Некуда бежать

Гермиона урождённая Грейнджер сидит за одним обеденным столом, напротив, как ни в чём не бывало, завтракающего Ирвинга Фоули.

— Вы точно ничего не желаете, мисс Босуорт? Вина? Кофе? Чаю? Здесь подают вполне приличные десерты. А то, мне, право, как-то неловко завтракать одному. В обеденном зале гостиницы на окраине деревушки Хогсмита так мало постояльцев, что маглорожденная ведьма испытывает некий дискомфорт, находясь практически наедине с министерским чиновником. Судя по его взгляду, невольно задержавшемуся на ней, ему не нравится то, что он наблюдает в девушке перед собой. Досадливо отгоняя лезущие к нему в голову непрошенные мысли прочь. Ещё недавно пышущая цветущим видом миловидная студентка, сейчас — она лишь тень самой себя. Осунувшаяся, исхудавшая, со следами болезненной усталости и измождённости юная ведьма, но безусловно по-прежнему симпатичная. Впиваясь в неё своими глазами-омутами, он малодушно списывает эту кардинальную перемену в ней на ту нервотрёпку и нападки, которым её подвергли его малодушные, с присущей им в основной массе предвзятостью министерские коллеги. К её счастью, ему невдомёк, что всё это — по большей части результат разлуки Гермионы с Джинни, разрушительно действующей на них обеих. — Спасибо. Я не голодна. Ей не хочется ему улыбаться. Но она вынуждена соблюдать вежливые формальности в отношении человека, переместившего её сюда по своей доброй воле. Ха. Если бы так. Ему, наконец представилась замечательная возможность перехватить её одну, вдали от чужих глаз — от опекуна и самого Дамблдора, не ведающего, что происходит за его спиной, и вновь завести интересующий его разговор. Элфиас Дож вынужден задержаться в министерстве до вечера, Дамблдор с пятницы в школе, и тут по мановению палочки, как нельзя вовремя, возникает он—подобно дьяволу с выгодным предложением помощи— молодой невыразимец с широкими возможностями и полномочиями. Как так случилось, что именно он оказался в ту самую роковую ночь среди вызванных Дамблдором людей, когда Гермиону с Джинни выбросило в Хогвартс 1943 года? Никак не иначе — издёвка судьбы.

— Я слышал в ваш адрес Гермиона довольно хорошие отзывы от экзаменационной комиссии. Одни «превосходно». Не все чистокровные могут похвастаться такими исключительно высокими результатами.

— Должно быть, мистер Малфой рвёт и мечет, будучи огорчённым моими успехами? С учётом того, что он самолично потворствовал моей переэкзаменовке.

— Если честно, больше всего мистер Малфой должен быть озадачен тем, что его собственный сын Абраксас лишь замыкает десятку лучших по успеваемости студентов. В то время, как вы, будучи по его мнению — всего лишь маглорожденной, находитесь на лидирующих позициях, — деля первые места с весьма многообещающими студентами с вашего же факультета — неким мистером Реддлом и более мне известным мистером Бёрком. Находясь ровно между ними. Не говоря уже о том, что этот список ранее состоял исключительно из юных волшебников. До вашего пришествия даже чистокровные ведьмы в нём наблюдались лишь за редким исключением. Отпив из бокала вина, он с пристальностью уставился на Гермиону, что-то обдумывая и отмечая в своей голове. В то время, как маглорожденная ведьма сидела вся, как на иголках, внешне оставаясь непоколебимой, но в любой момент ожидая от него удара. Она прекрасно видит, как он выжидает удобного момента, чтобы закидать девушку наиболее интересующими его вопросами.

— Откуда вы знаете профессора Альбуса Дамблдора?

— А кто его не знает? Он — довольно известная и значимая фигура в магическом обществе. Талантливый учёный, выдающийся маг, профессор Трансфигурации. Человек, действительно заслуживающий все те почести и лавры доставшиеся по праву ему. Ну и разумеется, нам доводилось ранее пересекаться с ним.

— Да, у Альбуса Дамблдора весьма широкий круг знакомств. Я наслышан, что он не чурается общения с маглами. Что удивительно… В свете того, что…

— … что его отец сидел в Азкабане из-за убитых им маглов? Её собеседник с интересом поглядывает на маглорожденную ученицу. Он всерьёз рассчитывает, что её это должно напугать и отвернуть от их с Джинни благодетеля? Но при этом, она сама уже жалеет, что повелась и поддержала этот разговор, который в любой момент может завести куда не следует.

— О, так вы в курсе тайной трагедии Дамблдоров? Замечательно. Стало быть, вы вхожи в узкий круг приближенных к нему людей, раз знаете такие деликатные вещи из прошлого его семьи и пользуетесь его доверием?

— О чём вы, мистер Фоули? — ведьма задаётся мысленным вопросом, какую игру ведёт министерский чиновник. Что он вынюхивает и пытается прощупать? Подловить её на неискренности и лжи? Однозначно, он осведомлён, что из всей семьи профессора Трансфигурации уцелел один лишь младший брат профессора.

— Гермиона, я думал, мы оставили эти условности в нашем с вами общении позади… Называйте меня пожалуйста по имени! И к тому же, — оказавшись в Хогвартсе, ну не просто же так вы бросились разыскивать декана Гриффиндора? О, бедная мадам Лиоба! Должно быть, он изрядно потрепал нервы школьной медсестре в своих попытках раскопать интересующие его факты.

— Просто, меня мучает вопрос, раз вы так тесно знакомы и так хорошо общаетесь, он помог вам с обустройством — найдя в кратчайшие сроки вам новую семью. Отчего вы сбежали с подругой от него же на Слизерин? Неужели это выглядит так очевидно? Девичьи пальцы нервно мнут край скатерти. Соберись. Слукавь. Дай ему часть правды. Главное, не выдать своё волнение.

— Я не сбегала. Я лишь оградила нас от чрезмерной опеки. Всего должно быть в меру. Не так ли? Да, и мне самой не хотелось бросать тень на профессора и считаться в чужих глазах его протеже. Гермиона отводит взгляд, вся внутренне вскипая. Фоули играючи попадает прямо в цель, заставляя её нервничать и паниковать. В чём его интерес? Зачем он ворошит эту историю и анализирует поступки и скрытые мотивы маглорожденной ведьмы? Да, Гермиона сбежала из-под влияния Дамблдора. Она помнила, как их с Джинни пытались разлучить — временно расселяя по разным больничным палатам в Мунго. Учитывая их деликатную ситуацию когда они обе эмоционально и физически зависят друг от друга — это было подобно смерти. Длительность магической комы была обусловлена именно этим. И хорошо, что врачи Св. Мунго схитрили и пошли наперекор его решению держать их строго порознь. Иначе, они бы до сих пор пребывали в отключке, в силу возраста зависимые от решения бывшего директора. Да, безусловно временной скачок, столкновение с защитой замка, травмы полученные во время битвы — сыграли свою определённую роль, достаточно болезненно сказавшись на них. Но конкретно сама длительность восстановления их самочувствия и магии — была на совести Альбуса Дамблдора. Он всячески оттягивал нахождение девушек в больничных условиях, опасаясь, что они попадут в магловский приют с той информацией о будущем, что имелась у них. Декан Гриффиндора использовал всё своё влияние и личные связи, чтобы в кратчайшие сроки найти юным ведьмам семью, подвластную его влиянию. Школьный друг — Элфиас Дож великолепно вписался в этот сценарий, безоговорочно доверяя ему и сочувствуя двум сироткам. И если бы это было подвластно Дамблдору, то он всеми правдами обязательно вытребовал у обеих девочек нерушимый обет о неразглашении их тайны.

— Я вас понял. Вы меня простите за моё излишнее любопытство — уж слишком ваша история загадочного появления меня интригует. Гермиона, какие у вас планы на дальнейшую жизнь после выпуска? Должно быть — замужество?

— Наверное, вы смеётесь? — ведьма ловит странный взгляд, от выпитого вина его глаза зловеще мерцают. — Вы, серьёзно полагаете, что ознакомившись с имеющимся сводом законов Англии меня заинтересует магический брак в том виде, в каком он существует сейчас? В кои-веки я довольна, что родилась маглорождённой и никому из чистокровных в здравом уме не захочется связывать себя обременительными узами брака со мной. До ушей Гермионы доносится смех.

— Простите, Гермиона. Я не часто встречаю столь здравомыслящих особ. Ладно, о чём говорить, даже среди своего, чисто профессионального окружения, мне попадаются не шибко думающие волшебники. Поэтому, простите меня ещё раз — это всё моя дурная привычка всё уточнять по нескольку раз. Но, в свою защиту, скажу, что я не зря спросил вас об этом, — вашим талантам будет прекрасное применение в рядах невыразимцев. Кстати, именно там до сих пор трудится один из Блэков, чьё заклинание вы мастерски испробовали на его же юной родственнице — племяннице Вальбурге. Его это изрядно повеселило. — глянув куда-то поверх её головы, он произнес. — О, это, должно быть ваша несравненная Джиневра. По щелчку пальцев, из ниоткуда возникает эльф, сноровисто убирая следы их пребывания за обеденным столом. А маглорожденная ведьма в очередной раз убеждается, что он по какой-то причине сильно заинтересован всем тем, что происходит в жизни Гермионы в этом отрезке времени. Досконально изучая всё, что так или иначе касается её.

— Слухи не врут. Вы определённо самая прекрасная ведьма в округе и на всём острове. — аккуратная ладонь Джинни оказывается в его. — Позвольте представиться лично, я — Ирвинг Фоули. — Сестра Рона с удивлением поглядывает на высокого незнакомца рядом с напряжённой Гермионой, в то время, как он невесомым поцелуем касается пальцев Джинни. Пока она чисто машинально кивает ему, одаривая наиболее вежливой улыбкой, считывая исходящее от подруги беспокойство. — Гермиона, я с вами не прощаюсь. Не исчезайте далеко, дождитесь пожалуйста меня. На мне ответственность за вас перед уважаемым Элфиасом, я вас доставлю не позже шести обратно в Министерство.

*** Едва за ним закрывается входная дверь, как маглорожденная ведьма выдыхает, сбрасывая с себя давно гнетущее её напряжение, протягивая свои руки к подруге для приветствия, тем самым втягивая её в крепкие объятия. Затем, оторвавшись от сестры Рона она легко стискивает своими пальцами её хрупкие запястья, невесомо касаясь золотого браслета подруги — всё ещё не веря долгожданной близости Джинни с ней рядом. Вокруг них бурлит и бушует магия, пуская поток магических волн, омывая вместе с быстро мчащейся по венам и сосудам кровью каждый участок тела юных ведьм, отчего их распущенные волосы приходят в движение, слегка развеваясь. Сами они довольно жмурятся, стоя разомлев от восполнения энергии, не веря, что они наконец встретились.

— Как ты? О, Мерлин, как ты исхудала. — Гермиона придирчиво окидывает с ног до головы сестру Рона внимательным взглядом.— А как бледна! Нет, я ничего не хочу сказать плохого — ты по-прежнему прекрасна, но я тебя оставляла совсем другой! Возмущённая Джинни возвращает ей тот же укоризненный взгляд, не забывая красочно подметить увиденное самолично:

— То же самое можно сказать и о тебе! Благодаря чему ты всё ещё держишься на ногах? Ты вообще спишь? А что ешь? Книгами, Гермиона, невозможно поддерживать в себе жизнь! Сыта ты ими не будешь! Мерлин, ты способна напугать своими синяками под глазами и нездоровым цветом лица кого угодно! Краше в гроб кладут. И вообще, как всегда — одно лишь беспокойство обо мне, в ущерб самой себе! Ты понимаешь, как рисковала, — вселяясь в моё тело на таком внушительном расстоянии от меня?! Твои экстремально рискованные опыты когда-нибудь тебя погубят! Ещё раз обоюдно обменявшись с виду сердитыми взглядами, довольные донельзя встречей девушки дружно последовали взявшись за руки обратно в обеденный зал, наслаждаясь отсутствием свидетелей их долгожданной воссоединения.

— Меня просто разрывает на части, насколько я одичала там без тебя. Что это был за подозрительный тип? Откуда он меня знает? Не тот ли самый, из-за которого ты упала в обморок?

— Он.— Гермиона ловит промелькнувшее в голосе Джинни беспокойство.— Этот Фоули вцепился в меня со своими расспросами. Всегда крутится где-то рядом и суёт в наши с тобой дела свой нос.

— Даже так? И что нам теперь с ним делать? Маглорожденной ведьме нравится ход мыслей подруги. И она даже позволяет себе довольно усмехнуться, спокойно откидываясь на спинку стула. Как только этот настойчивый невыразимец скрылся с её глаз, она наконец смогла почувствовать даже некое подобие спокойствия, чего не случалось с ней уже давно. Вокруг их стола плавно кружатся столовые приборы, чередуясь с тарелками, поочередно сервируя поверхность стола. Взмахом палочки маглорожденная ведьма колдует невидимую завесу, защищающую их от возможного подслушивания.

— Пока ничего. Не всё так просто. Он — сын министра магии.

— Даже так! — меню вылетает из рук Джинни, а сама она невольно осматривается по сторонам. В последние дни вокруг неё слишком много тревожности. Лишь в обществе с Гермионой её отпускает это гнетущее состояние.

— И как понимаешь, его так легко не устранить. Тем более, на данный момент есть проблемы важнее. Джин, мне не нравится какая складывается обстановка вокруг тебя, в отсутствии меня рядом.

— Ты всерьёз думаешь, что мне что-то грозит? Как по мне — всё это не стоит и выеденного яйца.

— Девиц с Равенкло, ошивающихся вокруг тебя — четверо, а ты — одна. Дайлис, ко всему прочему — староста с определёнными привилегиями. Пойми, наконец, мы обе сейчас наиболее уязвимы — мало того, что разъединены, находясь вдали друг от друга, так ко всему прочему — можем прибегать к своей магии, пользуясь ей лишь наполовину, после этого испытывая огромное опустошение и в довесок — неоправданно длительный упадок сил. Но это не в порядке вещей!

— Ну, прошло недостаточно времени, чтобы мы пришли в себя окончательно… С учётом того, что обе едва выжили. И чудом вернули себе магические способности. Что уже, само по себе удивительно!

— Конечно удивительно! Вылечиться вопреки всем стараниям Дамблдора!

— Опять ты за своё. Зачем ему нам вредить? Он содержал нас несколько месяцев! Он определил нас в семью!

— Дело не в нас, а в том, что мы несём в себе и на что способны. Мы уже вмешались в чужие нам временные события, а это привело к определённым непоправимым изменениям! Мы слишком много знаем и несём опасность этими знаниями, особенно если эта информация попадёт не в те руки!

— Но, как же иначе? Он ведь по-своему прав! Мы свалились на него, как снег на голову! И несмотря на все те трудности, связанные с нами — он вытащил нас и помог нам адаптироваться в этой реальности!

— Джинн!

— И он всегда делал всё, чтобы спасти магический мир! Он… он принёс себя в жертву!

— Мерлин с тобой, Джинни! Он уже умирал. Слышишь? Уже! Ему оставались считанные месяцы. И никто не был в состоянии помочь ему отсрочить подчинившее его тело проклятье! И говоря о жертвенности… Гермиона замедлила свою пламенную речь. Сестра Рона уставилась на подругу, сместив свой горящий отрицанием взгляд с её напряжённого рта на уставшие глаза, в которых плескалась неприкрытая боль и обречённость. Только сейчас подмечая, как маглорожденная ведьма вся в один миг поникла и растеряла весь свой боевой залп. Вся её былая кипучесть и оживлённость испарились, и на место вечно сильной и храброй Гермионы пришла уставшая, осунувшаяся девочка, чьи юные черты лишь обострились и усилились. Осознание того, что она всего лишь такая же ученица, как и все остальные, совсем недавно вышедшая из подросткового возраста, на которую разом столько всего навалилось — запоздало бросилось сестре Рона в глаза. Затянувшаяся пауза заставила её почувствовать, что они подобрались к неприятному им двоим моменту откровенности, чего так долго они обе избегали. От того самой Джинни захотелось зажмуриться и прикрыть собственные уши своими не слушающимися от подступающей паники руками.

— Что ты помнишь из событий той самой ночи? Как погиб Гарри? Руки Джинни дрогнули. А вся она виновато понурила голову слабо шевеля губами и издавая едва различимую речь, переходящую в стыдливый шёпот.

— Я… я видела в твоих воспоминаниях лишь некоторые отголоски произошедшего — ты до сих пор не поделилась всем, чему являлась прямой свидетельницей.

— Посмотри мне в глаза и возьми меня за руку — я покажу тебе кое-что. Тёмные зрачки Гермионы Грейнджер утягивали дочь Молли Уизли прочь из этого помещения, ставшего ей столь ненавистным за каких-то несколько минут. Выбрасывая её в кабинет к вновь представшему перед ней седовласому мужчине — Альбусу Дамблдору, в компании всё ещё живого, но — крайне ей неприятного слизеринского декана — Северуса Снэйпа. В этом воспоминании не было ничего казалось бы выдающегося, кроме самой фразы, отдающейся у неё в висках, отпечатавшейся на подкорке головного мозга: «Я шпионил ради вас, лгал ради вас, подвергал себя смертельной опасности ради вас. И думал, что делаю всё это для того, чтобы сохранить жизнь сыну Лили. А теперь вы говорите мне, что растили его как свинью для убоя…» Выныривая в действительность, она не сразу смогла сфокусировать свой взгляд, будучи дезориентированной и временно не различая реальность от чужого воспоминания.

— Даже так? Свинья для убоя? Гарри знал? — кивок от по-прежнему молчавшей Гермионы. Знал! Иначе бы не пошёл бы сдаваться добровольно Волан-де-Морту. — А где была я в тот момент? О, Годрик, Фред! Джинни по роковой случайности в тот время настолько накрыла с головой смерть брата, что она толком не обращала внимание на разворачивающиеся вокруг всех них не менее драматичные события.

— Если это одно воспоминание заставляет меня сходить с ума, то что тогда со мной будет, когда я увижу саму смерть Гарри?

— Ты прекрасно знаешь, что я покажу его тебе не раньше, чем ты будешь сама готова к этому. А теперь соберись и выслушай меня окончательно. Лёгшая поверх руки Гермионы аккуратная ладонь Джинни послужила толчком к продолжению ранее затронутой темы в разговоре.

— Как оказалось — я просчиталась, ошибочно решив что наш ритуал доведён до логического конца. Да и как бы мы всё это успели провернуть? Мы были крайне ограниченны в своих возможностях со всех сторон! И в тот решающий и ключевой для нас момент — я была ориентирована лишь на спасение твоей жизни!

— Мерлин, Гермиона! Не кори себя напрасно. Ты пыталась успеть сделать всё, что было в твоих силах…

— Должно быть, именно поэтому, вместо того, чтобы вовсю пользоваться огромными преимуществами нашей установившейся связи — мы ощущаем на себе лишь побочные эффекты недоработки ритуала. Стоит мне более-менее поколдовать — как наступает плата за чрезмерное использование магии. Мы же ни дня не провели вне школьного лазарета! То, что там дают зелья ослабевающие и притупляющие наши и без того неустойчивые магические способности — это факт. Нас контролируют. Из благих соображений, по мнению Дамблдора… Нет-нет, не перебивай меня — ты сама наглядно видела, что входит в понятия «всеобщего блага» для нашего директора. Взяв Джинни за руку, Гермиона мягко приподняла голову подруги за подбородок, пытливо вглядываясь ей в лицо и пытаясь сосчитать её эмоции.

— Пойми, ему на руку наша беззащитность — это толкает нас обратно к нему, где взамен его лояльности к нам, он будет требовать нужной ему линии поведения и ответных услуг.

— Так ли это ужасно? Мы здесь совсем одни. И как ты недавно отметила — беззащитны перед многими обстоятельствами.

— Ты бы хотела скинуть с себя груз прошлого — отказываясь от своих былых воспоминаний, чувств, забывая навсегда свою жизнь? Или не иметь возможность делиться своими воспоминаниями даже со мной?

— Отказаться от своей памяти? Добровольно забыть собственную семью? Ты считаешь, что он может заставить нас пойти на этот опрометчивый шаг?

— Ну, настойчивость крутящегося вокруг нас Фоули, имеющего широкие возможности, как никогда ему на руку!

— Хорошо. К чему ты ведёшь?

— Мы должны завершить начатое нами. Это в некоторой мере обезопасит нас. Смотри, я откопала часть материала о ритуале, где упоминается, что следует делать дальше и как вернуть свои былые магические силы и даже увеличить свою магию — но, Мерлин Всемогущий, этот самый источник информации был уничтожен Вальбургой! И пока я не обзаведусь полной версией теоретической части обряда, мы будем вынуждены прогибаться под остальных и в первую очередь, учитывать их желания, а не собственные!

— Значит, по-хорошему, нам нужны Блэки или хотя бы тот же самый Альфард?

— Да. Розье, Монтегю, Крэбб со своей стороны компенсировали убытки. Но чего-то медлят сами Блэки. И меня это демонстративное молчание напрягает. И, возвращаясь к нашим гиппогрифам — меня пугает, что тебя караулят подружки Чемберлен. Тебе крайне небезопасно сейчас находиться одной. По возможности избегай одиночества и не забредай в безлюдные и заброшенные места. Пусть тебя провожают волочащиеся за тобой слизеринцы или гриффиндорцы, раз уж Альфард так повёл себя… Итак, расслабься, перед тем как мы разлучимся вновь, я буду восполнять нашу обоюдную нехватку магической энергии. Кто знает, сколько мы не увидимся ещё.

*** Том лениво оглядывал собравшуюся в одном месте публику, невзначай опираясь спиной о барную стойку «Трёх мётел». Легко скользя рукой по её поверхности, он ощущал под пальцами её идеальную гладкость. Вокруг него сновали многочисленные школьные девицы, нарочито мелькающие перед ним, в попытке обратить хотя бы крупицу его внимание на себя — все, как на подбор одинаково не запоминающиеся, с однообразными укладками и в нарядах по моде тех лет, обязательно глупо хихикающие и краснеющие при виде него, и улыбаясь ему во все тридцать два зуба. А сам он высматривал, соблюдаются ли выбравшимися в выходной день праздными студентами меры приличий, со скукой поглядывая на вход, где должны были вскоре появиться слизеринцы.

— Том, в «Кабаньей голове» столпотворение — яблоку негде упасть.— староста со снисхождением глядит на запыхавшегося сокурсника, только что влетевшего на всех парах в заведение.

— И? Ты мне прикажешь всё делать за вас? Поторапливайся Розье с организацией нам всем отдельного стола.Желательно в отдалении ото всех и при этом у окна. Однозначно, хорошая была идея — привлечь новых людей к своему окружению. Особенно, когда эти недавно присоединившиеся к его компании обладали нужными связями и родством с кем-то особо важным, поставляя ему скрытые от большинства волшебников редкие сведения и свежие слухи из самого Министерства Магии, которое ни за что не позволит обнародовать истинно важные события в средствах массовой информации.

— Как самочувствие у твоего отца, Абраксас? — Том проявляет некоторое участие и скрытый интерес к сыну Цепиона Малфоя, который занимает важный пост в Министерстве.

— Его рука не подлежит восстановлению. — эта тема малоприятна слизеринцу, и он не хочет лишний раз поднимать её. Его всего до сих пор трясёт от действий родного отца — позволившего втянуть их семью в жуткие разбирательства. Нет. Ему абсолютно не жаль саму маглорожденную ученицу, на чью долю обрушился гнев непримиримого к нечистокровным волшебникам Цепиона Малфоя. Начерта она сунулась на Слизерин? Но то, что последовало потом — нанесло некоторый урон репутации и делам отца, бросая тень на их фамилию. Теперь на плечи Абраксаса ложится целиком ответственность за улучшение репутации их семейства.

— Какая жуткая несправедливость! Вы нашли виновника произошедшего? — Нет. Реддл однозначно не собирается делиться имеющимися у него сведениями, особенно теми, которые он не в состоянии подкрепить доказательствами — палочка Босуорт действительно оказалась чиста. Но разговорить сокурсника не помешает — Малфои вертятся в высших кругах и всегда знают наперёд больше остальных.

— В кабинете был слишком активный магический фон, чтобы отследить виновного. Всё бы перетекло в безобразный скандал, если бы мы потребовали подробного разбирательства — в том месте присутствовали самые известные и благородные магические семьи. Требовать у всех присутствующих в тот момент проверки палочек — сродни нанесению публичного оскорбления.

— Кроме грязнокровки… Начало положено. Стоило только подкинуть тему, как остальные продолжили за него интересный ему разговор. Делясь всем тем, что было им известно от высокопоставленной родни.

— Подумать только — из-за какой-то магловской девки твоего отца лишили места в школьном совете, не говоря уже о негласной должности казначея! Ставить права грязнокровки выше чистокровных — уму непостижимо! — Розье погружает всю пятерню в густую гриву, по привычке доставая сигарету, с очевидным намерением свободно закурить, но тут же вспоминает, где они сидят, сконфуженно вертя головой и оборачиваясь, заметил ли кто его промах.

— Соглашусь! Какой абсурд! Какие, кстати, новости о грязнокровке? Говорят, она больше не вернётся ни то, что на Слизерин, но и в сам Хогвартс! Ведь ни для кого не секрет, что это сам Цепион Малфой придумал таким действенным способом избавить факультет самого Салазара от неё. Что — похвально. Считаю — наша школа чересчур лояльна и гостеприимна по отношению ко всякому отребью. Надеюсь, уж в Министерстве за неё взялись как следует?

— Если бы! Мне тут шепнули, что от неё в огромном восторге вся экзаменационная комиссия. Том не удивлён доносившемся до его ушей вестям. То, что Босуорт сильна в учёбе было им отмечено давно. Они частенько пересекались, выбирая самые сложные дисциплины с ограниченным числом мест и при наличии высоких баллов. Дай ей такую возможность — она бы с огромным удовольствием не вылезала из школьной библиотеки.

— Отец рвёт и мечет — мало того, что она скоро вновь приступит к занятиям, так ещё её взялся защищать сам Дамблдор!

— Да ты врёшь! Как же так? Неужели на неё нет никакой управы? Ведь ваша семья Абраксас — имеет огромное влияние на сам Визенгамот!

— Какого драккла Дамблдор вновь суёт свой нос не в своё дело? Разве это в его компетенции? Она — не гриффиндорка и не имеет никакого отношения к львиному факультету! — все знают, насколько слизеринский староста не переносит профессора Трансфигурации. Поэтому на какой-то момент замолкают. Позволяя ему выговориться.— Значит, говоришь, что она вернётся? Становится понятно, для чего старина Слизнорт посылал приглашение предназначающееся обеим Босуорт на его посиделки в клубе Слизней. Как всегда слизеринский декан больше всех знает.

— Прошёл слух, что обе Босуорт удочерены Элфиасом Дожем, а он в свою очередь — близкий друг Дамблдора. Смекаешь? У самого Дожа нет своих родных детей.

— Что? Да не может того быть! Насчёт второй ещё понятно. Но для чего ему удочерять ещё и грязнокровку? В чём логика? Никто из чистокровных в трезвом уме и памяти так не поступает!

— Да и Дамблдор не просто так защищает грязнокровку…

— Поллукс, что ты имеешь в виду? Не ходи вокруг да около, если есть что сказать — выкладывай!

— Помните тот день, когда над грязнокровкой учинили разбирательство? А после — в кабинете её принялся расспрашивать сам Ирвинг Фоули и она внезапно рухнула в обморок… Знаю, потому как моя тётка там самолично присутствовала и всё нам передала!

— Даже так? Сам Фоули, говоришь? А что он там забыл?

— Подожди. А сам этот тип, Фоули — кто такой? — Тома начинает охватывать нетерпение. Что может быть хуже неведения? Фоули… Что-то знакомое мелькает на задворках памяти. Как староста, Реддл вынужден сталкиваться со многими студентами и знает наиболее частых нарушителей школьных правил. Ага. На Рунах он пересекается с неким Фоули. Фицуильям, кажется. Вечно конфликтует со слизеринскими игроками и являясь капитаном конкурирующей Слизерину команды Гриффиндора. Фоули! Тот самый парень, непонятно каким образом с этого года занявший должность старосты! Должно быть, Дамблдор совсем помутился рассудком выбирая такого кандидата. Тот же гриффиндорец Бенджамин Праудфут более чем уместен на этом посту!

— Как — кто? Старший сын министра магии! Невыразимец на очень хорошем счету. Некогда лучший по успеваемости студент нашей школы — в школьном зале трофеев достаточно пылится предназначающихся ему наград. Его младший братец с Гриффиндора — Фицуильям, не чета и полная противоположность ему. Разгильдяй и повеса. Один квиддич на уме. А старший  — Ирвинг крайне редко мелькает в светской хронике и почти не посещает мероприятия в высших кругах магического общества… Хотя многие чистокровные семейства мечтают затащить столь завидного жениха к себе на званный вечер, и благополучно попытаться представить ему своих дочерей. Думаю, ни для кого не секрет, что мечта многих — породниться и заручиться поддержкой такой влиятельной семьи!

— И? Как всё это связано с самой грязнокровкой? — Тома всего передёргивает. Чистокровные сверстники выдают слишком много сплетен разом и в этой массе слухов трудно выловить рациональное зерно и правдивую информацию.

— Как говорят мои родители — Дамблдор после того инцидента весь переполошился и теперь старается везде сопровождать и не спускать глаз с Босуорт, всячески ограничивая малейшие поползновения в её сторону и попытки пообщаться с ней Фоули. Том сидит в раздумьях, едва ли прислушиваясь к остальному разговору разгорячённых слизеринцев. Увлечённые бестолковой болтовнёй и жарким спором, студенты пропускают момент, когда возле их обособленного стола возникает неприметный третьекурсник — с загадочным выражением на лице протягивая слизеринскому старосте смятую записку. Почти после этого сразу растворяясь в галдящей толпе школьников. «Поторопись сунуть свой любопытный нос в примечательное местечко под названием N — там тебя ожидает нечто занимательное». Нечто за-ни-ма-тель-но-е. Реддл с сомнением взирает на идеально выведенные строки, задаваясь мыслью, что донёсший ему эту весть человек вкладывает в эту фразу? Зная его причудливое чувство юмора и присущую доносчику наблюдательность — всё это может вылиться как в некий розыгрыш, равно как и в нечто важное. Однозначно надо пойти и проверить это «нечто занимательное». Глаза невольно косятся на его ничего не ведающих собеседников, оживлённо собирающих последние сплетни. Мерлин, какие они в большинстве своём приземлённые, склочные. Не способные на сильный поступок избалованные и изнеженные мальчишки! Распри, смазливые девицы, алкоголь, азартные игры — больше ничего важного не интересует их. Всматриваясь в открытый вид из окна, он замечает знакомую спину удаляющегося в поиске ближайшего уединённого места слизеринца. Спустя краткое мгновение уже наблюдая воочию, как из темноты подворотни выбирается навстречу ярким солнечным лучам редкой красоты породистый кот, изначально отличающийся более крупным звериным туловищем, нежели чем у рядовых магловских представителей семейства кошачьих. Занимательно. Этот безумец совсем не таится менять свой человеческий облик на животный вблизи людей и лишних свидетелей. А надо бы! Ведь он всячески нарушает магическое законодательство — скрывая свой статус и не желая придать огласке свои анимагические способности. Едва Том в уме принимает осознанное решение покинуть сборище чистокровных разгильдяев и удалиться в нужном ему направлении, как в ноздри ударяет приторно-сладкий аромат дорогих женских духов, вызывающий головную боль. Стоит ему сопоставить возникшую в голове ассоциацию с интуитивно неприятным ему запахом, как до него уже доносится голос самого человека, наиболее презираемого им.

— Где твой друг? Том намеренно не разворачивается лицом к стоящей позади него девице, нарушая тем самым все возможные нормы приличий — выказывая на публике своё пренебрежение её персоной. Взбешённая равенкловка огибает стол, чтобы всецело сосредоточить на себе всё его внимание. Тем самым обращая взгляды всех присутствующих на себя.

— Реддл! Я думала, мы прекрасно друг друга изучили за годы нашего вынужденного общения — ты же определённо в курсе, что я не отстану, пока не получу желаемое! Где мой парень? — Присцилла Чемберлен пылает вся гневом, испытывая злость на слизеринского старосту из-за полнейшего игнорирования её персоны.

— Как видишь — его с нами нет. — для полной наглядности он указывает рукой на собравшихся за их столом парней. Вновь теряя к ней малейший интерес.

— Ты не ответил на мой прямой вопрос. Я не слепая и сама вижу, кто находится перед моими глазами! Её взгляд негодующе скользит по собравшимся за столом студентам, ища причины упрекнуть слизеринского старосту в сомнительном окружении и обдать его рвавшимся наружу презрением, но к её собственной досаде она наблюдает весомую часть представителей золотой молодёжи со Слизерина.

— И? Я его нянька? Он волен быть везде, где ему заблагорассудится. В кои-веки одобряю его желание провести время с толком — вдали от такой напасти вроде тебя! О, Великий Салазар! Кто бы знал — чего ему стоит сдерживать рвущееся наружу раздражение и не выказывать своего истинного эмоционального состояния. Но уговор — есть уговор. Бёрк, будь он неладен, взял с него твердое слово. Проклинать её нельзя, можно поизголяться в остроумии — в два счёта доведя её до истеричного припадка. Угораздило же его лучшего друга так вляпаться! Что самого Тома лишь сильнее укрепляет во мнении держаться вдали от всей этой любовной чепухи. Либо полностью контролировать этот процесс, не позволяя любовной лихорадке целиком захватывать жизнь и лишать ясности рассудок.

— Какой же ты!..

— Какой? Ты же сама с уверенностью утверждала минутой ранее, что «мы прекрасно изучили друг друга за годы нашего тесного общения». Схваченный со стола девичьей рукой пивной бокал доверху наполненный сливочным пивом моментально отправляется в сторону уворачивающегося от её нападения слизеринского старосты, расплёскивая в полёте своё содержимое на случайных свидетелей их ссоры.

— Как твоё самочувствие, Чемберлен? — слизеринец с нарочитым спокойствием встаёт из-за стола, вытягиваясь перед озлобленной девицей в полный рост с читаемым во взгляде подозрением вглядываясь в лицо подружки Бёрка. Что заставляет её дополнительно нервничать. И помрачневшая Присцилла интуитивно начинает пятиться назад.

— Что? Какое тебе до этого дело?

— Отличная попытка прикрыться. В чём тебе не отказать — так это в умении маскироваться и морочить другим головы. Но твои искусно наложенные чары меня не обманут.— стремительно выхватив из ножен палочку — он одним мастерским движением уничтожает идеально нанесённую иллюзию, ранее успешно скрывающую многочисленные укусы муравьёв, насланных Джиневрой Босуорт на всё окружение Чемберлен.

— Том. На этот раз он целиком разворачивается всем корпусом к обратившейся ему особе. Несколько смягчаясь при виде обратившийся к нему студентки. Диана. Как всегда прекрасна и обворожительна. И самонадеянна, если полагает, что Том поведётся на её женские манипуляции и уловки, позволяя девушке взирающей на него с томным видом вить из него верёвки. Что его тронет присущая ей обаятельность и некая наигранность в манере себя держать. Неужели он ей видится сопливым глупым юнцом, которого так легко обвести вокруг пальца и развести на глупый порыв, что он по её малейшему зову молниеносно кинется ей всячески угождать и во всём ей потворствовать? Самой же Диане Дайлис осточертели напрасные пререкания лучшей подруги со слизеринским старостой, которые ведут лишь к очередной ссоре, но никак не к прояснению ситуации и пониманию.

— Скажи пожалуйста, где нам найти Аарона? — она решает взять инициативу в свои руки, но никак не ожидает того, что последует дальше. Все её прогнозы рушатся, едва она заглядывает ему с надеждой в глаза, не находя нужного ей отклика. С негодованием подмечая его складывающиеся в подобии снисходительной улыбки губы.

— Забавно, я думал на Равенкло учатся самые интеллектуально одарённые студенты? Ну же! Не разочаровывай меня Диана!

— К чему этот безосновательный агрессивный выпад с твоей стороны? — её задевает, что вместо должного внимания и учтивости, она ощущает явное недовольство Тома ей. Который уже явно собирается их всех покинуть, к её сожалению. Напоследок бросая ей обвинение:

— Безосновательный? Дорогая Диана, — от его ядовитой интонации её всю пробирает, заставляя неловко робеть, чувствуя себя под его властным взглядом одновременно жалкой и податливой, что в естественной обстановке ей мало свойственно. Она неотрывно разглядывает слизеринского старосту, завороженная его внушительной и опасной красотой, мечтая чтобы его недовольство сменилось теплотой к ней, а лучше всего — взаимной влюблённостью.— разве это не на вашей обоюдной совести с Чемберлен — если она, конечно есть! — безобразный скандал между Бёрком и Фоули, в результате которого им двоим назначена отработка и запрет на посещение Хогсмита в течении месяца? Смотря с сожалением в его удаляющуюся спину, Диана Дайлис даёт себе клятву, что во чтобы то ни стало обратит внимание самого Тома Реддла на себя и завоюет его любовь. И если для этого стоит всего лишь помочь сохранить Присцилле их отношения с Бёрком — уничтожая возможную преграду в виде соперницы — она не задумываясь сделает это.

*** Так что же это за такое «нечто занимательное»? Вещь, человек, информация? Едва поравнявшись с представшей перед глазами Реддла гостиницей, он уверенно обходит старинное здание, минуя пышно разросшиеся кусты, проникая в него с чёрного входа. В ход идут отвлекающие чужое внимание чары, пока он исследует рекомендуемое ему помещение. Волшебницы и волшебники торопятся в какое-то загадочное место и увлекаемый небольшой толпой Том, интуитивно позволяет вести себя, задаваясь мыслью, а не напрасно ли он тратит своё время? Задержавшись в дверях обеденного зала, он замечает удобную для обзора нишу, из которой хорошо просматривается весь интерьер помещения, включая всех его посетителей. В основном, здесь обитают одни достопочтенные супружеские пары с детьми, редко одинокие маги или волшебницы, и поэтому ярким пятном выделяется сидящая к нему спиной увлечённая оживлённым разговором и поэтому не замечающая ничего вокруг парочка девиц. С явным упоением проводящая время в компании друг друга, с заговорщицким видом что-то нашёптывая. Разговор не подслушать — ещё издали ощутимы хорошо наложенные чары, и ему остаётся лишь разглядывать их идентично светлые макушки со стороны, испытывая смутную догадку. Со спины их почти не отличить и первое впечатление о них складывается, как о состоявших в родстве девиц. Наконец, когда одна из девиц поворачивается в полуобороте к возникшему из воздуха услужливому эльфу с тарелкой доверху наполненной пирожными и его мозг пронзает понимание того, на что ему пытались указать в записке. Мерлин! Какой сюрприз. В груди учащается сердцебиение и он забывает, как дышать, сглатывая, затем судорожно облизывая свои пересохшие губы. Всё теряет свою былую значимость. А его самого охватывает предвкушение.

*** Наконец Гермиона выходит на задний двор гостиницы, обуреваемая противоречивыми чувствами. С одной стороны — ей не хотелось отпускать от себя Джинни, самого дорого ей человека, всерьёз опасаясь за её благополучие. С другой — её саму, равно, как и сестру Рона, сильно измотал их случившийся разговор с обрушившимися на них вновь эмоциональным потрясением и горечью. Имеющаяся у Гермионы ценная информация, давно её мучающая, — наконец была озвучена вслух и донесёна до сознания подруги, найдя свой выход — сея ростки сомнения касательно правомерности действий их бывшего директора. Джинни Уизли до сих пор подвержена ностальгии и всему тому, навеянному родом из её детства. Она искренне любит и восхищается Альбусом Дамблдором, — по сути бывшим той нитью, что соединяла их прошлое и настоящее. То, что таким же проводником является и ненавистный им Том Реддл, они обе старательно отмахиваются от этого факта. Предпочитая забыть, что он здесь существует наряду с ними. Оглядываясь по сторонам маглорожденная ведьма ищет взглядом Ирвинга Фоули, который обещал её забрать. Тем более, мгновением ранее к ней подходил сам метрдотель, утверждая, что её здесь давно ожидают. Но вместо доставучего невыразимца она натыкается взглядом на того, кого бы предпочла больше никогда не встречать. Она закрывает глаза и вновь открывает их, но чуда не случается. Том Реддл, возникший в поле её зрения никуда не исчезает. Память ей услужливо подкидывает воспоминание с их последним времяпрепровождением, — если это бесстыдство можно назвать так и это заставляет её краснеть. Нет, ей не стыдно за сам факт её поступка, скорее её терзает вина за выбор человека, с кем она предавалась подобной вольности. Внутренний стыд заполняет всё её существо и мысли. А сама она начинает ощущать себя грязной и распущенной, что позволила себе подобную дерзость. Да и с кем! С самим Томом Реддлом — мать его, Волан-де-Мортом! Если первый случай их вынужденного соприкосновения на поле сражения она не считает должным оправдывать — девичье, казалось бы фривольное со стороны поведение продиктовано колоссальным стрессом из-за смерти на её глазах лучшего друга и острым желанием во что бы то ни стало умудриться выжить — узнавая о враге как можно больше важного. Но как объяснить самой себе то, что произошло уже позже в кабинете Дамблдора? Как перестать проклинать саму себя за собственную никчёмность и стыд перед Джинни за эту роковую ошибку? Как избавиться от воспоминаний о его непрошенных руках на её теле? Как выбросить из головы мысли о том, как она касалась его, наслаждаясь чувством собственного превосходства — наблюдая его временную беспомощность и боязнь того, что последует дальше? Гермиона отвлечённо наблюдает, как из дальней точки раскинувшегося позади отеля цветущего сада к ней приближается, стремительно увеличиваясь в размерах, слизеринский староста. Весь в чёрном он уже с самодовольным видом возвышается над ней, как хищная птица над мелким грызуном, из-за недостаточной бдительности случайно выдавшим своё местонахождение. Могли ли за Джинни незаметно следить? Но зачем? Хотя, в свете последних событий уже нечему удивляться. С язвительной улыбкой Реддл разглядывает свою сокурсницу, подмечая разительные внешние перемены в стоящей перед ним светловолосой ведьме. То, как они со второй Босуорт одновременно изменились за то короткое время, что не виделись. Теряя в весе и приобретая неестественную бледность лица с тёмными от бессонницы кругами под глазами. Словно заболевая от невозможности быть рядом.Особенно эта схожесть внешнего состояния бросается в глаза в сцене прощания — одинаковая болезненность вида, одна на двоих губительная хандра замерзшая во взгляде. Наконец грязнокровка предстаёт перед ним. Язык не поворачивается её причислить к остальной серой массе учеников и учениц. В его мысленной иерархии среди окружающей его толпы она стоит особняком. И он старается отстранённо воспринимать её — как можно реже впуская в свою голову, иначе незримое присутствие Босуорт в мыслях угрожает его спокойствию, расшатывая нервы и казалось бы стойкое убеждение по поводу бесполезности и никчёмности грязнокровок. Ядовитые ночные фантазии отравляют своей порочностью его сновидения до самого пробуждения, стоит только коснуться головой подушки. Все его ночи теперь принадлежат ей одной, вымещая Вальбургу и вереницу других случайных девиц, некогда случайно обративших внимание Тома на себя. Даже очаровательная Диана Дайлис больше не радует глаз своим приятным видом, вызывая лёгкую досаду. Хотя ещё в начале месяца он сам тянулся к ней — выделяя равенкловку среди остального многообразия учениц. Вполне допуская в мыслях такую привлекательную чистокровную спутницу рядом с собой. И он, как нельзя рад, что ему, как привилегированному ученику есть, где уединиться и снять физическое напряжение, мучающее его с того дня, как он позволил юношеским гормонам взять над собой верх. Поравнявшись с ней, он не сдерживает своего ликования, отвешивая ей издевательский поклон. Подмечая, как она досадливо отводит свой взгляд от него, мысленно стремясь выстроить между ними незримую стену.

— Во истину, какая неожиданная встреча! Наши края посетила сама Босуорт. Чем обязаны такой чести?

— Серьезно? Реддл, ты специально мчался по наводке сюда ко мне через весь Хогсмид, чтобы поделиться собственным негодованием по поводу моего пребывания здесь? — сбрасывая оцепенение, она внешне сторонится его, всячески избегая смотреть ему прямо в лицо. Наблюдать его безупречную красоту в такой опасной близости от себя — выше её сил. Ей неловко в его присутствии и она невольно приобнимает себя руками, в защитном жесте. Ветер играется с её подолом от юбки, а от всего её мрачного облика исходит какая-то безысходность. Она определённо его ненавидит. Это читается в её отведённом в сторону взгляде, в котором плещется плохо скрываемое отвращение. Будь она в настроении, ко всему этому на её искусанных губах сейчас отразилась бы едкая улыбка, с сочащимся в ней презрением. Так дело не пойдёт. Это будет интересно поменять её истинные представления о нём и сломить волю, превращая маглорожденную ведьму в одну из тех, кто готов ради его внимания вывернуться наизнанку. Его рука тянется к её волосам, небрежно отбрасываемыми ветром назад. Длинные мужские пальцы игриво пропускают через себя пряди волос, заправляя выбившийся светлый локон за ухо. Даже сейчас он стремится к некому упорядочиванию, стремясь подчинить себе неукротимую шевелюру ведьмы.

— Почему ты так напряжена, Босуорт? — добавляя ещё тише, отчего Гермионе приходится напрягать свой слух, чтобы услышать остальное. Осознавая некую интимность момента. — Отчего воротишь своё очаровательное лицо? Ведь неделей ранее ты с удовольствием воспользовалась моей слабостью, чтобы трогать всего меня безнаказанно. Чем я сейчас тебе не угодил? Вид пунцовой Гермионы бескрайне тешит самолюбие Реддла. В груди разливается удовольствие от зрелища уязвлённой девицы. И внезапная радость, что мертвецкая бледность лица сменилась ярким лихорадочным румянцем, а в глазах зародилось нечто мстительное. Заставляя её наконец взглянуть своему врагу в лицо.

— Неделей ранее ты и сам был не прочь откинуть свои чистокровные заморочки и предаваться грехопадению с грязнокровкой. Меня уж тебе не обмануть, — я видела твоё лицо. Тебе определённо нравился мой своевременный обморок и открывшаяся тебе вседозволенность. Не так ли, Реддл? Вокруг настолько тихо, лишь где-то вдали изредка шумит листва. По спине Тома стекает пот — вокруг невыносимая духота, и голову припекают солнечные лучи. Стоит погода столь непривычная для здешних мест. Мрачное осеннее утро никак не предвещало столь невозможной жары. Слизеринец досадливо морщится от её резких, но от этого не менее правдивых слов. Он делает решительный шаг вперёд, хватая маглорожденную ведьму за подбородок. Ему определённо не узнать её тайных мыслей, но здесь скорее важен сам возможный факт позлить девицу, доводя её до исступления и потери контроля над ситуацией. А уж он то сумеет распорядиться открывшимися ему возможностями. Есть в этом нечто приятное для него — держать её за плечи, пока она изо всех сил пытается отбиться от него, молотя руками по всему, до чего может достать. Он настолько погружён во всё это, что чужой голос со стороны не сразу приводит его в чувства.

— Достаточно. Отпусти её. Пойманный на месте преступления, он не успевает справиться с собственной эмоциями — подумать только, когда это стало для него проблемой! — и своевременно надеть на себя маску благочестия. С явным неудовольствием отодвигая от себя разгневанную грязнокровку. Чья ненависть искрит в её взгляде направленном на него. Сама ученица уже едва держится на ногах. Подоспевшая Джинни с неверием взирает на увиденную сцену, уводя в сторону трясущуюся от злости Гермиону, у которой едва не валит пар из ушей.

— Неплохой конфундус. Весьма находчиво было применить его на несчастном сотруднике отеля, чтобы заманить сюда под ложным предлогом мисс Босуорт. Мистер?

— Реддл, сэр. Том Марволо Реддл. Так о чём вы? Вы мне не припишите того, чего я не совершал. — уверенный вид и умело изображённое непонимание подкупает, — за этим идеальным фасадом кроется убеждённость в том, что предусмотрено всё. Но Ирвинг чувствует проскользнувшую фальшь. Ему и самому присуща некая изворотливость, поэтому он легко вычисляет в толпе человека способного на подобное.

— О, бросьте. Забыл представиться, я — Ирвинг Фоули. — Том вынужден ответить вежливым рукопожатием на протянутую ему руку, поддерживая начатую им же игру. Попутно оценивая стоящего перед ним молодого чиновника. Так вот он какой сын министра магии. Насколько он в реальности соответствует тем слухам, что ходят о нём? Однозначно, стоит держать с ним ухо востро, следя за собственными, случайно обронёнными словами вслух, не говоря уже о действиях — иначе это будет использовано против самого тебя же.

— Блестяще вы нас провели, уводя у нас из-под носа мисс Босуорт. Слизерин? Судя по значку ещё и староста… Занимательно. Надо навестить Горация и намекнуть ему, что его студенты до сих пор подобным варварским способом выражают свои симпатии к приглянувшимся сокурсницам.

— Что? — лёгкая издёвка министерского чиновника попадает в цель. Губы Тома складываются в одну линию, а на лице читается еле сдерживаемый порыв наградить сотрудника министерства Магии чем-то неприятным и желательно болезненным.

— Как бы мне не было интересно в вашей компании, но вынужден закруглить наш разговор и попрощаться со всеми вами. Джинни, крайне рад был познакомиться наконец с вами. Мистер Реддл, как-нибудь ещё с удовольствием побеседуем вновь. Нам пора Гермиона, дайте мне свою руку. Мгновение и они вдвоём растворяются в воздухе. Оставляя двоих учеников испытывать огромное сожаление и пустоту от закономерного исчезновения Гермионы с их глаз.