Наемники Перекрестков

      Единственный плюс заказа на гномский конвой – Гвенд находится выше по Дороге, и там в ходу огнестрельное, уже даже курковое, оружие, а также духовые оркестры, играющие практически джаз, и если повезет пересечься с парой знакомых, то можно вписаться к ним со своим инструментом.       А вот сопутствующее – то, что пройти в другой уровень цивилизации можно только через мертвую зону – явный минус. Да, говорят, что есть те, кто ходит напрямую, и не только Лорды, но говорить-то говорят, а вот с теми, кто может такой путь показать, судьба не сводила. Приходится идти так, как знаешь.       И еще: одно дело самому пройти, а другое – обоз провести. Да еще гномский. Да еще ради выгоды. Отчего-то проще всего дорога пропускает одиночку, который ничего от нее, кроме новых мест и удовлетворения любопытства, не хочет. Тут она сама ведет, сама хранит и даже сама кормит.       Пробовал. Тогда, в самом начале, вверх забрался почти до летающих кораблей. Может, и дальше б отправился, если б не Онгой. Зря он увязался, плохо ему там было, пришлось обратно возвращаться.       Но зато сакс не только освоить, но и с собой уволочь удалось. Тоже странность: протащить вниз верхнее оружие не выходит – чуть отходишь от мира, где раздобыл, так и забываешь про него, а как забудешь, так и потеряешь, или подменится оно само собой на аналог, как одежда с обувью. А сакс даже в обозе не пропадает. И тоже ведь, говорят, не у всех так. Сам пару дней назад парнишку видел в верхних шмотках: блестит все, вместо пуговиц и шнуровки "пупырырки" и "самозацепки", и самокат тоже оттуда. Предупредил его, чтоб с дороги не сходил: пацан только отмахнулся – "знаю!"       Тоже надо было на Дорогу раньше удирать. Жалко, что поздно узнал, а то бегал бы пацаненком куда захочется, хоть вверх, хоть вниз. Детям проще, детей Дорога сама хранит. Пацаненок Горелую Пустошь проехал только слегка запылившись, а с отрядом на заказ выходили, так без Онгоя бы половину людей и всех коней потерял. Даже тряпки на мордах от пепла не спасали.       Сейчас – Старую Гать пройти надо.       – Марти, кончай мечтать! Водяных свиконей шугануть надо! – Дада, верхом на своем Зверюге вынырнула из зарослей высоченной осоки с внезапностью, делающей ей честь, а замечтавшемуся командиру позор. Зверюга, под чьи густые и длинные щетки не стоило заглядывать, примерно так же как смотреть зубы, чтобы по-прежнему видеть в нем нормальную лошадь, всхрапнул и улыбнулся, демонстрируя торчащие вперед резцы и крепкие изогнутые клыки.       Гномская свистулька выглядела развратно и пошло, но трель выдавала мелодичную и нежную. С замыкающей повозки такой же переливчатой мелодией подтвердили прием приказа замедлиться.       Дада кивнула и, коленями развернув Зверюгу на месте, исчезла в зарослях травы.       Сумрак, дергая повод, попытался выразить все свое нежелание лезть в неверные и ноголомные кочки, но смирился и пошел следом, как перед этим согласился с местами притопленной, замшенной и залуженной бревенчатой дорогой.       Выбор безопасного маршрута поглощал почти все внимание. Поэтому плывущие над осоковыми кущами рога удалось заметить за пару мгновений до того, как оседлавший лося Хамок показался весь.       Лоси двигались по пружинящей перине затянувшей трясину мшистой дернины почти так же уверено, как растопыривший пальцы псевдокопыт Зверюга, и почти не проваливались, в отличии от Сумрака, вынужденного непрерывно переступать, с чавканьем выдергивая увязающие ноги. Именно поэтому большая часть конвоя и пересела в лесовицкие седла на войлочных подушках, благо пригнать пяток верховых сохатых из родной деревни Хамку было несложно.       – Вязко лошадке, – и без того широкое плоское лицо низкорослого охотника из туримского диколесья растянулось в насмешливой улыбке. Мягкий и тягучий окающий выговор кажущееся ехидство лишь усиливал. Было время – обижался. Но узнав туримцев лучше и погостив в лесном стойбище, перестал.       – Обогнуть по флангу сможешь?       – Сдаля пугануть топотунчиков хочешь? Топушко тама, но с края сдаля подберусь мало не тихонько.       Лось ходко понес Хамка краем трясины. А промесивший за время разговора обширную грязевую лужу Сумрак, раздраженно фыркая, выбрался на еще целые кочки.       Стадо свиконей или топотунов, которых куда больше хотелось обозвать лохматыми бегемотами, вольготно расположилось по обе стороны от гати. Не будь этого, мирно пасущихся животных можно было проигнорировать, сейчас же требовалось вызвать у них панику и направить ее в безопасную для обоза сторону.       Тихий свист Дады и ответная трель охотника сообщили, что они выбрались на отведенные позиции.       Крупные толстолапые звери, как броней покрытые свалявшейся и слипшейся от грязи в длинные сосульки бурой шерстью, игнорировали все, кроме тонких нитевидных стеблей, кожистых листьев и незрелых болотных ягод, выбирая их толстыми губами из моховых кочек. Широкие морды и головы действительно напоминали увеличенные, укороченные и сильно приплюснутые конские, и фыркали животные совершенно по-лошадиному. Самые массивные самцы держались по краям стада, детеныши – ближе матерям, некоторые тыкались им под животы, предпочитая соски и молоко кочкам и траве. Одна из самок легла, выпихнув из-под себя капризно замычавшего крупного малыша, и, неожиданно ловко и шустро для своей неуклюжей комплекции развернувшись, сунула ему в открытый рот длинную ягодную плеть вместе с комком мха и травы. Малыш дернул головой и, распробовав лакомство, ткнулся в материнскую морду требуя еще. Мать хрюкнула и придавила шею ребенка своей, нагибая его к кочкам.       Мешать им не хотелось совершенно. Наоборот, так бы и наблюдал за ними, но дело есть дело. Трель гномского сигнального рожка была громкой и тревожной. Самцов она заставила насторожить уши, а ближайших свиконей – прервать трапезу.       Обоз отозвался ответным сигналом, а Хамок чем-то затрещал, будто проламывался через несуществующий сухостой и бурелом. Пронзительно резко засвистела Дада. Поддержать шум и тронуть шенкелями Сумрака, пусть прыгает вперед – ему же хочется.       Стадо сбилось в плотную кучку и, когда шум стороны обоза и обходящего по дуге Хамка обозначил единственное безопасное направление, свикони слажено и быстро организованно отступили вглубь непроходимых для людей и их животных топей.       Других задержек не случилось, и к месту ночевки – увенчанному несколькими кривыми деревцами холму, с тут и там выступающими над низкой травкой и вересковыми подушками боками и спинами серых и рыжих валунов – подошли засветло. Гномы споро выставили возы в кольцо, сцепив их продетыми в колеса цепями.       – Завтра тяжко придется, а, вашество? – Трот Рудобой – старший по обозу, крепкий дварф, для которого поговорка "поперек себя шире" являлась точным описанием, а если тот расправлял плечи и расставлял в стороны руки, то требующим уточнения "вдвое", – присел около разведенного хозяйственным Онгоем костерка.       Отвечать не требовалось, можно было просто кивнуть. Трот ходил с товаром в Гвенд не раз и не два, и знал, что завтра придется пройти Маревку.       Там и гать местами висит над топью, а местами уходит в вязкую жижу, и надо будет постараться задержаться – подмостить дорогу фашинами, да хорошо бы как следует, а не как получится. Еще Маревка славится туманами и мороками, спровоцировавшими ее название. И опять же, хорошо, если все видения, показанные болотными духами, будут бесплотными и безобидными пугалами, призванными заставить сойти с безопасного пути и сгинуть в трясине, потому что прикидываться невинными тенями и фантазиями любят вполне реальные и живые зубастые и хищные твари, которых отчего-то чаще называют волкодлаками, хотя в разумности и человекоморфности их еще никто не заподозрил.       – Я к тебе что, вашество, ты б завтра вперед не лез. Держись рядом, вместе-то по любому отмахаемся. А мне с осеантами через тебя говорить сподручней будет. Чванливые они больно, – дварф осуждающе потеребил заплетенную в десяток косичек бороду.       Удивительный дело: никто на Дороге не станет так серьезно выяснять титулы, родовые права и привилегии и собравших их предков, как гномы, или дварфы, или вольные подземные рудокопы, в чьих расовых особенностях вечно путаются люди, но что этим же людям, для личной безопасности, никогда не стоит афишировать. Но при этом, выяснив во всех подробностях кастовую принадлежность собеседника и не менее детально и тщательно рассказав о своем сословном статусе, низкорослые бородачи панибратски переходят на "ты" и сокращают титульные обращения.       Онгой и Фахт на два голоса утверждали, что это особенность дорожных бродяг, и советовали всех отцов, дедов и прадедов запоминать и следить, чтоб не назвать мастера кайла мастером молота, но пригождаться знания не спешили.       Однако факт: потомственные мореходы Гвенда, его капитаны-аристократы, охотней имеют дело с ровней, а не с "заболотными низкорослами", и это немало повлияло на то, что Трот нанял в охрану именно Мартина дей Отранжа. Пусть в Гвенде рыцарский префикс мутирует в "дью", и пусть там никто не знает ни Альтиримских Отранжей, герцогов Гвейадорских, ни колченогого завоевателя Альтирма Ромда-Победителя, дальним потомком которого считался муж матери и официальный отец Мартина... Это не имеет значения. Кто-то когда-то с чего-то решил, что кровь обладателя меча и коня отличается от крови хозяина осла и мотыги... Иногда это общечеловеческое заблуждение удобно, иногда несущественно, а иногда мешает и раздражает. Именно из-за пресловутого префикса и семейных дрязг вокруг него младший сын любвеобильной герцогини и предпочитал считать домом трактир "Веселый коняшка" на перекрестке Дороги, а не замок на Стрижиной Круче.       – Мы пойдем в Адмиралтейство вместе, мастер Трот, как договаривались.       – Но завтра рядом с моим возом держись! – дварф сурово насупился, отчего широкие брови встопорщились и воинственной щеткой выставились вперед, но продолжил деловито и спокойно: – Стражу сегодня как вчера держим – двое моих на одного твоего и по три часа до смены?       – Думаю, сейчас больше не надо.       – Тут и думать нечего! Добрый камень здесь, чистый, хоть и бестолковый.       Трот ушел ворча, пыхтя и топая и почти сразу его над лагерем разнеслась забористая гномья ругань. Судя по всему, какой-то младший кровный родич не доследил за копытами одной из лошадей и она не то расковалась, не то почти расковалась, не то бабку поранила.       Онгой, живо напоминая старую нянюшку из тех времен, когда стоило б удрать на Дорогу, хлопотал над ужином. Лагерь можно было б и не проверять, но традиции требовали подсесть к лесовикам, хлебнуть из чарки, зачерпнуть из котла, обойти с Тротом посты первой стражи.       Когда вернулся к расстеленной Онгоем кошме, костры уже пригасли, неспешно выгрызая твердое нутро крупных кусков гномского горюч-камня, нечасовые улеглись, кто в повозках, кто у костров, завернувшись в плащи и одеяла, а над головой вовсю сходили с ума звезды. Будто два театральных занавеса трепал неистовый ветер, меняя один с другим. Вот Лучник с Возницей гонят Кота, а Повозка развернула дышло к Зиме. Вот прошла волна по темному бархату, переливчато сверкнула Небесная Река, и Лучник стал Нищенкой с протянутой ладонью, в которой горит Медный Грошик, и Псом, что сверкает Клыком и Глазом. Возница обзавелся кушаком, а Повозка потеряла колесо, вытянула дышло и мчит через середину лета. Вновь дрогнули звезды, Кот повернул голову, Возница утратил пояс.       – Беспокойная ночка. Рябит, – Дада вновь с граничащей с магией бесшумностью материализовалась рядом. Села, спиной откинулась на седельные сумки, волосы заструились будто воды звездной реки, истекшие с небосвода. Лицо, поднятое к небу, привычно перехватывала черная бархатная лента, закрывающая глаза. И все же она явно смотрела на звезды. – Завтра я заберу Мага и мы уйдем вперед. Если у нас не получится убить Сир – этот путь окончательно уйдет в тень и надолго закроется.       – Сир? - не то, чтоб это было важно знать – Дада уже все решила и ставила перед фактом. Но поддержать разговор хотелось.       – Сир. Дриада из Друэнейда. Моя кровная сестра. Мы были в одном отряде и ее пришлось оставить в ловушке. Тогда я не смогла. Она была еще Сир.       Дада замолчала. Слухи о том, что в сердце болот обитает чудовищное дерево, существовали столько же, сколько доводилось водить караваны этой дорогой. Но слухи были только слухами.       – Если простоять в здешних топях достаточно долго и суметь вылезти, ты можешь прийти на первую брачную ночь своей бабушки. Только я тебе этого не советую, – Дада все так же смотрела на пляшущие звезды своими завязанными глазами.       Ответа на это тоже не требовалось. Временной разрыв, парадокс, когда время человека или кого другого идёт вглубь времени его и окружающего мира, был одной из самых безумных и жутких легенд дороги. Говорили, что даже ненадолго угодив в него, трудно сохранить рассудок.       Испугано взвизгнул Сумрак и почти сразу злорадно коротко хохотнул Зверюга.       – Выспись, завтра вам тоже достанется, – Дада легко, слитным сильным движением поднялась на ноги. Ощущать себя наивным неопытным сопляком оказалось достаточно неприятно.        Маревку обоз прошел не без проблем, но без потерь, лесовики Хамка и парни Трота действовали слажено и ловко. Подсунуть фашины под гать, впрочем, не вышло – пришлось так, сверху, настилать – прямиком под тележные колеса. Но пробились. Маг и Дада вышли уже к послеполуденной стоянке на очередном бугре. Зверюга хромал и зиял рваными ранами на левом боку и бедре. Дада выглядела мрачней и нечеловечней обычного. Маг практически висел на своей увязающей едва не по пузо толстой тяжеловозной кобыле и, грубо послав и помощь Онгоя, и своего мелкого ученика, свалился на дно повозки и захрапел.