а не все тело. Я относительно дееспособен, на моей коляске гонки выигрывать можно, с такой-то техникой не пропаду. Если что попрошу помощи у Хельги. Она ж до сих пор там живет? — Точно, нужно попросить Хельгу за тобой приглядеть.